Где начинается правда и заканчивается ложь?

Лежу свесив голову с дивана, а ноги где-то высоко, закрывают потолок. От слез давно пересло в горле. Жду, когда станет совсем невыносимо и из носа польет кровь. Он ходит по квартире, кому-то судорожно набирая сообщения. Срывается на несколько звонков. И вдруг оказывается надо мной: — Поехали. — Куда? — свалившись на пол, спросила я. — Забирать моего брата. Он помогает мне встать на ноги. — Что? — Отправили в камеру за вождение в нетрезвом виде. Шеннон потерял бумажник, его не могут оформить и поэтому не отпускают. — Я не поеду, — говорю так, а на деле хочется совсем другого. ____ Мы снова ругаемся. Хватаюсь за его любимую вазу, и лишь то, что она любимая — спасает ее. Берусь за следующий предмет и метаю прямо в него, бессознательно дрогнув рукой. Он уклонятся, хотя это глупо и бессмысленно. Сесть пожизненно не то, чего я хотела. — Ки! — кричит он, желая образумить меня. Он знает, что иногда у него получается успокоить меня прежде, чем мы окончательно разругаемся. Его голос странно действует на меня. Всегда я будто в плен попадаю. Но сейчас я пытаюсь вырваться из него: разворачиваюсь, выхожу из комнаты, хлопнув дверью, и бегу в гараж. Он не спешит меня догнать, зная, что это бесполезно. Теперь мой гнев невозможно обуздать и укротить. В этом мы похожи. Он снова мне соврал, посчитал, что мне не нужно знать, что происходит в его жизни, что через несколько дней он уезжает в другую часть земного шара. С ним всегда так: никогда не знаешь, когда он уйдет. И когда вернется тоже. Не знаешь где он. Не знаешь кто он. Не знаешь абсолютно ничего. И ужиться с ним можно лишь в том случае, если ты искренне и не хочешь знать всего этого. Передо мной два мотоцикла, один его любимый. Его любимые вещи я ценю, в мире не так много того, что он любит. Но на второй я легким движением запрыгиваю и с ревом завожу. Теперь, он, наверно, сорвался с места, но уже поздно. Автоматические двери выпускают меня, едва я одела шлем. Я вернулась через несколько часов. Может и больше. Океан успокоил меня, но его уже не было. И я знала, что так и будет. Мы никогда не решали проблемы, мы их избегали. Потому что он не был честен. А честен он не был потому, что не знал что ему нужно. И в свою очередь я тоже была нечестна с ним потому, что я никогда не была честной сама с собой. Но несмотря на это, я не могла совладать с собой и исчезнуть из его жизни. Он не вернулся на следующий день. Наша ссора вышла из рамок, в которые мы загоняли себя раньше, потому этого следовало ожидать. Но для меня это серьезный повод, чтобы начать нервничать. Шеннон неуправляем. И я бы не хотела, чтобы его смерть была моей, хотя бы косвенной, виной. Я начала плакать около двенадцати дня, когда поняла, что это беспрецедентный случай. Я плакала не от того, что мне жалко себя или его или же нас, которых и так не существовало. Я плакала из-за за осознания глубокого бессилия перед миром и перед каждым человеком, особенно перед собой. И чем больше я плакала, тем больше мне хотелось. Я позвонила его брату около семи вечера. И, конечно, он знал о том, что происходит между нами, потому не воспринял меня всерьез. Он приехал к Шеннону, ибо дом, в котором я жила с ним был совсем не мой, около двенадцати ночи. Тогда я еще плакала, но к следующему утру я хотела лишь одного — усилить ту боль, что я чувствовала, чтобы не слышать ни единой мысли в своей голове. ____ Джареду я даже нравилась, иногда он защищал меня перед братом, это я точно знаю. Иногда он будто намекал мне, что пора уйти, не мучать себя. Не мучать Шеннона, и даже не мучать его. Но говорить об этом, несмотря на его прямой характер, он не считал нужным. Джаред человек действия, а не слов. А ко всему прочему он считал, что каждый вправе жить так, как считает нужным. И мы с Шенном жили так, как жили. Но люди никогда не могут избавиться полностью от осуждения и сочувствия, от собственных мыслей о правильном и неправильном. Иногда для меня отношения с Шенноном были чем-то вроде жизненного квеста, за прохождение которого я получу несметные богатства. Но пока что вся моя жизнь была больше похожа на чью-то игру в марионеток. И я не могла быть уверенна, что получу хоть что-то за все то, что делаю. Иногда мне кажется, что я его даже люблю, но это быстро проходит. А иногда, когда мои эмоции на пределе, я готова к тому, чтобы уйти раз и навсегда. Но Шеннон не готов так просто отпустить меня. Иногда мы садимся на его мотоцикл и катаемся по всему городу и я без слов понимаю, что еще не время, и что возможно когда-нибудь я никогда больше не задумаюсь над тем, чтобы уйти. Но чаще он прижимает