Свято место

POV Гарри Поттер Я — Герой Магического Мира, Мальчик-Который-Выжил, Гарри Поттер, умирал под Авадой Кедаврой дважды, и, при этом, по сути, рождался я трижды. Ну, или два раза рождался и один раз возрождался, не важно. Первый раз, всем понятно, был как у всех — папа, мама, зачали, родили. Симпатичный ребеночек — похож на папочку, глазки как у мамочки — Гарри Джеймс Поттер. Но тут приходит Темный Лорд Волдеморт и семейству достается Авада Кедавра. Папа, мама — в лучшем мире, ребеночек тоже отправился бы туда же, но срабатывает ритуал создания Крестража, душа ребеночка возвращается в тело и обзаводится довеском в виде куска души Тома Марволо Риддла. И это можно считать Днем Рождения Гарри Джеймса Тома Поттера. Я даже потом выяснил, почему этот Мордредов ритуал сработал. Все как всегда в моей жизни — редкостное совпадение удачи и «удачи»: во-первых, Риддл слишком часто разрывал свою душу, она потеряла, так сказать, стабильность — малейший толчок и, voila, еще один кусочек отваливается и попадает в новое вместилище, ему понадобилось почти десять лет помотаться по свету бесплотным духом, чтобы душа хоть чуть стабилизировалась и больше не разваливалась при всплесках магической силы, во-вторых, хрЕново пророчество старой дуры Сивиллы Трелони все-таки вступает в действие, я становлюсь Избранным, а Избранные не умирают до того, как пророчество изменит его судьбу, подгоняя ее в указанные рамки и, в-третьих, Крестраж не смог бы существовать в высокоорганизованном разуме, вот только мне тогда было всего полтора года, я, по видимому, сошел за тварь малоразумную и мы со свежеобразованным мистером Реддлом-младшим чудесно ужились. Я был малышом — у меня не было ни своего мнения, ни своих убеждений, а у доставшегося мне Крестража все это было, поэтому мое дальнейшее мировоззрение формировалось на основе уже имеющегося чужого опыта. Наши души не слились, но весьма и весьма перемешались. Второй раз я умер под второй в моей жизни Авадой Кедаврой, опять посланной Волдемортом. Душа Гарри Джеймса Тома Поттера отлетает, от нее отваливается довесок в виде куска души Риддла и я возвращаюсь в мое тело — возрождается Гарри Джеймс Поттер. На фоне потрясения от смерти и бурлящего, от осознания предстоящей битвы, в крови адреналина я сперва даже и не заметил, что что-то потерял. Вернее, заметил, но не успел осознать масштабы постигшей меня катастрофы. А потом была сама битва с Темным Лордом, в которой я победил. Маленький секрет — победить было совсем не сложно. Том Марволо Реддл был довольно сильным магом. Вырождающаяся чистая кровь его матери, смешавшись с кровью маггла, дала поразительный результат — самого магически одаренного волшебника своего поколения, а после раскола души он стал даже еще более выдающимся. Через метки Пожирателей, «пустоты» от оторванных кусочков души заполнялись чужой магией, он словно получил поддержку родовой магии присягнувших ему чистокровных семейств. Потому бедняги и не могли скрыться в своих мэнорах-крепостях, после того как он окончательно обезумел и стал срываться на своих сторонников — носителю родовой магии запретить посещать родовое гнездо не может даже Глава рода. Когда он пришел в Годрикову Лощину с целью уничтожить меня — в действие вступило пророчество, а у пророчеств свои законы: своей Авадой ОТМЕТИЛ МЕНЯ КАК РАВНОГО и я стал РАВНЫМ ему в магической силе. Почти полуторагодовалый ребенок стал равным одаренному магу, усиленному родовой магией множества семейств! Всем известно, что с возрастом ребенок развивает свой волшебный потенциал, так что, понятно, кто стал самым сильным магом столетия через полтора десятка лет? Я не поражал своими силами во время учебы потому, что до одиннадцати лет вообще не знал, что они у меня есть. Даже самый гениальный художник не сможет показать свое мастерство без элементарных навыков рисования, а магия — еще более тонкая и нестабильная материя. Да и доставшийся мне Реддл-младший обладал опытом использования только определенного объема магической силы и не позволял мне осознавать излишки, я их словно не замечал. Мой истинный потенциал прорывался только во время потрясений спонтанными выбросами, как тот, что разнес кабинет Дамблдора. Во время битвы я как раз испытывал это самое потрясение, да и Реддл-старший Авадой вышиб из меня Реддла-младшего. Магия, ничем не сдерживаемая, просто пела во мне. Подозреваю, что мог бы просто разорвать Волдеморта в клочья за счет разностей магических потенциалов, достаточно было связать нас друг с другом. Но вышло то, что вышло — не самый плохой вариант развития событий. Правда, такой внезапный всплеск не прошел для меня даром — я на неделю провалился в магическую кому с сильнейшим истощением. Наверное, я выжил именно благодаря этой коме и тому, что мое возвращение в сознание сопровождалось небольшим магическим выбросом, снесшим сигнальные чары, которые должны были сообщить о моем пробуждении. Так я получил несколько часов передышки до визита врача, а она мне была просто необходима. Я осознал, что лишился куска души, который с детства воспринимал как свой. Лишился без помощи ритуалов или вспомогательных заклинаний, его просто из меня грубо выдрали, оставив словно бы окровавленную рану и изодранные клочья там, где ранее был Крестраж и его бесчисленные нити, проникшие почти во все сферы моего сознания и оказывающие хоть не большое, но все же влияние. Если бы я не отключился на поле боя, то скорее всего умер бы от шока, а