Until The End Of Time

      Если бы тишина имела температуру, без сомнений, ту, в которую погружена эта комната, можно было бы назвать холодной как труп. Лишь тихое гуденье электрической лампочки, одиноко висящей на потолке, да тихое попискивание аппаратов издает звук, уловимый для человеческого уха. На кровати, мирно сложив руки на груди, лежит молодой человек. Только еле заметно поднимающаяся и опускающаяся в такт дыханию грудь говорит о том, что он жив, несмотря на чрезмерную бледность, синюшные тени под глазами и многочисленные ссадины и синяки по всему телу, делающие его похожим на покойника. Поперек лба и вокруг всей головы плотным белым кольцом обмотаны бинты. Экран одного из аппаратов бесшумно транслирует дикий, изломанный танец беспокойного сердца спящего мужчины. В воздухе что-то неуловимо меняется, и глаза под плотно сомкнутыми веками, щедро опушенными длинными темными ресницами, начинают встревоженно бегать, направо, налево, вверх, вниз, снова направо, рот приоткрывается, жадно втягивая воздух, и… С громким вдохом мужчина просыпается. *** У Джареда жутко болит голова. Сначала он пытается вспомнить, где он так напился, но, как только его руки прикасаются к несчастной голове и дотрагиваются до бинтов, он тут же все вспоминает. Черт бы побрал Шэннона! Просил же его Джаред не рисковать так, поднимаясь слишком высоко в горы! А тот все подначивал его: «Ты че, мелкий, трусишь? Ага-а-а, затряслись поджилки у цыпленочка, да?». Ну вот, наподначивался. Лежит теперь наверняка в соседней палате со сломанными руками или ногами… Член ему сломать надо было бы! Как-то нелепо все получилось. Вроде бы нормально так лезли, потихонечку. Переговаривались изредка. Джаред всего лишь хотел сделать фотографию! Повернулся через плечо, отпустил одну руку – во-первых, у него на ногах были «котики», а во-вторых, он был привязан тросом к Шэннону, который лез впереди него – нагнулся, чтобы посмотреть под ноги… И тут камешек, на который опиралась одна его нога, вдруг вывалился из плотного пласта, и от удивления Джаред выронил новенький фотоаппарат. Не подумав, он тут же дернулся за ним, надеясь перехватить, но добился только того, что и вторая его нога потеряла опору. Перепугавшись, Джей принялся шарить ногами по «стене», пытаясь найти зацепку. А Шэннон только хотел спросить, что случилось, но, увидев висящего над пропастью брата, допустил самую банальную ошибку – отпустил выступ, за который держался, и протянул ему руку. И все. Его ноги подогнулись, не вытерпев такой тяжести, и… Но сейчас-то все в порядке. Кости ноют, и ничего более. С Шэнноном тоже все в порядке, Джаред знает, он же видел его, когда их на носилках тащили в вертолет. У него даже крови практически не было, в отличие от Джея, который весь в ней перемазался. Кажется, ему лоб расшибло… «Нужно повидать братца», - решает Джей и осторожно спускается с кровати. Гладкие плитки пола неприятно обжигают голую кожу стоп мертвым холодом, и он передергивается, отчего голова тут же напоминает о себе, спроектировав собственную модель взрыва атома в области затылка – мужчине приходится со стоном осесть на пол и спрятать лицо в согнутых коленях, настолько это, блять, больно. Похоже, башкой лучше в лишний раз не трясти. Когда парня перестает укачивать, он опять поднимается на ноги и плетется в сторону двери – нужно позвать кого-то, кто подсказал бы ему, где искать этого сукиного сына, которого он почему-то зовет братом. - Найду и надеру задницу, - воинственно пыхтит себе под нос Джей. По пути взгляд случайно падает на зеркало; увидев халат, в который его нарядили, парень не может удержать идиотский смешок: мало того, что он в горошек, так еще и с открытым задом! Еще раз хихикнув, он направляется дальше. Тело слишком ослабло, совсем не хочет слушаться. Джаред злится про себя за то, что двигается как беременная черепаха. Вроде бы не настолько ушибся, а ходит как не пойми что. Топ-топ. Топ-топ. И еще. И еще совсем немножко. Еще чуть-чуть… И-и-и во-о-от она, дверь его мечты! Чуть ли не падает на колени, пытаясь достать