***
– Мы все еще собираемся на ужин к Малфоям? – спросил Снейп жену, не отрываясь от газеты. – Нет, Цисси сожалеет, но ей пришлось отменить. Я еще позавчера вам об этом сказала, неужели не помните? – Прошу меня извинить. Я всю неделю занимался заявками от учителей. Должно быть, поэтому и забыл. – Не могли бы вы подать мне мармелад? – попросила Леонора тем особым тоном, который довела до совершенства за второй год супружества. Однако за надменностью, раздражительностью и каким-то мстительным мученичеством все еще слышалась внутренняя опустошенность. Снейп поставил свою чашку на блюдечко и сложил газету, перед тем как подать мармелад. – Какие у вас на сегодня планы? – спросил он с неизменной вежливостью. Она расписала в ответ, каких матрон сегодня навестит, и озвучила обычный список «хороших дел» для разнообразных благотворительных организаций. Леонора Снейп, урожденная Гиббон, просто из кожи вон лезла ради своих хороших дел. Во время войны она волею судеб оказалась в неправильном лагере просто потому, что родилась сестрой Пожирателя Смерти. Целеустремленность и непосильный труд помогли ей перебраться после войны на другую сторону, и Северус однозначно был частью ее плана. То, что ее муж был героем и человеком немалой важности, скрашивало недостатки новой фамилии. За семь прошедших лет Леонора ни разу не преминула напомнить об этом на каждую годовщину свадьбы, когда преподносила ему новый шейный платок и очередную причину, почему надо подождать с наследниками. Несмотря ни на что, Снейп был по большей части доволен жизнью. Ведь все могло закончиться совсем по-другому. Он мог погибнуть или сгнить в Азкабане. Снейп недооценил, какое впечатление его отчаянное послание Поттеру произведет на мальчишку. Даже мельком не подумал, что будет спасен, отомщен и станет уважаем, и все из-за свидетельских показаний одного ребенка. Того самого ребенка, чье элементарное существование уже доказывало, что Северусу Снейпу было не суждено стать счастливым. Судьба была холодной тварью, как и его жена. Гладкий каскад черных волос оттенял грифельно-серые глаза Леоноры; от такой красоты веяло сдержанностью. Она была настолько практичным человеком, что своей деловой хваткой напоминала хищника, однако посвящала себя обделенным от чистого сердца и без остатка. Другие, например, Нарцисса Малфой, устраивали благотворительные ужины и позировали для фотографий, надеясь улучшить свое положение в обществе. Леонора же работала не покладая рук, будто искупая вину, и упоминания в газетах были для нее лишь побочным эффектом. Известность ее не интересовала, и Снейпа тянуло к такой искренности как магнитом. В течение первых месяцев ухаживания он, возможно, надеялся на любовь, но смог удовольствоваться обоюдным уважением. Он и сам был практичным человеком и научился не желать невозможного после горьких уроков своей юности. Снейп делал все, чтобы порадовать свою жену, однако та была нетребовательной. Он коротко постригся на свадьбу, но опять отрастил волосы, когда она увидела негативные отзывы в прессе. Стоило Леоноре записать его на консультацию насчет кожи головы, как он покорно пошел, хотя такие вещи казались ему крайне незначительными. Единственного замечания хватило, чтобы он отрастил волосы до пояса. По ее совету он закалывал их чуть ниже плеч. Такая прическа всегда напоминала Снейпу бороду Дамблдора, но Леоноре она нравилась, и он не возражал. А в обмен – что ж, в обмен она была его женой, и он не был вправе рассчитывать на что-то большее. – Не пора ли вам присоединиться к остальным? – спросила Леонора, отодвигая тарелку. Снейп посмотрел на часы и аккуратно поставил чашку на стол. – Действительно. С вашего позволения, мадам. Он поднялся и расправил свою темно-синюю мантию, которая была очередной уступкой жене. – Северус, – вдруг позвала Леонора. Он остановился и повернулся к ней со слегка наклоненной головой, вопросительно изогнутой бровью и проблеском чахлой надежды в глазах. – Мне не нравится просыпаться в кровати, воняющей сигаретами. Вы знаете, что это вредно для моего здоровья. – Прошу меня извинить, Леонора. Этого больше не повторится. – Будем надеяться. Снейп кивнул и вышел из гостиной. Спустившись по лестнице, он прошел через свой кабинет, кратко поздоровался с портретами, кивнул, как обычно, Дамблдору и вышел в коридор, чтобы присоединиться к коллективу и студентам за завтраком в Большом зале.***
– Виктор! Виктор, подвинься! Мы опаздываем! – Гермиона Крам вылезла из-под вспотевшей ноги своего мужа и легко шлепнула его по обнаженному торсу. Он заворчал и откатился, когда она побежала в ванную. Через некоторое время Гермиона вернулась, но он так и не пошевелился. – Я серьезно, Виктор! Вставай! – Паника в ее голосе сменилась на раздражение. Он поднял на нее мутные глаза и нахмурился. – Сегодня же воскресенье, Моня. – Ты так каждый раз говоришь, хотя это ничего не меняет. Ты прекрасно знаешь правила. Виктор раздраженно сбросил с себя одеяло. – После этого семестра надо будет обсудить наши плани* на будущее, – угрюмо сказал он и прокосолапил в душ. Гермиона проводила обнаженного мужа взглядом до самой двери ванной. – И это ты каждый раз говоришь, – тихо сказала она. Чета Крамов начала работать в Хогвартсе всего лишь