Свято место

POV Гарри Поттер В камин в холле больницы Святого Мунго я шагнул, одетый в мою старую, старательно выстиранную и отремонтированную, одежду. Это должно было символизировать то, что Герой наконец возвращается с битвы домой, а то, что я после болезни смотрюсь в ней, как карандаш в стакане, никого не заинтересовало, никто даже не почесался подогнать ее на мой новый, изрядно похудевший, размер. Пресса просто бесновалась, но близко никого не подпускали. На Гриммо я только и успел вышагнуть из камина, как ощущение взорвавшейся в голове сверхновой заставило меня зашататься, последнее, что я помню, это как мой лоб со стуком соприкасается с полом. Пустые места в душе Волдеморта заполнялись притянутой через Метку родовой магией присягнувших ему вассалов, у меня такой возможности заполнять пустоту не было, до тех пор пока я не попал в особняк Блэков. Родовая магия почуяла, что я не чужак (покойная бабуля Дорея Поттер в девичестве была Блэк) и хлынула в меня стремительным потоком. Ну, свято место пусто не бывает и можно считать везением, что мне досталась почти родная магия Блэков, а не какая-нибудь чуждая хрень. В общем, когда я через сутки очнулся в кровати, куда меня любезно перетащил Кричер, то я был Блэком пожалуй даже больше, чем сами Блэки, так как во мне была ЧИСТАЯ родовая магия, не замутненная примесями и подразбавленными чужими Наследиями. Присущая мне от рождения родовая магия Поттеров с этим подселенцем не слилась, а, опять-таки, просто перемешалась. Дыры в душе больше не было, ничего не болело, ощущалось только легкое неудобство, словно я надел новые ботинки, к которым только предстояло привыкнуть и разносить. Это можно считать рождением Гарри Джеймса Поттера-Блэка, тем самым доведя число моих рождений-возрождений до четырех. Кричер смотрел на меня, словно на икону и, по-моему, изредка молился. Просьбы он выполнял еще до того как я сам решал, что мне что-то надо. Запущенный особняк он вылизал за три дня, старательно уточняя у меня пожелания относительно изменений интерьера или цвета стен, еду готовил сногсшибательно вкусную, изобретательно находя компромиссы между тем, что он считал полезным для моего драгоценного здоровья и тем, что я люблю. Портреты молчали и только провожали меня взглядом. Я по-прежнему мало думал и много спал, наслаждаясь дивным ощущением отсутствия пустоты и боли. Иногда общался с «друзьями» и «соратниками» по каминной связи и почте, отклонял приглашения на светские мероприятия и интервью, общался с Ситчером во время обследований, причем не только на медицинские темы. Одиночество меня совершенно не тяготило. Через десять дней я наконец собрал мозги в кучу, решил, что мой маленький «бездумный» отпуск окончен, пора подвести итоги и провести «инвентаризацию» изменений в моем сознании и в моей жизни. *** Ни любви, ни тоски, ни жалости — это первое, что я осознал о себе. Друзья, враги, приятели, недруги — все стерлось, обнулилось, никаких эмоциональных привязок, все улетучились вместе с мистером Реддлом-младшим. Нет, я, конечно, помнил кто есть кто и как следует себя вести с разными знакомыми, близкими и не очень, но теперь, с оглядкой на беспристрастные воспоминания, эмоциональные связи придется устанавливать заново. Это, возможно, даже неплохо — да будет каждый судим по делам его. Сейчас все вызывали у меня только легкое любопытство. Полагаю, что все мое и без того не слишком активное половое взросление (мою голову больше забивали вопросы выживания и почти невинная быстрая дрочка в душе вполне удовлетворяла мои интимные потребности) тоже пришлось на долю Крестража. После исчезновения кусочка Волдеморта, моя сексуальность осталась на изначальном уровне полуторагодовалого ребенка, то есть — ее просто не было. Забегая наперед, могу сказать, что мокрый сон, после которого я проснулся в липкой пижаме, порадовал меня гораздо больше врученного Ордена Мерлина Первой Степени. Это давало надежду, что амурно-постельные приключения в моей жизни все же когда-нибудь состоятся. Любопытной