меня к холодней стене, грубо стискивает мою шею и медленно проговаривает «Ты никуда не пойдешь». ____ — Точно? — переспросил Джаред. — Ты же знаешь, что нет. Поэтому проваливай, пожалуйста, побыстрее. Он улыбнулся по-отцовски добро и побрел к двери, дав мне полминуты на последние раздумья. На самом деле, как бы Джаред не казался мил, он под сомнением тоже. Иногда мы все делаем странные вещи: и единажды я почти попалась на его уловки. Но в отличии от Шеннона, мне даже иногда ничего не кажется с Джаредом. Я почти осела на диван, но подскочила и побрела в противоположную сторону. Вышла на задний двор, побродила в маленьком саду, а потом оказалась на краю бортика бассейна, в который благополучно рухнула прямо в одежде. Когда Джаред привез Шеннона, я лежала на спине, едва балансируя, чтобы не утонуть. Шен слегка испугался, когда увидел меня, выразив это неудержимым рвотным порывом и хриплым: —Ки. Иногда я думаю, он нервничает потому, что ему не нужен труп в бассейне, я иногда я думаю, что нервничает потому, что я ему небезразлична. Я не получу ответа от него, это я тоже точно знаю. Так же как и он не получит ответов на те вопросы, которые и не спрашивает. Но, к сожалению, и надеяться сама на что-то я тоже не могу. Глупо думать, что кто-то является тем, кого ты представляешь в своих мыслях. От этого и происходят все разочарования. Шеннон не был так пьян, как могло показаться человеку, незнакомому с ним, но судя по всему после ночи в камере у него жутко болела голова. Но, несмотря на все трудности, он взял себя в руки, бросил на меня укоризненый взгляд и быстро ушел на второй этаж. Джаред снова навис надо мной. — Ты уже синяя, Ки. — И? — Вылезай, поговорим с тобой кое о чем. Несколько минут в душе, чтобы прийти в себя. Большое махровое полотенце, ибо дрожь сводила тело. Сок из холодильника, чего бы не стоило сейчас делать. И Джаред напротив. — Шеннон сказал из-за чего вы поругались. — Здорово… — Я это к тому, что его поездка отменяется. Его выпустили под залог и, в общем, будет разбирательство. С ним был его приятель, я, если честно, не знаком с ним, и две девушки, одна в наркотическом опьянении… Он не может на некоторое время вообще выехать заграницу. — Здорово… — повторила я еще раз. — Он никак не объяснил это и сказал, что если тебе интересно, то я могу сказать все, что знаю. — Вау, как честно. С чего ты взял, что мне интересно? — Я бы не стал говорить это… — Так зачем же сказал? — Потому что ты мне небезразлична, — Джаред вел свою игру. Я громко засмеялась, что даже Шеннон мог это слышать, если бы крепко не спал. — Ладно, Джаред, если ты хочешь наказать своего братика за его нрав, то только не впутывай меня. Я не знаю насколько это правдиво сейчас, но одно раза, когда ты пытался доказать свою небезразличность ко мне способом «затащи подружку брата в постель», было достаточно. И если у тебя не получилось этого сделать в первый раз, то и во второй тем более. — Ладно, забыли, — сказал он, неожиданно успокоившись. — Конечно. Как мы и договаривались. Джаред смотрел на меня испытующе. Мне было тяжело смотреть в его глаза, в общем как и обычно. Я сдалась и отвернулась. — Лучше подтверди мне, что Шеннон был чист. — Можешь не волноваться. — Тогда, Шеннон спит, а я, наверное, поеду тоже развлекусь. Так что если ты собираешься уходить, то подкинь меня до центра, не хочу брать его машину. — А где твоя? — В ремонте. В меня на днях врезались сзади. — В подробности лучше не вдаваться? — с улыбкой спросил он. — Конечно нет, это случайность, а не то, что ты мог подумать.— я улыбнулась тоже. ____ Отношения, основанные на вранье и сокрытии правды могут существовать, но в очень огранниченном виде. Я подозреваю, что они могут существовать целую вечность, несмотря на все человеческие предрассудки. Просто люди рано или поздно теряют терпение, а это уже проблема людей, а не отношений. Я вернулась домой поздно и обнаружила в своей квартире его. У него, конечно, был ключ. На столе лежали цветы, которые он удосужился поставить в кастрюлю. У меня не было ваз и цветы я не любила, но Шеннон не умел по-другому. Я знаю, что извиняться он не будет и оправдываться тоже. Он ничего не скажет о прошлой ночи. И не важно устроит меня это или нет… Ему будет легче уйти, как и мне, если я начну задавать глупые и ненужные вопросы. Нам повезло, что мы оба немногословны, но это не меняет того, что для искренних чувств, в нужне которых мы сами себе не признаемся, нужна честность. Я взглянула на него. Он как приманка для диких зверей. Такая приманка, чей запах и вкус не дает пройти мимо, и такая, чья сила не дает вырваться обратно в жизнь. Может