несколько месяцев назад. Виктора пригласили вести ЗОТИ, когда мадам Рестринджер уволилась в конце прошлого учебного года. Его заверили, что должность будет постоянной, если он решит остаться. Гермиону нанял в спешке директор Снейп через месяц после начала занятий. Профессор Биннс вдруг заметил, что вообще-то мертв, выплыл посередине урока из кабинета и растворился в воздухе. Вопрос о продлении контракта Гермионы должен был решиться Попечительским советом в зависимости от ее успехов. Первые недели были неожиданно трудными. Целые поколения знали Биннса как зануду, выжимающего последние капли интересного из своего предмета до того, как преподнести его ученикам. Поэтому Гермиона подумала, что улучшить качество преподавания будет нетрудно, и взялась за дело с энтузиазмом. Однако Министерство решило внести изменения в расписание, поэтому первые два месяца Гермиона боролась с тихим ужасом, а не блистала знаниями. Минерва Макгонагалл и Филиус Флитвик не дали Гермионе сойти с ума, а неизменная уверенность директора Снейпа в том, что она со всем справится, помогла ей обрести веру в себя. Она не слышала от него ни слова похвалы; он просто обращался с ней так, будто Гермиона уже отлично справляется, и она смогла подтянуться, чтобы так оно и было. После рождественских каникул она наконец-то прижилась и начала наслаждаться своей работой, но замечала все чаще, что Виктор хандрит. Принудительные завтраки были всего лишь одной из проблем. Гермиона не сомневалась, что он решит уйти в конце года и заберет ее с собой. Она прошла в гостиную и увидела две записки на ковре перед камином. В одной из них говорилось, что ее заявку на обновление заклинаний на доске в кабинете истории одобрили. Третью заявку Виктора на новые мишени для тренировок в его кабинете отклонили. Гермиона поспешно скомкала свою записку и бросила в огонь, вернула записку Виктора на ковер перед камином и вышла из комнаты.***
– Я понимаю, Виктор, что это очень важно. Разумеется. Но и ты должен понять, что бюджет не резиновый. Некоторые вещи сейчас просто нельзя достать. Попечительский совет обещал, что внесет изменения, если ты останешься на этой работе. – Это просто оскорбительно! Они не хотят меня здесь видеть. Он не хочет меня здесь видеть! – Виктор махнул рукой в сторону учительского стола, когда они вошли в шумный зал. Оба начали, как обычно, улыбаться и приветствовать учеников, но Гермиона наклонилась поближе к мужу и зашептала на ухо: – Директор? Не смеши меня. Он никогда ничего такого не говорил. И не кричи так. – Он не должен ничего говорить. Я и так чувствую. Он постоянно такой… отчужденний. – Он со всеми отчужденный. Всегда был таким. – Неудивительно, что его жена выглядит такой несчастной, – пробормотал Виктор, – хотя ее даже не заставляют здесь торчать во время еди. – Мадам Снейп не несчастна, просто она тоже замкнутая. И ей не нужно быть здесь, потому что она не в преподавательском составе. Ну, довольно. Потом договорим. Они разошлись по своим местам. Гермиона улыбнулась Хагриду и поздоровалась с Минервой, перед тем как усесться рядом с Помоной Стебль. – О, Гермиона, доброе утро! Есть на сегодня планы? – Доброе утро, Помона. Я, честно говоря, не знаю. Виктор должен проверять домашние задания и не хочет, чтобы я его отвлекала. Наверное, свернусь калачиком где-нибудь с хорошей книгой. А у тебя? – Надо рассадить партию свистящего чертополоха в теплице номер три. Можешь мне помочь, если хочешь. Я была бы благодарна: Филиус сегодня занят. – А что нужно делать? – Надо рассортировать их по тональности, а мой слух уже не тот, что раньше. – Боюсь, что сгожусь только для грязной работы, – улыбнулась Гермиона. – Виктор уверен, что у меня совершенно нет музыкального слуха и что мне при людях даже себе под нос напевать нельзя. Помона усмехнулась. – Грязной работы будет тоже достаточно. Тем более, я уже нашла кое-кого с идеальным слухом. Вопрос только в том, чем его подкупить, – Стебль кивнула в сторону директора, и Гермиона последовала за ее взглядом. Снейп хмурился в чашку чая. Мысли о нем сбивали Гермиону с толку. Она ничуть не сомневалась, что он великолепный директор, но даже за несколько месяцев не смогла к нему привыкнуть. Просто он был таким… другим. Его манера вести себя намного улучшилась по сравнению с его учительскими днями. Гермиона приписала улучшение тому, что больше не было психопата, пытающегося завоевать мир. Снейп казался каким-то завораживающим, и она не могла не думать о нем. Он был далеко не любезен, хотя больше не внушал страх, как раньше, если на это не было причины. Он все еще мог довести учеников до слез, но делал это лишь тогда, когда они того действительно заслуживали. Гермиона поморщилась: он и ее незаслуженно до слез доводил, когда она еще у него училась. Тогда все было по-другому: ученики и учителя, Пожиратели Смерти и члены Ордена Феникса – все они будто варились в огромном котле, который мог взорваться от одной искры. Война, однако, закончилась, погибших похоронили, и волшебное сообщество сосредоточилось на том, чтобы жить «долго и счастливо». Даже профессор Снейп остепенился и нашел кого-то. Гермиона была приятно удивлена, когда услышала о его помолвке и последующей женитьбе. То, что Снейп наконец-то нашел