до дверной ручки – оказывается, глаза сыграли с ним злую шутку, и дверь оказалась не так уж и близко. Ну ничего. Никто не упал, никто ничего не сломал. Можно двигаться дальше. Дверь, на обратной стороне которой висит табличка с надписью «Дж. Лето», выводит в просторный стерильно белый коридор с множеством дверей по бокам и низкими скамеечками. Тут довольно-таки прохладно, и Джаред жалеет, что на нем нет чего потеплее. Он же очень легко мерзнет. Помня о ноющей башке, осторожно оглядывается по сторонам, но никого, кого можно было бы спросить о Шэ, не видно. Джареду тут не нравится; не то, чтобы больницы так или иначе могут быть уютными, но в этой ему особо неприятно находиться. Так что он решает найти Шэнна и, если он более или менее нормально себя чувствует, поехать с ним домой. А там уж они как-нибудь справятся – вызовут врача на дом или что-то еще. Временами останавливаясь и опираясь об стену одной рукой, когда мир перед глазами исчезал, рассыпаясь на миллионы пикселей, он шаг за шагом продвигается вперед, туда, где, как ему кажется, должен находиться выход из коридора. Шэннона тут не было, он чувствовал – вы же не думаете, что он мог не почувствовать присутствие родного брата? На стенах висят забавные рисунки, возле некоторых Джей даже останавливается, чтобы разглядеть получше. Странные рисунки, странные краски… Красный, много красного. Слишком много красного. Внезапно красные капли с картинки вырываются за пределы изображения и бьют по глазам; Джаред падает на спину, схватившись руками за голову. Он закрывает веки, открывает, и снова закрывает, и снова открывает, но везде только она, красная, красная краска, красная как… кровь. Кажется, молодой человек даже заплакал от боли и страха, лицо все мокрое, но, когда он приходит в себя, единственное, о чем думает, это то, что пол очень холодный. Примерно полминуты требуется ему на то, чтобы встать на ноги и продолжить идти. Он больше не смотрит на картинки, они ему уже разонравились. Наконец, этот бесконечно длинный коридор кончается, но зато начинается другой, перпендикулярно к нему расположенный. Он, кажется, чуть ли не вдвое длиннее того, что Джей уже прошел. - Че-е-е-ерт! – недовольно стонет мужчина, кусая губы. Его вовсе не прельщает перспектива тащиться еще хрен знает сколько времени по длиннющему коридору. Но что поделаешь – не может же он оставить тут брата? Кряхтя и ругаясь сквозь зубы, Джаред наугад выбирает левый от себя отрезок коридора и не спеша идет по нему. Как ни странно, до сих пор ни один человек из обслуживающего персонала еще не заметил его, не пришел, не предложил помочь. «Дармоеды и тунеядцы», - без лишних раздумий ставит клеймо Лето. Как так вообще можно? А если бы он упал тут и отрубился? Да он, наверно, окоченел бы тут до тех пор, пока его не нашли! Долго ли, коротко ли, в общем, проходит шут его знает сколько времени, и Джаред вконец выдыхается. Он как раз собирается сделать небольшой привал, когда его взгляд падает на одну из неприметных на фоне белых стен дверей – дверь как дверь, но на ней висит табличка с именем его брата! - Бинго! Ну наконец-то, - с облегчением выдыхает Лето и тащит свое устало тело в ту сторону. Дверь, слава Богу, не заперта, и Джаред без труда проникает внутрь. В комнате темно, но заметить лежащего на кровати крупноватого мужчину легко. Подойдя к нему, младший из братьев включает ночник, и неяркий свет лампы выхватывает из темноты спокойное, расслабленное лицо спящего Шэннона Лето. В отличие от Джареда, на Шэнноне нет никаких бинтов, и выглядит он вполне здоровым, ну, разве что парочка-другая царапин на лице, не более. Короткие темные волосы, густые брови, нереально длинные, загнутые кверху пушистые кисточки ресниц, пухлые губы – да его братец просто красавец, каких еще поискать! Даже в таком потрепанном виде. - Хэй, - громко шепчет Джаред, нагнувшись над лицом брата, - хэй, ты, спайдермэн недоделанный, вставай! Шэннон не реагирует, только ресницы чуть вздрагивают. - Шэнн, жопа! Не смей дрыхнуть! – еще громче говорит Лето-младший. – Я тут, между