* * *
Юнги ковыряется в карбюраторе старенького форда и постепенно уже закипает: чиниться он ни в какую не хочет, а потому и бесит его лишь сильнее, хотя проблема вроде бы очевидная и достаточно простая. Однако исправляться ничего не хочет. Юнги настолько забывается и углубляется в работу, что его почти пугает (на самом деле, до усрачки) хлопок по спине, а затем заливистый смех, когда он от неожиданности бьётся головой об открытый капот и трёт ушибленное место, зажмуриваясь и сквозь зубы отпуская едкую нецензурщину. Чимин начинает ржать пуще прежнего, когда тот приоткрывает слезящийся глаз и шумно втягивает воздух через нос. — Чимин, блять!.. — Юнги не имеет ничего такого в виду, и Чимин это знает, хоть и дует обиженно и показательно губы. Ради приличия. — Ладно, уговорил. Не блядь. Юнги вздыхает и тянет к себе за подол огроменной (определённо его) рубашки. Чимин отбрёхивается и изворачивается, но лишь ещё больше пачкается о вымазанные руки старшего, отчего вопит не своим голосом, что «ну вот опять»! — Нечего было выдираться, — назидательно говорит Юнги и, всё же умудряясь сгрести его в захват одной рукой, мимолётно прижимается губами к щеке Чимина. После чего всё-таки отпускает. — Ладно, подожди немного, я скоро закончу. И Чимин устраивается на продавленном диванчике, залезая на него с ногами. Он наблюдает, как Юнги снова закапывается, и фыркает. На самом деле, подперев ладошкой щеку, он смотрит и не видит. Он в который раз возвращается мыслями в тот пресловутый период, когда «всё хорошо» не было. Нет, то есть, конечно, было: он был жив, Чонгуки был жив-здоров, Юнги держался на ногах, но вот… Ситуация была, на самом деле, аховая. И не только потому что его и Чонгука посадили под домашний арест. Скорее это было заторможенное осознание, ч т о могло произойти, если бы Юнги не успел вовремя. Вот именно тогда Чимин смог прочувствовать всю степень собственной вины, стыда и испуга в случившемся. Эти отголоски до сих пор иногда его преследуют в кошмарах, будто бы не желая отпускать свою однажды пойманную жертву. Порой он просыпается в холодном поту среди ночи от собственного немого крика и затравленно оглядывается по сторонам, боясь снова увидеть скользящую на грани периферийного зрения тень Тэхёна. Чимина передёргивает как от холода и поморщившись ведёт плечами, как если бы они у него затекли. Он старается отогнать эти воспоминания, хотя они с упорством, достойным лучшего применения, возвращаются снова и снова. И Юнги, кажется, знает об этом. Потому что каждый чёртов раз смотрит на него нечитаемым взглядом, но после, словно прогнав такое же наваждение, тепло улыбается одними уголками губ.* * *
Теперь у них всё хорошо. Джиён это знает наверняка, потому как до сих пор не может отделаться от появившейся привычки наблюдать, раскладывая Таро или заглядывая в стеклянный шар. Не то чтобы ей это было нужно, но, с другой стороны, она немного радуется, что всё сложилось именно так, как сложилось. Тэхён тоже не отстаёт от ведьмы и порой подглядывает за тем, как у Юнги и Чимина развиваются отношения. Как говорит сам — теперь уже — фамильяр, «всего лишь одним глазком». В целом они, и Джиён, и Тэхён тоже, могут быть благодарны за предоставленный, или скорее даже подаренный им шанс начать всё с начала. С чистого листа, не совершая прежних ошибок.* * *
Теперь у них всё хорошо. Юнги переехал в город к Чимину, обзавёлся съемным жильём и подрабатывает в автомастерской. Чимину нравится наблюдать за тем, как Юнги что-то делает руками — у него хорошо получается чинить и мастерить что-то. К тому же он вполне сносно и с удовольствием помогает ему, Чимину, с уроками до сих пор, пусть и фыркает иногда, что если бы Чимин почаще слушал, что ему говорят, то таких проблем не было, или было бы гораздо меньше. Про сам инцидент они стараются не вспоминать. Тогда им всем крупно досталось, и благо, что обошлось всё без полиции и исков. К тому моменту, как Юнги с Чимином приехали в мотель, где остался пережидать Чонгук, телефон старшего насчитывал, пожалуй, не один десяток пропущенных вызовов и гневно-испуганных сообщений. Чимин смог нормально помыться и переодеться в подготовленную одежду, пока Чонгук громким шёпотом пересказывал о