любовь, казалось Гермионе завершающим штрихом на новой картине мира и делало перемены более осязаемыми. Все знали, как преданность Снейпа Лили направляла его все эти годы; то, что он нашел другую, было верным признаком перемен. За все это время Гермиона видела мадам Снейп лишь пару раз на различных мемориальных приемах; та показалась ей необыкновенно прекрасной, хотя и чуточку прохладной. Она держалась царственно и была слишком худой, как и все представительницы высшего класса. У остальных девяноста девяти процентов женщин такая внешность вызывала зависть перед зеркалом и жалость перед тарелкой макарон. Несмотря на насмешливые замечания Виктора и Рона насчет Красавицы и Чудовища, Гермионе казалось, что Снейп и его жена очень хорошо смотрятся вместе. Однако за несколько месяцев работы рядом с ним стало очевидно, что Гермиона ошиблась в своих предположениях. Директор Снейп явно не был счастлив. При близком рассмотрении оказалось, что от него исходит все та же печальная обреченность, как и в учительские годы. Просто он больше не злился. Гермиона этого не понимала. Она вспомнила язвительные слова Виктора о том, что мадам Снейп была несчастна, и подумала, не именно ли это является всему причиной. Жена Снейпа была с ним несчастна? Может, и Снейп был несчастен со своей женой? А может, происходило что-то совсем другое? Гермиона редко видела их вдвоем, кроме как на официальных приемах, но знала, что по виду судить нельзя. Снейпы были замкнутыми и не склонялись к демонстрации чувств. Тут было невозможно догадаться. Гермиона глубоко вздохнула и покачала головой. От бесполезных, безрезультатных гаданий о личной жизни других людей она себя всегда глуповато чувствовала. Что бы ни беспокоило директора, ей об этом никогда не узнать. Не так-то много изменилось со времен ее ученичества: он все еще был таким же скрытным и терпеть не мог, когда люди совались не в свои дела. Вздрогнув, Гермиона вернулась к реальности, когда Помона поднялась из-за стола под гул учеников, покидающих зал. – Во сколько мне прийти? – спросила Гермиона. – Хм, как насчет десяти? – Отлично. Гермиона улыбнулась и помахала удаляющейся коллеге. Когда ее взгляд вернулся к столу, сидеть оставался только директор. Он смотрел на выходящих учеников с выражением, полным тоски. Она наскоро доела, пожелала директору хорошего дня и поспешила к выходу, не дожидаясь ответа.***
Гермиона пришла в теплицу ровно в десять в такой магловской одежде, которую было не жалко. Из открытой двери потянуло, и чертополох зазвенел на сквозняке. – Спасибо за помощь, дорогуша, – сказала Стебль, когда Гермиона закрыла за собой дверь. – Я их пока в горшки посадила, теперь нужно только дождаться нашего одаренного с идеальным слухом. Сортировать будем по тональности. Вот что ты будешь делать… Гермиона внимательно слушала объяснения Помоны: та планировала рассадить чертополох так, чтобы все тональности росли отдельно. Филиус сможет сыграть на них мелодию, когда будет видно, какие тональности присутствуют в этом импровизированном оркестре. Они начали готовиться к пересадке. Гермиона как раз успела закончить с ярлычками, когда чертополох опять зазвенел. Она посмотрела на вход – в двери стоял директор. Он надел свою старую черную мантию со множеством пуговиц и забрал волосы назад, чтобы не лезли в лицо. Он выглядел совсем непривычно. Поговорить с директором случалось редко, и Гермиона не сказала бы, что хорошо его знает, но была уверена, что таким его никогда не видела. Из-за своей мантии он казался давно знакомым мастером зельеварения, но стоял так свободно, с блеском в глазах, что весь его вид просто шокировал новизной. Снейп казался… простым смертным. – Дорогая Помона, тот саженец Гремучей ивы, который вы прислали с просьбой о встрече, мог быть либо подкупом, либо приглашением наконец-то вступить в тайную любовную связь. Неизвестность меня просто душила, поэтому я решил все-таки заглянуть. Должен сообщить, что я только что из душа, – на всякий случай. Вдруг Снейп заметил Гермиону, сидящую на полу среди горшков чертополоха, и его черные глаза моментально стали непроницаемыми. – Поднимите челюсть с пола, профессор Крам. Из вас получается на редкость непривлекательная гуппи. Было видно, как напряглось его тело, как исчезла расслабленная фамильярность. Гермионе показалось, будто только что умерло редкое животное. Она закрыла рот и повернулась к профессору Стебль, которая сияла и с гордостью показывала на чертополох. Они, очевидно, зачастую так друг над другом подшучивали. Гермиона почувствовала себя посторонней, и ей так захотелось быть принятой в их круг. Хотелось, чтобы Снейп вел себя с ней так же непринужденно, как и со старшими профессорами. Гермиона подхватила два горшка чертополоха и поднялась. – Так это был все-таки подкуп. А я столько воды напрасно потратил, – проговорил Снейп с напускной надменностью. Стебль хохотнула, а Гермиона робко взглянула на него, когда он подошел, чтобы рассмотреть растения. – Превосходные образчики, профессор Стебль. Можете гордиться. – Спасибо, директор. Окажете нам честь? – Разумеется. Вы готовы? – А как же. Директор подошел к первому растению и повел над ним рукой. Колючее фиолетовое соцветие зазвенело. – Ми, – определил он. Гермиона