прочим, целую вечность тебя искал! Когда и это не действует, Джаред злится и сдергивает с брата одеяло – помнит же, как тот ненавидит, когда так делают! Неожиданно оказывается, что Шэннон лежит уже одетый и даже обутый – в ботинках, брюках, толстовке и футболке с высоким горлом. - Аа, гад ползучий, ты притворяешься, да? Проснулся уже давно? Ну, чего лежишь, кого ждешь? Пошли уже, вставай! Решив, что Шэнн испытывает его терпение, Джаред встает перед ним и начинает корчить рожи. Они часто так играли в детстве – кто первым рассмеется, попадает на желание. Или финт. Ну, это по обстоятельствам. Что-то Шэ упорно хранит молчание… Что ж, в таком случае, остается последний, самый отчаянный прием. Растопырив пальцы, Джаред влезает на брата и со всей дури тыкает ему в глаза. - Ага, наконец-то, проснулся! – дурашливо вопит он, но тут же осекается под холодным взглядом старшего. – Да ладно, сам же виноват, чего так злиться-то… Поехали домой? Ты как, встать можешь? Кажется, нет, придется ему помочь. В принципе, не такой уж он и тяжелый, этот Шэннон Лето… Охнув, Джаред взваливает на себя туш… тело брата и бредет к двери. Теперь его цель – найти лифт и смыться, пока их не остановили. К вящему удовольствию Джея, лифт нашелся довольно быстро. Оказывается, они были на третьем этаже. - Выйдем сразу на парковку и поймаем такси, идет? – лифт перетряхивает, и Шэннон кивает, соглашаясь с планом Джареда. Тот удовлетворенно хмыкает и, вспомнив про свои намерения, начинает ругать брата-придурка на чем свет стоит. Они же могли из-за него умереть! Ему, видите ли, понадобилось похвастаться и залезть на такую высоту, на которую они еще никогда не лезли! Хвала Всевышнему, на их пути попался выступ, куда они и упали, иначе проснулись бы братья уже мертвыми! Шэннон молчит, покаянно опустив голову. Понимает, зараза, свою вину! - Ну все, приехали. Пошли, горе, - Джей обнимает брата одной рукой за талию, а второй – держит за руку, перекинутой через его плечи. – Что за идиотская больница, блин, им на отопление денег не хватает, что ли? Гляди, Шэ, как у тебя руки замерзли… Ничего, в машине согреемся. Джаред чувствует, как Шэнн благодарно прижимается головой к его плечу, и улыбается. Он, конечно, ворчит и вредничает, но брата своего любит. Как же не любить-то? Всю свою жизнь, с самого момента рождения, он был с ним, всегда; в его жизни не было ничего, что не было бы так или иначе связано с Шэнноном. Это было абсолютно нормальным – наоборот, ненормальным было бы, если бы его заносчивого, временами до ужаса хвастливого старшего брата вдруг не стало в его жизни. Брр, кошмар какой. Джей даже думать об этом не хочет. И он до ужаса рад, что все обошлось. Подумаешь, пара ушибов и мелких царапин. Пройдет. На них все заживает как на собаках. Наверно, их тело само собой привыкло быстро регенерировать после многочисленных травм, регулярно получаемых во время концертов. Ну а что, без синяков после таких мероприятий обойтись никак нельзя, что вы ожидали. Очень некстати Джаред вспоминает, что ходит до сих пор в каком-то нелепом подобии одежды, которая даже задницу его не прикрывает, а тут десятки, сотни машин, перед которыми ему приходится гордо дефилировать, сияя белой кожей знаменитой летопопы. Ну да ладно, когда-то в пору юности ему и не такое приходилось делать… «Бляха-муха», - мрачно ругается про себя Джей. Он не любит вспоминать свою юность и то, на что ему приходилось порой идти, чтобы выжить. Кажется, на улице уже давно вечер, потому что машин на парковке практически нет. Джаред начинает уставать, а Шэнн, похоже, сам идти вообще не может, наверно, у него повреждены ноги. «Придется нам выйти на улицу», - решает младший Лето, но вдруг замечает знакомую машину. Этот роскошный черный седан… кажется, такой был у Милишевича? - Эй, Шэнн, смотри, это «Мерседес-Бенц» Томо? – Шэ дерганно кивает, и Джаред решается подойти ближе и видит белые наклейки в виде глифов на переднем окне. – Точно, Томо! Вот оно, наше спасение! – радостно вопит он и тащит брата к машине. Однако внутри там никого нет. - Ну, не