подробностью стало также то, что отклик сексуального интереса у меня стали вызывать, так сказать, оба пола, а раньше был только женский. Возможно, мистер Реддл-младший был таким ярым гетеро-, что на его фоне мое недоразвитое гомо- вообще не просматривалось, а может, этот маленький бонус мне достался по линии Блэков — эти вообще способны были трахнуть все живое, что не убегало в течение пяти минут. Радует, что в магмире однополые отношения хоть и не приветствуются, но и непринятия не вызывают. Если бы я сейчас попал на распределение по факультетам, то, определенно, гриффиндорцем я бы не стал — слишком много расчетливости и почти никакой импульсивности. Я стал больше созерцателем, чем деятелем. Наблюдатель — вот кем я являюсь на самом деле, без влияния Крестража. Теперь я никогда не стал бы атаковать в лоб, тщательно спланированное нападение из засады — вот наше новое все. Похоже, страсть к подковерным интригам передается через прикосновение и я ею заразился, пожимая руку Люциусу Малфою, после официальных показаний в Визингамоте, когда состоялся суд над выловленными оставшимися в живых Пожирателями Смерти. Я тогда решил, что неплохо бы выступить в защиту Малфоев, отрабатывая Долг Жизни Нарциссе. Конечно, можно было бы обойтись взаимозачетом, засчитав Долг мелкого Малфоя за спасение из Комнаты-по-желанию, но я рассудил, что неплохо будет придержать этот козырь в рукаве — неизвестно, когда понадобится услуга от будущего Лорда Малфоя. Тем более, что требовалось от меня только поднять свою задницу, явиться на заседание, дать показания о их роли в конфликте и поразоряться полчаса о семейных ценностях, необходимости быть милосердными и, по завету Дамблдора, давать каждому второй шанс. Все равно, мол, такому психу, как Волдеморт после возрождения, служили только из страха за свою семью. В общем, выступление на защиту Малфоев оказалось выступлением на защиту всех Пожирателей в целом. Это тоже не плохо, особенно, если учесть что это, при избавлении от смертной казни, может засчитаться как Долг Жизни от толпы чистокровных. Во время этой маленькой вылазки произошло то, чего я все время подсознательно опасался — личная встреча с друзьями. Оставшиеся в живых члены Ордена Феникса, семейство Уизли, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом и другие Герои войны были приглашены на заседание лично засвидетельствовать кару, которая вот-вот постигнет их врагов и, при желании, выступить с любыми изобличениями. А тут я — героический защитник негодяев. Недоуменные взгляды быстро сменились на недовольные, а кое у кого и на враждебные. Я остался только до окончания суда над Малфоями. После моей феерической речи, суд уже не мог проигнорировать тот факт, что в крови всех трех представителей семейства были выявлены следы редкого зелья «Audite vocemmeam», которое еще называли «Жидкий империус», под Веритесарумом они все дали показания, что не знают, кто его им подливал и с какой целью (какая неожиданность, кое-кто знает толк в том, как прибавить себе шансов). Прозвучал приговор: Драко Люциус Малфой и Нарцисса Малфой — приговариваются к выплате значительного денежного штрафа, наложению на волшебную палочку ограничения сроком на пять лет с необходимостью ежемесячно сдавать ее на проверку в спецотдел Аврората или же, после выплаты штрафа, покинуть страну без права возвращения на период двадцать лет, Люциус Абраксас Малфой — приговаривается к одному году заключения в Азкабан или же выплате значительного денежного штрафа, запрету на колдовство высшего и среднего уровня сроком на пять лет, а после — наложению ограничений на волшебную палочку сроком на десять лет с необходимостью ежемесячно сдавать ее на проверку в спецотдел Аврората или же, после выплаты штрафа, покинуть страну без права возвращения. Прямо выбор невероятной сложности! Судьи, видимо, решили, что с паршивой мантикоры хоть шерсти клок и что сбитые штрафы послужат «благому делу» — укреплению авторитета новой власти. После выхода с заседания меня окружила