так я, пока был без сознания, просто стал воспринимать эти ощущения, как физическую боль, а уж с болью уже вполне можно иметь дело. Терпения мне с детства не занимать. Целитель Ситчер пришел проверить мое состояние через два с половиной часа, к тому времени я уже взял себя в руки и выглядел вполне адекватным. Мою бледность и лихорадочный блеск глаз можно было списать на что угодно, начиная с магической комы и заканчивая пережитым Непростительным заклинанием. Увидев, что я в сознании, он первым делом стал накладывать на меня диагностические чары и попутно вываливать на меня кучу информации и об окончании противостояния после гибели Темного Лорда, и о всеобщем беспокойстве за жизнь Национального Героя, и о бесчисленных представителях новой власти, которые только дожидаются моего пробуждения дабы «воздать мне почести перед лицом всего магического сообщества Британии». Закончил он диагностику, не показавшую, кстати, никаких серьезных нарушений, благодарностями за спасение жизни своего сынка, который учился на пятом курсе Хаффлпаффа и которого я, оказывается, лично спас, сшибив с ног какого-то Пожирателя во время битвы. Завершил он благодарности заверениями в вечной дружбе и клятвой, что за жизнь сына расплатится со мной любой услугой. Вот тут-то мой пробуксовывающий мозг временно очнулся от ступора и я эту услугу потребовал оказать сразу же. Я решил, что покойный Дамблдор не будет возражать, что я малость очерню его светлую память перед одним отдельно взятым колдомедиком. Я наплел Ситчеру, что с меня слетели магические ограничители поставленные на меня коварным директором школы вместе со своими подельниками, чтобы я не смог пережить битвы с Тем-Кого-Нельзя-Было-Называть. И попросил придумать что угодно, только бы обеспечить мне длительное уединение, желательно дома, чтобы как можно меньше народа ко мне таскалось, чтобы меня не выдергивали на всякие приемы и другие мероприятия. Мне, мол, требуется время на осмысление сложившейся ситуации и вычисление этих самых «подельников». И что, даже если совсем публичности мне избежать не удастся, но получится хотя бы свести к минимуму, то лично целителю Ситчеру будет моя Героическая благодарность и безмерный почет. Уж не знаю, то ли я оказался достаточно убедителен, то ли Ситчер был идиотом, а может, он и не поверил, но решил мне помочь, не задаваясь вопросом о причинах просьбы, но он мне помог. Причем даже не особо соврав, так что подкопаться к его диагнозу было просто не реально — дестабилизация магического ядра, вследствие пережитого потрясения и примененного Непростительного. Дабы избежать спонтанных, потенциально опасных, выбросов магии (а сымитировать их с моим новоприобретенным потенциалом особой сложности не представляло), пациенту Поттеру было настойчиво рекомендовано снизить общение с другими носителями магии до минимума, избегать ситуаций которые могут вызвать волнение и вообще проводить побольше времени, расслабляясь в уединении дома. Стабилизация магического ядра должна была, предположительно, занять около года. Браво, Ситчер. Браво. Вы великий человек. Это было так ловко, что даже подозрительно, но поскольку никто не пытался на меня никоим образом воздействовать или пытаться задержать, то я этот факт проигнорировал, решив проанализировать в дальнейшем, когда не будет более важных дел. Из больницы меня выпустили только через неделю. За это время, несмотря на то, что Герой периодически разносил свою палату «магическими выбросами», меня посетила целая толпа народа: в.и.о. Министра магии Кингсли Шеклболт со свитой, какие-то еще чиновники Министерства, невыразимцы, семейство Уизли полным составом, Гермиона. Я всех встречал лежа в постели, бледный и печальный, жаловался на свою магическую нестабильность, отвратительное самочувствие и острую нехватку моей потерянной на поле боя волшебной палочки. К счастью, мои «магические вспышки» довольно быстро выносили всех из палаты, посетители только успевали убедиться в том, в чем хотели: Шеклболт со свитой — что я лоялен и не претендую в ближайшем времени вмешиваться в их предвыборную деятельность, чиновники — что я уже не умираю и можно ненавязчиво гнуть линию в прессе о том, что Герой поправляется исключительно благодаря заботе Министерства, невыразимцы — что я адекватен и не проникся планами Волдеморта о завоевании мира, Уизли и Гермиона — что я жив и относительно здоров. За эту неделю моя раненая душа немного окрепла, внутренняя боль притупилась и стала терпимой, пустоты в ней, правда, никуда не исчезли. Я старался поменьше думать и побольше спать, фактически просыпаясь только на время визитов и осмотров. Целитель Ситчер мне здорово помог уже только тем, что оставил в покое и оградил от участия в моем «лечении» других целителей. Мою годовую изоляцию для лечения я решил проводить на Гриммо. Шеклболт любезно сообщил, что штаб Ордена Феникса его покинул и оставил особняк в мое полное распоряжение, как будто у меня не нестабильность магического ядра, а нестабильность мозга и я не могу сообразить, что по завещанию Сириуса особняк и без того мой. С целителем Ситчером мы расстались наилучшими друзьями — он получил право считаться моим персональным колдомедиком, с дальнейшей перспективой стать таковым для всей моей, пока теоретической, семьи, а я получил право связываться с ним в любое время по медицинским вопросам, все-таки он хороший специалист. Он должен был приходить ко мне с плановыми обследованиями через каждые три дня.