не успела моргнуть, как Помона нашлепнула ярлычок на горшочек. Директор подошел к следующему цветку, проделал те же манипуляции и объявил, что это си. Гермиона убрала уже обозначенные горшочки и пододвинула поближе новые, но он предложил выстроить их по краю стола. А потом Снейп пошел вокруг большого рабочего стола, жестом заставляя каждое растение звенеть и называя после этого ноту. Он так разогнался, что Гермиона заторопилась с новыми горшочками. Она заставила край первого стола и перешла ко второму. План Помоны забросили, но она не была против: директор определял тональности быстрее, чем перед ним появлялись новые горшки, и этим приводил Гермиону в восхищение. – До. Си. Си. Ре. Ми. Ля. Ля. Соль. Ля. Си. До. Соль. Фа. Ля. Грейнджер. Берегитесь. Капусты. Ля. Ре. Ми. Соль. До. Си. Ре. Фа. Соль. Ми… От удивления, что Снейп назвал ее по девичьему имени, Гермиона только через секунду подумала обернуться и увидела за плечом китайскую кусачую капусту. С визгом отпрыгнув и рассмеявшись, она заторопилась отодвинуть растения с ярлычками и поставить новые на край стола. Гермиона и Помона танцевали вокруг столов, в то время как директор методично определял тональности. Дважды женщины столкнулись и разразились таким смехом, что не заметили ноту. Глядя на его сверкающие весельем глаза и ухмылку, которая на самом деле была замаскированной улыбкой, Гермионе показалась, что она была принята в тайное общество людей, которых директор Снейп считал достойными своего времени, и раскраснелась от удовольствия. На весь чертополох ушло всего тридцать минут. Когда директор закончил, обе женщины совершенно сбили дыхание от беготни и смеха. Они упали на скамейку, и Снейп стоял над ними со сложенными на груди руками и самой великолепной улыбкой, которую Гермионе доводилось видеть. – Поздравляю, Помона. Набралась хорошая пятиступенная гамма, достаточно тональностей даже для похоронного марша. Жду не дождусь представления. А сейчас прошу меня извинить: школа не ждет. Он повернулся к Гермионе, и его лицо окаменело: – Профессор Крам, можно вас на минутку? – Разумеется, директор, – сказала она и поднялась со скамьи. – Сейчас вернусь, Помона. – Ах, не беспокойся, – махнула рукой Стебль, – мы уже все закончили. Я только еще приберусь немного и сама пойду. Большое спасибо, директор, за оказанную честь, – она уважительно кивнула в его сторону и вдруг игриво подмигнула. – Очень жаль, что совсем не осталось времени на наш знойный роман, но я не забыла, не переживайте. Уголки его рта поползли вверх, и он кивнул, направляясь к двери. Гермиона поспешила вслед. – Вы были великолепны! – выпалила она, когда догнала его. – Честно говоря, я бы не заметила, если бы вы чепуху мололи, но выглядело все просто захватывающе. На каком инструменте вы играете? – спросила Гермиона, идя перед ним спиной вперед и подпрыгивая. Она споткнулась, когда лицо директора омрачилось. – Ни на каком не играю. Это просто бесполезный фокус. Он вдруг остановился, и Гермионе пришлось вернуться к нему на пару шагов. – Профессор Крам, даже ученикам непростительно сплетничать о моей жене, а от моего коллектива я такого просто не потерплю. Я понятно выражаюсь? Гермиона нахмурилась в замешательстве, и ее улыбка сама по себе завяла. – Вы флирт с Помоной имеете в виду? Я знаю, что это было в шутку, дире… – Я не о профессоре Стебль, – отрезал он, пренебрежительно махнув рукой с сторону теплиц. – Этой шутке уже двадцать лет. Я говорю о той сцене, которую вы с мужем сегодня за завтраком устроили. Казалось, что его слова сочились ядом, и Гермиона в шоке отступила назад. – Я не… Ой, мне так жаль, директор. Мы с Виктором не сплетничали. Просто он… он не высыпается и тоскует по тем временам, когда мог спать вволю, вот и все. Он не хотел показаться неуважительным к мадам Снейп, ни в коем случае. Гермиона старалась все объяснить, не выставляя себя с мужем в еще худшем свете в глазах своего разозленного работодателя. – Я глубоко уважаю вас и вашу жену, директор, и понимаю, что вы оберегаете свою частную жизнь, уверяю вас. – Может, вы не в курсе, профессор, но я в свое время был шпионом, – прошипел он с ранящей усмешкой, – и рано научился читать по губам. Я прекрасно знаю, к кому именно он проявил неуважение. Думаю, вопрос исчерпан. Если мой брак еще раз окажется темой прилюдного спора между вами и вашим мужем, это будет означать немедленное увольнение, понятно? – Да, сэр! – Она протянула руку в просящем жесте: – Но поймите… Слова встали ей поперек горла, когда он просто отвернулся и направился к замку. Гермиона попыталась остановить внезапные слезы. Было трудно глотать, и рот казался полным пепла.***