целая толпа магов, желающих непременно высказать свое мнение относительно моей защитной речи, совершенно позабыв о том, что я, если разволнуюсь, могу снести всех близкостоящих жутким «магическим всплеском», о котором после оглашения диагноза не писал только ленивый. Пресса ликовала, как же, на их пути попался неуловимый Герой — ату его. В общем, без выяснения отношений никто отпускать меня не собирался. Я стоял среди всеобщей какофонии голосов и пытался выделить наиболее активных. Кое-кто, как ни странно, высказывал поддержку моим начинаниям, среди таких был и Невилл, после смерти Беллатрикс Лестрейндж он опять стал относиться к миру снисходительно. Другие, главным идеологом которых стала почему-то Джинни Уизли, громко говорили, что проклятым Пожирателям и убийцам не должно быть никакого снисхождения. Неоднократно прозвучавшее словосочетание «Гарри, ты должен…» меня просто взбесило. Я поднял руку и немного отпустил до того тщательно сдерживаемую магию, как бы намекая одновременно, что я разволновался и сейчас «взорвусь» и что я хочу что-то сказать. На холл опустилась полнейшая тишина, я сам даже поразился такому эффекту. Пресса сделала стойку, словно стая борзых перед забегом. И я заговорил:  — Приговоры выносить — не моя задача, я уверен, наш суд не допустит ошибок и каждому воздаст по заслугам. Главное, не забывать, что, если в битве плохих и хороших, побеждают хорошие, а потом хорошие безжалостно убивают всех плохих, то зла в мире никак не станет меньше. Эту фразу я вычитал в книге одного маггловского автора, еще когда жил у Дурслей и мне все не представлялось достаточно пафосного момента, чтобы ввернуть ее разговоре, пусть и в довольно вольной интерпретации. Проняло всех. Надеюсь, это хоть кого-то спасет от казни, Долг Жизни — нужная вещь. Я уже начал волноваться, как мне пробраться сквозь эту толпу к камину, когда двери Зала Заседаний вновь открылись и появились Малфои со все еще скованными антимагическими наручниками руками и в сопровождении охраны. Кое-кто из судей не может побороть жажды к внешним эффектам, можно было вывести их из зала через другие, специально для этого предназначенные двери. Пресса буквально взвыла и заметалась, выбирая куда им податься, то ли еще поинтервьюировать Героя, то ли попытаться «откусить кусочек» от беззащитных подсудимых. Я воспользовался ситуацией, пристроился возле рассекающих, словно ледокол, толпу охранников, благо они двигались в почти нужном мне направлении. Малфои шли, словно стайка их уже ставших в магмире легендарными белых павлинов — гордо и глядя строго перед собой, толпа неохотно расступалась перед процессией, но и не осыпала их оскорблениями. Люциус Малфой заметил меня, когда я уже подобрался к такому желанному камину, остановился, заставив притормозить и недовольно заворчать охрану, и шагнул ко мне, протянув руку для рукопожатия. Мысленно я проклял его на все лады, скользкий друг Волдеморта верно рассчитал, что, если я не хочу испортить эффект от моей защитной речи, мне придется ответить на рукопожатие, колдофото этого знаменательного события облетит все газеты и облегчит положение Малфоя, приструнив откровенно наглеющих в деле конфискации из мэнора всего опасного представителей Министерства. Так было после первого пришествия Темного Лорда, наверняка так есть и сейчас. Как можно было догадаться, под определение «опасное» уже шел даже антиквариат и картины, а поскольку Героический авторитет еще не пожух от времени, мое покровительство пока еще представляло ценность. Руку я пожал, слегка подивившись реакции странно дернувшегося Малфоя, он несколько секунд не отрываясь смотрел на меня, а затем словно бы с неохотой выпустил мою руку и прошел дальше не оглядываясь. Нарцисса вежливо кивнула встретившись со мной взглядом, а мелкий Малфой проскользнул мимо, словно не заметив. Через несколько минут я уже был дома. Эта маленькая прогулка наконец позволила мне определиться с моими будущими планами. Теперь, хотя бы в общих чертах, я знал, что буду делать дальше.