том, что кругом творилось, говоря, что слышал, как кто-то тихо завывал под окнами и тонким голоском просил его открыть дверь. Юнги лишь усмехался и говорил, поди постояльцы или их дети не остались в стороне в праздник. Пусть и умалчивал, что, возможно, это были далеко не шутки и чья-то неупокоенная душа просилась впустить её. Тем не менее домой к Чимину они собрались лишь к обеду. И ответить тогда никто так и не рискнул до приезда. К вечеру уже в гостиной семьи Пак было не протолкнуться. И собрались здесь не только виновники этой истории, но и родители Чимина и Чонгука. Мальчишки, пожалуй, тогда ревели не меньше, чем их матери, а Минсу с отцом самого младшего, отведя в сторону Юнги и едва сдерживаясь, расспрашивали его о случившемся. Наверное, мужчин можно было понять: дети потерялись, пусть и были доставлены хёном домой в конечном итоге. Однако к удивлению самого Юнги, готовящегося к грандиозному скандалу, если не к полиции, защитила его сначала мать Чонгука, а потом уже и Тэён. И, пожалуй, больше всего Юнги поразили слова матери Чимина. Когда она подошла к нему и обняла, поблагодарив, раз даже посторонний человек счёл своим долгом искать двух глупых детей, то этот мир ещё не настолько безнадёжен и потерян. Наверное, её искренняя благодарность и доброта больше всего повлияли на вечно хмурого и отстранённого Юнги, заставив выдавить из себя, что он боялся не меньше родителей о здоровье и жизни мальчишек, пусть с Чонгуком они не слишком хорошо ладили. На этом скандал был исчерпан: детей посадили под домашний арест, а Юнги, постоянно отзваниваясь родителям обоих, отвозил и привозил их из школы под пристальным наблюдением. Не сказать, что Юнги был недоволен. В конце концов, он тоже был отчасти виноват во всём произошедшем, просто потеряв на мгновение бдительность. И единственное, что его радовало во всём этом — Чимин остался жив и здоров. Для него это было главной целью. Теперь Чимин перешёл в выпускной класс, скоро он доучится и поступит в университет. Он радуется до сих пор как мальчишка, вспоминая, что родители согласились с его желанием поступать в Академию Искусств. Не без помощи Юнги, конечно, это удалось, как думает он, но всё равно благодарен им всем. Его заветная мечта близка к исполнению. А Юнги было не так уж и сложно поговорить с Тэён после всего: она очень благодарна парню, пусть и не совсем осознаёт, за что именно, но порой прислушивается к тому, что он говорит. И лишь об одном человеке никто больше старается не вспоминать. И не потому, что он уехал в неизвестном направлении буквально через пару месяцев после. Тогда Намджун смог очнуться на следующий ведь, первого ноября, в полуразрушенном старом особняке где-то за чертой города. Ему казалось, что он сошёл уже с ума. В целом, потом легче тоже не было. Пара месяцев усиленной терапии у психотерапевта и психиатра не дали никаких результатов. Намджун продолжал пребывать в глубокой депрессии и страдал приступами паранойи. Ему постоянно казалось, что кто-то преследует его, кто-то всегда крадётся за его спиной, пока никто не видит. Не меньше его мучали и провалы в памяти. Он мало что помнил из тех нескольких месяцев, прожитых под влиянием куклы вуду и магии. Намджун до этого всегда думал, что с ума сходят постепенно. Однако его собственная психика подсказала, что иногда это бывает далеко не так. Возвращаясь в тот злосчастный Хэллоуин, Джиён испытывает смесь из противоположных чувств. Даже по прошествии стольких месяцев. Порой её гложет, что всё это сон, и он когда-нибудь закончится осознанием, что всё это время на самом деле её запекают на раскалённой сковороде в глубинах Ада. Страх и радость в ней настолько крепко переплелись в первый месяц после случившегося, что даже сейчас она часто заглядывает в глаза Тэхёну, будто спрашивая его, а всё ли это реально. Но Тэхён лишь усмехается и перекидывается в чёрного кота, каждый раз как она задаёт этот немой, невысказанный вопрос. И это успокаивает ведьму, давая понять, что Тэхён — самый обычный теперь, с парой поправок, фамильяр, которым он стал после обоюдного согласия и разрыва контракта. В конце концов, добровольная жертвенность ещё никогда не оставалась без вознаграждения. Пусть и такой ценой.