Директор налил себе второй стакан огденского. Полный контрастов день не выходил у него из головы. Играть с чертополохом понравилось и оказалось кульминацией всего дня. Сначала он подозрительно косился на новую учительницу истории, но ее с Помоной смех оказался заразительным. Снейп так давно не предавался этому нехитрому удовольствию. Директор поморщился и сильнее сжал стакан. Немного времени потребовалось, чтобы все испортить. Когда перезвон последних соцветий стих, привычное бремя ответственности опустилось на его плечи. Непривычным было то, что он так не хотел возвращаться в свою башню. Не хотел возвращаться к одиночеству. Он даже собирался пригласить обеих дам на прогулку в Хогсмид, чтобы чуть-чуть подольше насладиться дружеской атмосферой, но решил не навязываться. Если быть честным – а он практически всегда был честен сам с собой, – он быстро разозлился на обеих женщин за их беззаботность. Особенно на ту, которую не ожидал встретить в теплице. Снейп недолюбливал Крамов и ничего не мог с собой поделать. Они казались такими счастливыми вместе, и у них была впереди вся жизнь, чтобы наслаждаться этим счастьем. Из-за них он чувствовал себя старым, что плохо сочеталось с и так уже израненным чувством собственного достоинства. Он набросился на Грейнджер, хотя прекрасно знал, что только ее муж сплетничал о мадам Снейп. В результате, все хорошее настроение было испорчено. У Снейпа сжало внутренности, когда он вспомнил, как побледнела Грейнджер. Улыбка сначала окаменела, потом сползла с ее лица, уступая место тревоге. Тогда он почувствовал себя громилой, запугивающим малолеток. Сейчас он чувствовал себя просто идиотом. В свою защиту он подумал, что нельзя было оставить критику невысказанной. Как поддерживать порядок, если коллектив его не уважает? Снейп закрыл глаза. Тепло спиртного растекалось по телу. Вдруг активизировалась каминная связь, и он поднял голову, как раз когда его жена прохлюпала в гостиную, оставляя за собой след из пепла и грязного снега. – Вы припозднились, – сказал он. – Успели где-нибудь отужинать, или заказать вам что-нибудь на кухне? – Уже поела, – ответила она, снимая перчатки и устало вздыхая. – Мы с Петунией Зиммингс обошли все улицы в поисках ее отца. Вернули его домой, довели до кровати, а потом я приготовила ужин для сестер и уложила их спать. Поела сама в «Дырявом котле». Вы включили их в список стипендиатов на следующий год? Их нужно непременно спасти от этого гнусного человека. – Да, дорогая. Уже обо всем позаботился: книги, форма – все, что требуется. Остается надеяться, что Хогвартс и в самом деле окажется их спасением. Хорошо, что они близнецы и могут положиться друг на друга. Снейп поднялся и помог ей снять плащ, мимолетом коснувшись ее шеи. – Вы поразительная женщина. Заботиться об этих детях так благородно. Она вздрогнула и отступила. – Вы… выпили? – Все еще выпиваю, – Снейп махнул рукой в сторону полупустого стакана на столе. – Этот всего лишь второй. Вы же знаете, что я не злоупотреблял уже много лет. Разве я пойду против ваших желаний. Леонора прищурилась и, казалось, была довольна увиденным. Чопорно усевшись на диван, она сказала: – Чашечка чая не повредит. Снейп подошел к камину, бросил в него горсть летучего порошка и продиктовал заказ для кухни. Когда он вернулся в свое кресло, то только молча посмотрел на жену. Чайный сервиз показался на столе. Леонора налила себе чашечку под пристальным взглядом мужа, потом повернулась к нему, громыхнув чайником о поднос. – На что вы так смотрите? Может, у меня в волосах что-то запуталось? Снейп мельком глянул на волосы, но сразу же вернулся к ее лицу. – Разве грех смотреть на свою супругу? Вы все еще прекрасны. Она нахмурилась от привычной подозрительности, которая не уменьшилась за все эти годы. Леонора была такой хрупкой: титанически сильной снаружи, но разбитой на столько кусочков внутри. – Вы несчастны, Леонора? Здесь, со мной? Она нахмурилась сильнее и оценивающе посмотрела на мужа. – В чем дело, Северус? Не рановато ли для кризиса среднего возраста? Или дело в чем-то другом? Семь лет брака, и вдруг вы полны сомнений? Снейп медленно покачал головой. – Напротив. Я доволен, – проговорил он, смахивая пылинку со своей мантии. – Я сегодня случайно услышал, что говорил обо мне один из учителей. «Неудивительно, что его жена несчастна». Весь день не мог выбросить это из головы. Вы несчастны, Леонора? Она расправила плечи. – Куда важнее узнать, почему вы позволяете коллективу о себе шушукаться. Страшно подумать, что случится, если такое попадет в газеты. Снейп рассерженно отвернулся. – С виновными была проведена воспитательная беседа. А насчет газет… они публикуют все, что хотят, и такие новости печатаются постоянно. Никто не обращает внимания на эти сплетни. Снейп поднял стакан и пригубил виски. – Вы уклоняетесь от ответа. К каким выводам это должно меня привести? – А теперь вы ударились в сентиментальность, хотя прекрасно знаете, что я терпеть не могу сентиментальных мужчин. У меня был тяжелый день, Северус. Неужели вы действительно должны придираться, стоит только перешагнуть через порог? С закрытыми глазами он сделал еще один глоток и поддался растекающемуся чувству теплоты. – Я не собирался придираться. Напротив, я дожидался вас, чтобы узнать, как сделать вас счастливой. – Единственный несчастный здесь это вы. Чего вам от меня нужно, Северус? Чтобы я глупо улыбалась на ваши шутки? Ловила каждое ваше слово, угадывала каждое желание? Или вырез должен быть поглубже? Хотите, чтобы я вела себя как шлюшка Пожирателей Смерти? Снейп подскочил из кресла. – Как вы смеете! – рявкнул он. – Это вы мне не пришьете! Вы знаете, что я этого никогда не хотел! Прекрасно знаете, что мне это не нужно! – Именно поэтому я и вышла за вас! – огрызнулась Леонора в ответ. – Потому что вы этого не хотели. Что