беда, скоро вернется, он нас навестить пришел, наверно. Подождем, - устроив притомившегося Шэннона на земле так, чтобы его голова опиралась на дверцу машины, Джей присаживается рядом с ним и устало закрывает глаза. Все-таки прогулка была не из легких. Да и не оправился он еще… Просто Джаред с Шэ с самого детства не любят больницы. А, так как младший из братьев никогда не отличался особым здоровьем, им часто приходилось там бывать. Джей – потому что болел, а Шэнн – просто потому, что не мог оставить брата. Джаред сдох бы от скуки один. Проходит примерно полчаса; Джаред сидит, положив голову брату на плечо, и дремлет, Шэннон смотрит куда-то вдаль. Вероятно, задумался, у него отсутствующий вид. Звук шагов выводит Джареда из сонного состояния. Бросив брату: «Ты сиди, а я гляну, может, это наш Томо», - он огибает седан и осторожно выглядывает из-за капота. Кто же это… Глубокий капюшон почти полностью скрывает лицо, и Джей пока не может угадать, кто это. Но когда он подходит ближе, у Джареда не остается сомнений – это точно их гитарист! - Бу! – растопырив пальцы, выскакивает Джаред из-за машины и заливисто смеется над своим удачным, как ему кажется, сюрпризом. Но Милишевич, похоже, не очень с ним согласен, по крайней мере, выглядит он… не то чтобы радостно, скорее, испуганно. - Джа… Джаред? – растерянно шепчет он, не сводя с Лето шокированных глаз. - А кто ж еще? – морщится тот, недовольный такой реакцией Томо. – Много моих клонов видел? Давай лучше ключи, поехали домой. У меня вся задница замерзла. Трясущимися руками хорват достает из заднего кармана ключи и протягивает фронтмену, и ,когда тот, нетерпеливо закатив глаза, выхватывает их из руки Томо, неожиданно подается вперед и заключает его в крепкие объятия. - Э-эй, Томо, у меня еще кости побаливают, ты поосторожнее! – деланно сердитым тоном предостерегает Джаред, но гитарист его не слушает, только сильнее сжимает и начинает раскачивать из стороны в сторону. - Боже мой… Джей, чертов Джей, как я рад тебя видеть… Проклятье, Лето, я думал, что это все, конец… - хрипло шепчет хорват куда-то в шею Джареда, и тот вдруг слышит слезы в его голосе. - Не надо, ты чего, Том, ну, мы же тут, мы живы, с нами все хорошо… - растерянно пытается утешить друга тот, поглаживая его по спине. Он никогда еще не видел гитариста своей группы в таком состоянии: все тело дрожит, словно от озноба, слезы аж намочили ворот больничного халата. – Успокойся, чувак, отвези нас домой, окей, там и поговорим. - Стой, - Томо отрывается, наконец, от Джареда и с недоумением в глазах уточняет, - ты сказал «нас»? - Ну да, - удивляется Лето, который фронтмен, - ты же не думал, что я оставлю Шэнна тут, а сам уеду? Джаред даже пугается, глядя, как Томо с каждой секундой становится все бледнее и бледнее. Переживал, видать, за них сильно. - Он.. он тут? – спрашивает Милишевич пересохшими губами. - Да тут он, тут, куда денется. Здоровее меня, между прочим, - усмехается Джей, - только вот ходить пока не может. Шэнн, гляди, я тебе говорил, это Томо! – он почти за руку подводит спотыкающегося гитариста к расслабленно сидящему на месте брату. – Ну? Видишь? Я же говорил, все в порядке. Мягкая улыбка, обращенная к брату, освещает осунувшееся лицо Джареда; нагнувшись, он уже привычно обхватывает Шэннона поперек туловища и встает. Томо стоит, покачиваясь как пьяный, и, судя по его ошарашенному виду, вот-вот упадет в обморок. - Нет, только не падай! – взмаливается Джей. – Как я вас обоих потащу? Я не настолько силен, между прочим! О-о-о, пресвятые небеса, за что мне это? - несмотря на настойчивую просьбу, хорват все же не смог удержаться на ногах и присел на холодный бетонный пол. Ну, слава богу, хоть в обморок не грохнулся. - По-подожди, Джей… подожди… - он закрывает глаза и, сложив ладони в лодочку, прижимает к лицу и шумно дышит. Ну ей богу, что теперь не так? То одного поднимать, то другого… Джареду это начинает надоедать. Он буквально сбрасывает брата на сидящего, поджав под себя ноги, Томислава. Шэннон неуклюже заваливается на того и по-хозяйски