это и не отнимает жизнь полностью, но и полноценной жизнью не является. Смотреть на него было невыносимо, но я не смогла сдержаться. Я направилась уверенными шагами к нему и легким движением запрыгнула на его колени, так, чтобы его торс оказался между моих ног. Он сжимает мою голову в своих руках и смотрит прямо в душу, вынимая ее наружу. Наверное, именно сейчас, он видит меня такой, какая я есть. Мне кажется, что он знает все мои мысли, ибо его мысли я абсолютно точно знала. Этот момент близости, который и спасает наши отношения. Я тянусь за поцелуем, но как только касаюсь его губ, не могу удержаться от того, чтобы укусить его. Алый цвет на моих губах будто помада, он резко отдергивает меня, играя усмешкой на своем лице, хотя глаза выдают минувшее недоумение. Его палец касается моей нижней губы, слегка оттопыривает ее, а потом разносит свою кровь по моему лицу. Наслаждается картиной, а я его давно небритым лицом, а потом снова целует. Руками нахожу ширинку на его штанах, но он резко поднимается, слегка подкинув меня вверх, но так же ловко ловит. Он хочет оказаться на кровати, ибо вчерашняя ночь все еще отдается в его голове. Я бы не хотела терять столько времени на бесполезную ходьбу, но сопротивляться тоже глупо. Иногда мне хочется нежности, медленной чувственности, на которую он действительно способен, но сейчас этого нет. Когда тебя захватывает страсть, ты не ждешь чего-то необычного и медленного. Единственное желание: сделать все как можно быстрее и жестче. Шеннон бросает меня на кровать, быстро стягивая свою футболку, и оказывается нависнувшим надо мной. За это время я успеваю проделать то же самое, стащить с себя вверх. Он касается губами моего соска, который и так уже возбужден из-за легкого трения через тонкую ткань футболки. Прикусывает так, что на его плече остается багряный след от моих пальцеы, и спускается вниз. Кое-что у него получалось действительно хорошо. Он стаскивает мои штаны, проводит руками по бедрам, больно стискивая их. Его язык касается моей нежной кожи, пронизывая болью. Ему не нужно много времени, чтобы я начала вырываться. То, что он делает невыносимо приятно. Но он слишком сильный, чтобы просто дать мне увернуться. Он возбуждает меня до предела, а потом резко останавливается, возвращаясь к моим губам. Касаюсь его груди, спускаюсь все ниже и, наконец, доделываю то, что должна была сделать в самом начале. Переворачиваю его на спину, пытаюсь спустится вниз, но он непреклонен, слишком возбужден. Он приподнимает меня надо собой и тут же вводит свой орган глубоко в меня. Узко, но слишком мокро, чтобы сделать мне по-настоящему больно. Его руки ложатся на мой живот, но я двигаюсь слишком медленно, потому вторая рука оказывается на моей пояснице, и он ускоряет мои движения, поочередно надавливая на них. Все быстрее и быстрее, слишком быстро. Мои ноги свело и я соскочила в сторону, сжимая одну из его рук до хруста костей. Он улыбался, но быстро уложил меня на спину. Шеннон смотрел на меня, будто изучал, хотя видел мое лицо тысячу раз, ева касался пальцами, щекоча меня, но быстро вернулся к быстрым движениям. Мои ноги начало сводить во второй раз. Мне показалось, что он снова улыбался, но стоило мне закрыть глаза, как его улыбка исчезла. Он слегка рыкнул, прежде чем замедлить темп, но все еще не остановился. Мне было жарко, я будто снова и снова сознание теряла. А он вновь ускорился, несмотря на то, что чувствовалась усталость, а его спина и простынь под нами были насквозь мокрыми. Третий раз был для меня невыносимым, теперь было больно, а в голове стучало, хотя наслаждение накатывало на меня глубоки волнами, подавляющими эту тянущую боль. Но он и сам более не смог терпеть и прекратил меня пытать. Он перестал дышать, а потом одним залпом выдохнул накопившуюся энергию. Мы громко отдышались, а он сполз с меня, оставляя лишь свою тяжелую руку на моей груди. Его небритое лицо утыкалось в мое щеку, обжигая кожу огненным дыханием. — Я думала мы по-быстрому. — Хотел сделать приятно. Может быть еще? — явно с иронией спросил он. Я надменно улыбнулась, дав понять, что шутка не удалась. Я попыталась, встать, но он свою руку не поднимал, требуя остаться с ним. Так не часто бывает, обычно он легко отпускает меня. Он все еще глубоко и жарко дышал в мое ухо, пока вдруг не выдал: — Я не изменял тебе. Я усмехнулась в глубине душе, но вида не подала. Его слова нельзя было воспринимать действительно всерьез. Я ничего не знала о том, кто он и что он делает, когда не со мной. И мне и не нужно было этого знать. Да и он обычно не считал нужным что-то говорить. Но раз уж сказал, то тогда это что-то значит…