за внезапные требования? Почему вы не можете довольствоваться тем, какая я есть! – Так я и довольствуюсь! Мог бы довольствоваться… Мне просто нужно… просто нужно услышать, что вы рады своему выбору. А не прочитать это на открытке, которую помогла выбрать Нарцисса в подарок на годовщину свадьбы. Леонора побледнела. Он провел ладонью по лицу и вздохнул. – Неужели это непростительно – желать, чтобы собственная жена вас любила? – уныло спросил он. Леонора поднялась с дивана. Она сжала кулаки так сильно, что те побелели, как и ее лицо. – Да. Да, непростительно. Любовь ранит, Северус. С этим мы ведь в первую очередь согласились. – Ну а что же со страстью, Леонора? Неужели вы не чувствуете, как ее недостает? Может, чувства должны нас немного ранить, чтобы мы вообще могли что-то ощущать. Она отошла от дивана и направилась к спальне. – На свете столько боли, Северус, которую я могу предотвратить, приложив усилия. Вид девочек, которые не могут себе даже еду позволить, меня достаточно ранит. Вашей боли мне вдобавок не стерпеть. Справляйтесь с ней сами, если вы хоть на каплю заботитесь о приличиях. Он подавленно вздохнул и допил огневиски. Потом поднялся и собрал остатки своей гордости. – Если уж мы о приличиях говорим, дорогая супруга, то прилагайте побольше усилий, чтобы притворяться счастливой, дабы коллектив не шушукался. Вы ведь так хорошо умеете притворяться. Он грохнул стаканом об стол и вылетел из покоев в водовороте мантии.***
Снейп крался по темным коридорам, охотясь на учеников-нарушителей. По движению воздуха и еле различимому шелесту ткани он почувствовал кого-то впереди. Повернул за угол и как раз заметил подол мантии, исчезающий за следующим поворотом. Снейп прибавил шаг, свернул и увидел бегущую девушку. Седьмой курс, ну или высокая шестикурсница, если по росту судить. В полутьме трудно было сказать наверняка. Он мог различить только невообразимую копну волос и длинную красную мантию. Какая-то гриффиндорка направлялась на кухню. Северус приложил все усилия, чтобы забыть старые предрассудки. Теперь он был директором, а они все – его учениками, но в глубине души он был не более беспристрастен, чем Дамблдор в свое время. Хотя в отличие от Дамблдора он не заводил любимчиков со своего старого факультета. Снейп просто старался не так тяжело наказывать тот факультет, который люто ненавидел в молодости. Но сегодня это не имело значения. Когда он поймает нарушительницу, они смогут помахать Кубку Хогвартса ручкой. Снейп поднажал, догнал ее и схватил за предплечье. Он и слова не успел сказать, как девушка развернулась и заехала ему в челюсть. – Как ты смеешь поднимать на меня руку! – прозвучал знакомый голос. – Я же сказала, что хочу побыть одной! Быстрое заклинание, и кончик его волшебной палочки ярко засветился. Он увидел, что профессор Крам вытаращила от удивления глаза, а потом мертвенно побледнела. – Ох, матерь божья… Мне так жаль, директор! Я подумала, что вы были… кем-то другим. Ее голос затих, и слезы покатились по щекам. Ее глаза и так уже были красными и опухшими. – С кем вы меня перепутали? – спросил Снейп, не прилагая никаких усилий, чтобы сдержать гнев. Гермиона промолчала и только понурила голову. – Вы подумали, что это ваш муж? Когда она не ответила, Снейп слегка встряхнул ее руку: – Он вам что-то сделал, Грейнджер? Она посмотрела на него с удивлением. – Крам. Меня теперь зовут Крам. Вы уже второй раз меня сегодня Грейнджер назвали. Снейп был ошарашен. – Я… прошу меня извинить. Не знаю, как только мог оговориться. Он заметил, что все еще держит ее за руку, и сразу отпустил. – Но я должен повторить вопрос. Он вам что-то сделал? – Нет. Не то, что вы имеете в виду. Она потерла предплечье, и Снейп понадеялся, что его пальцы не оставили синяков. Надо будет послать ей мазь от ушибов, на всякий случай. Для его лица эта мазь точно понадобится. – Что за беготня в темноте? Я вас с ученицей перепутал. Профессор Крам провела дрожащей рукой по своей одичавшей гриве. Она действительно была ученицей, когда Снейп в последний раз видел ее такой взъерошенной, хотя теперь казалось, будто она уже всю жизнь волосы в пучок забирала. – Я на кухню шла, за чаем, – ответила Гермиона. – Услышала шаги и подумала… – Что это ваш муж решил закончить спор? – В общем, да, сэр. Мне действительно жаль, что так получилось. Снейп отмахнулся от извинений. – Женщины способны на гораздо большее, чем удар с разворота в потемках, – сказал он, глубоко вздыхая. – Убедите меня, пожалуйста, что мой профессор ЗОТИ не поднимает руку на моего профессора истории. – Конечно, не поднимает, сэр. – А мой профессор истории не поднимает руку на моего профессора ЗОТИ? – Если не считать, что я его регулярно душу в моем воображении? Снейп понимающе хмыкнул. – Профессор, вы не возражаете, если я к вам присоединюсь? Нам обоим не помешает успокаивающая чашечка чая. – А вы уверены, что ваш профессор истории не лишится работы из-за того, что ударила директора школы? – Только если вы об этом кому-нибудь расскажете, пока я все еще директор. – Надо быть невероятно глупой, чтобы хвастаться такими вещами. Снейп улыбнулся уголком рта и направился ко входу на кухню. – Знаете, вы можете гордиться, – сказал он. – Вот уже несколько десятилетий, как я ни одного удара не пропустил. Не считая заклинаний, разумеется. – Не буду спрашивать о подробностях, – сказала Гермиона со смешком. – Вы бы о них все равно не услышали, – заверил Снейп. Они добрались до кухни в компанейском молчании. Домовики так и рвались услужить посетителям, и простой чай превратился в пир со множеством десертов. – Расскажите, почему вы поссорились? – спросил Снейп, махнув навиленным кусочком пирога. – Как другу или как работодателю? – ответила Гермиона уклончиво. – Давайте пойдем на компромисс. Представьте, что рассказываете своему бывшему учителю. Она криво усмехнулась и сказала: – Будто вы располагали к доверительным беседам, когда были моим учителем… – И правда, – поморщился он. – Хотя должен сказать в свою защиту, что провел много времени, утешая не в меру впечатлительных слизеринцев. Может, представите тогда, что я член Ордена Феникса? – Должно сработать, – кивнула Гермиона и заправила выбившийся локон за ухо. – Все началось из-за сцены за завтраком, которую вы уже упомянули, и просто ухудшилось в течение дня. Если вкратце, то Виктор решил, что мы не продлим наши договоры на следующий год и уедем в конце семестра. Снейп сдвинул брови. – И вы были против этого решения? Или в первую очередь против того, что он решил за вас обоих? Гермиона нахмурилась. – А что, обязательно выбрать один из этих вариантов? Нельзя возмущаться и тем, и другим? Я так устала везде за ним таскаться. Я вообще не хочу отсюда уезжать, после того как до изнеможения работала, чтобы стать хорошим учителем за такой короткий срок. Я горжусь своими успехами, и мне нравится моя работа. Я тут, понимаете ли, постоянно переживаю, наймет меня Министерство в следующем году или нет, а он с контрактом в кармане сопли пускает, потому что десять месяцев в году нужно каждый день рано вставать. Избалованный он. Вы ведь знаете, что он не должен работать, потому что нажил состояние игрой в квиддич. Ему нравится преподавать, но он терпеть не может, когда его заставляют что-то делать, что, по сути, не является необходимостью. – Предполагаю, что он не понимает, зачем вам работа, раз он сам работать не должен, – сказал Снейп. – Именно. Так и было до того, как на Биннса снизошло озарение и вы предложили мне его должность. Когда Виктор все еще играл в квиддич, мы жили на чемоданах. Потом он два года в Дурмстранге преподавал, а я изнывала от безделья. Он говорил, что я могу все время на исследования тратить, но по-настоящему все оказалось не так-то просто, не так плодотворно без заданного направления. Исследовательская деятельность хороша при наличии опыта, но если человек даже не в курсе, что чего-то не знает, то без наставника никогда до этого не додумается. Все закончилось тем, что я принялась собирать схемы для вязания крючком. Чувствовалось, как потихоньку начинала ехать крыша. Вернуться в Хогвартс было таким облегчением. Когда пришло первое письмо из Министерства, я не отстала от Виктора до тех пор, пока он не ответил. В Дурмстранге он все равно больше не хотел работать: там были слишком строгие устои. Не удивительно, что он так плохо переносит кем-то навязанные правила. Нам обоим казалось, что здесь ему будет лучше. Так и получилось. Я тоже была счастлива. Будто домой вернулась, да и Рон с Гарри были всего лишь на расстоянии шага до камина. Когда Биннс исчез, было стыдно чувствовать себя такой счастливой, но мне казалось, будто мои сны чудесным образом стали явью. Снейп фыркнул, и Гермиона раздраженно посмотрела на него. – Гриффиндорцы. Слепы как кроты, если захотят. – Что вы имеете в виду? – с подозрением спросила она. Он откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам, вынимая заколку и давая им свободно лечь на плечи, потом потер лоб. – Филиус, Хагрид и Минерва мне покоя не давали. Каждый день жужжали над ухом о том, какой талант, сидя дома, пропадает. – Не говорите ли вы, что… – …что Биннсу помогли наконец-то смириться со своей смертью? Разумеется. Можно было потерять либо учителя, внушившего восьми поколениям отвращение к истории, либо Филиуса или Минерву. Они оба грозились уйти на пенсию, чтобы освободить вам место. А вы лучше всех понимаете, почему так важно научить молодежь не повторять ошибок своих отцов. – Но как же вы… – В этом не было ничего трудного. Я якобы организовал маховик времени, чтобы он мог вернуться в средневековье и увидеть восстания гоблинов своими глазами. Сказал, что надо воспользоваться маховиком, как только его пришлют. В последний день Биннса я появился в дверном проеме и показал ему карманные часы на цепочке. Он вышел из кабинета, взял их и растворился в воздухе. – Откуда вы знали, что это сработает? – Биннс застрял в нашем мире. Только его самое сокровенное желание могло помочь ему выбраться. – Вы для этого волшебные часы достали? – Нет, самые обычные. Кажется, есть традиция такая – дарить часы уходящим на пенсию? – Я себя просто ужасно чувствую! – воскликнула Гермиона, расплескав чай по всему столу. Снейп нахмурился. – Ради всего земного, почему? – Почему? Вы его обманули – и он умер! И все для того, чтобы я могла занять его место! – Он уже до этого умер, Грейнджер. Да и откуда вам знать, может, он действительно наблюдает за восстаниями гоблинов? Внушение – великая сила. Она убрала лужицы чая волшебной палочкой и глубоко вздохнула. – Хочется на это надеяться. Как бы было хорошо, если бы он получил возможность увидеть события, которыми так увлекался. Выражение ее лица сменилось с тревоги на любопытство за одну секунду. – Почему вы меня постоянно Грейнджер называете? Снейп осекся и уставился на нее. – Не знаю. Наверное, вы навсегда останетесь для меня Грейнджер. Если Поттер сменит фамилию, я почти уверен, что и его всегда Поттером буду называть. Тут она улыбнулась: – Логичное объяснение. Называйте меня как хотите, директор. Я не против. Он хмыкнул и отпил чая. – Так как же вы теперь поступите? Контракт на следующий год у вас в кармане, если захотите. Проблемы с Министерством Филиус придумал, чтобы вам казалось, будто все не так просто. Он сказал, что у вас слишком долго не было четкой цели и что трудная задача вам не помешает. Гермиона посмотрела вниз на свои руки. – Трудно сказать. Я теперь знаю, чего мое назначение стоило всем вам, да и жертва Биннса веса добавляет… Нужно будет время, чтобы все обдумать. Так хочется остаться, но я не готова из-за этого ставить под угрозу мой брак. Это, наверное, совсем по-пуффендуйски звучит? Взгляд Снейпа был долгим и непроницаемым. – Напротив. Брак должен стоить самопожертвования, – сказал он с чувством. Когда Гермиона посмотрела на него с любопытством, Снейп отвернулся, чтобы она не заметила слишком многого. – У вас скула воспаляется, – неловко сказала Гермиона, чтобы сменить тему. Снейп с облегчением закрыл глаза и осторожно потрогал синяк. – Да уж, бьете не в бровь, а в глаз, – мрачно ответил он, а потом позвал, обращаясь куда-то в сторону: – Гибби! – и под его локтем показался эльф-домовик. – Будь добр, принеси мне немного мази от ушибов из больничного крыла. Домовик исчез, не сказав ни слова. – Гибби немой, поэтому он мне больше всех нравится, – объяснил Снейп, опять забирая волосы и закалывая их за плечами. Приглушенный хлопок – и на столе появилась небольшая баночка. – А еще он довольно-таки необщительный, – добавил Снейп, снимая крышку. – Сплошные преимущества? – И правда. Он взял немного мази и начал втирать в щеку. – Можете раздумывать так долго, как хотите, Гре… Крам. Черт. Вы в курсе, что «Крам» – довольно-таки занудная фамилия? Она рассмеялась, и Снейп сдвинул брови: – Не пристало смеяться над своим работодателем. – Что вы, я всего лишь над моим коллегой по Ордену смеюсь. Может, было бы проще называть меня Гермионой? – Слишком фамильярно. Нужно соблюдать дистанцию, разве вы не знали? Так говорится в руководстве для директоров. – Что, правда руководство есть? – Разумеется, и каждая глава висит в рамочке на стене, чтобы непрестанно трещать, если вы делаете что-то неправильно. – А, это вы про портреты, – сказала она со смешком. – Но вы не против фамильярностей с Помоной, Минервой и Филиусом… Снейп криво усмехнулся: – Во-первых, мы были коллегами много лет. А до этого каждый из них поймал меня за каким-нибудь постыдным занятием, когда я был их учеником. Трудно поддерживать дистанцию с кем-то, кто зашел в мужской туалет и застал меня за выдавливанием прыщиков. Он непринужденно махнул рукой и продолжил: – Кроме того, все они знакомы с протоколом и достаточно тактичны, чтобы обращаться ко мне как подобает в зависимости от ситуации. В вашем случае я не могу быть уверен, тем более что припоминаю за вами любовь к нарушению правил по поводу и без повода. Лучше не напрашиваться на неприятности. Я прослежу за тем, чтобы вы знали свое место, вот увидите. – Разумеется, директор, – дерзко ответила она. – Знаете, вы постоянно пропускаете одно и то же место. Гермиона поддела немножко мази на палец и аккуратно втерла ее в висок Снейпа. Он отстраненно заметил, что ее пальцы были такими же уверенными и в то же время мягкими, как у мадам Помфри. – А насчет нас с Виктором… я обязательно сообщу вам о моем решении. Как же иначе после того, что вы все для меня сделали. Ну вот. Скоро будете как новенький. – Благодарю вас. Буду признателен, если вы будете держать меня в курсе, и обещаю на этот счет не распространяться. Снейп закрыл баночку и протянул ей: – Для вашей руки. Я, возможно, слишком грубо вас схватил, – сказал он. – Мои извинения. – Спасибо. И вы, конечно же, прощены. Гермиона взяла баночку и посмотрела Снейпу прямо в глаза. – Может, вы хотите рассказать, почему неслись по замку в таком плохом настроении? Я хорошо умею слушать. На самом деле я вам намного большим обязана. И, вы знаете, я отлично храню секреты. Он одарил ее вежливой тенью улыбки и отказался: – Если вы не против, Грейнджер, я уже за ночь достаточно наговорился. Сами знаете: протокол, дистанция, и прочее, и прочее. – Понимаю. Нелегка доля венценосца**? – Именно так, – ответил Снейп. – Идите спать, профессор. И поговорите с мужем, когда оба остынете. Чувства все могут только испортить. Она посмотрела на него со странным, удивленным выражением, но в конце концов пожелала спокойной ночи и выбралась через дверь за картиной. Снейп остался сидеть, погрузившись в раздумья и смотря невидящими глазами на то место, которое занимала Грейнджер. Вскоре домовики принялись готовить завтрак. Потирая щетину на подбородке, Снейп глубоко вздохнул и поднялся из-за стола.