утыкается лицом ему в грудь. Вот вечно он со своими пошлыми шуточками! Как говорится, и в болезни, и в здравии. Но Томо почему-то не реагирует как обычно – не смеется, не принимается сам тискать Шэннона – закричав, он вскакивает на ноги и отлетает метра на пять от машины. Джаред еле успевает подхватить падающего брата и бросает в сторону плачущего уже навзрыд хорвата злобный взгляд. - Ты чего, умом тронулся, Милишевич?? Не видишь, что ли, как ему сложно двигаться?? И хватит уже реветь как баба, блин! - Дже-Джей… Джаред… - всхлипывает Томо, - друг, послушай… - Не хочу я ничего слушать, просто отвези нас! Или я сам сяду за руль! Помоги Шэннону залезть в салон, ну, что ты стоишь как дуб? Шаркая ногами по бетонному полу, гитарист подходит к братьям и берет старшего на руки. Джаред открывает дверь и мотает головой, мол, заноси. Но Томо не смотрит на него, его полные слез глаза не отрываются лица почти лежащего на его руках мужчины. - Ну же, чуваки, быстрее, - поторапливает их Лето-младший, - тут охренеть как холодно. И вместо того, чтобы послушаться, Томо, надрывно вскрикнув, падает на колени, не выпуская из рук свою ношу. - Шэнн, Шэнн, ну, Шэннон… Шэнн… он… - он отчаянно прижимает к себе продолжающего хранить молчание барабанщика, исступленно гладит по волосам, водит носом по загорелой коже, роняя частые слезинки на его грудь, - Шэнн, ну почему, ну почему, скажи, Шэнн, пожалуйста… - Хватит! – Джаред хватается за голову, вцепляется в торчащие сверху волосы, дергает изо всех сил и чуть не падает. – Хватит, Томо, я сказал прекратить это! Быстро помоги Шэннону сесть! Сейчас же!! – он сам на себя не похож, с обезумевшими вытаращенными глазами, дергающимся лицом и раздутыми ноздрями – Джаред сам себя испугался бы, глянь он сейчас в зеркало. Но ему не до зеркала, его бесит Томо, который никак не может поверить в чудо, в то, что все обошлось, и своими соплями задерживающий их. И чего он так расклеился? Сколько раз можно повторять, что все в порядке?! Что, скажите, что не так??! Не вытерпев, он размашистыми шагами идет к Томо, вырывает, почти выдирает из его рук Шэннона, сам усаживает его на сиденье, пристегивает ремнем безопасности и зло захлопывает дверцу. - Мы уезжаем! Если не хочешь ехать с нами, оставайся! – обычно Джей не такой грубый со своими друзьями, просто Томислав серьезно его достал. Зачем так убиваться, когда все хорошо? - Нет, Джаред, постой… - Милишевич хватает его за подол халата и тянет к себе, - Джаред, пожалуйста, дай мне сказать… Шэннон… он… он не… Господи, зачем ты… Джаред, прекрати, я прошу тебя… - Что прекратить?? Что ты вообще несешь?? Это ты прекрати действовать нам на нервы! Все, сиди тут, пока тебя не заберут в психушку! – и, вырвав полу своего несчастного халата из рук друга, он садится в машину и рулит в сторону выхода. В зеркале заднего вида пару минут видно хорвата, одиноко сидящего на полу, обхватив себя за колени, но потом они сворачивают, и он исчезает из виду. – Придурок… - выдыхает Джаред и устало потирает лицо. – Ты как? Умаялся, наверно? – Шэнн утвердительно кивает. – Ничего, мы скоро приедем домой, отдохнем. Кто же знал, что так трудно будет смотреть на дорогу… Джареду приходится время от времени останавливаться и протирать глаза, потому что они слезятся и жутко чешутся, все начинает расплываться и кружиться как на корабле во время шторма. Он сваливает все на усталость. Вот они приедут, поспят, и все станет хорошо. Все будет хорошо, точно… - Смотри, Шэ, к нам кто-то приехал? Мама, что ли? А, наверно, ей уже рассказали о нашей неудачной прогулке, и она приехала нас проведать… Ну, так даже лучше… Ой, - мужчина подскакивает на сиденье, когда «Мерседес-Бенц» неловко припарковывается перед сияющим горящими окнами домом. Помимо маминого изящного «Порше» возле гаража стоит еще одна машина, и она не принадлежит ни одному из братьев. Хм, интересно… - Ма-а-м! – громко зовет Джей, зайдя в дом. – Мам, это мы! Мы сбежали из больницы! – совсем по-ребячески гордо добавляет он. Где-то на кухне раздается громкий грохот, будто кто-то в спешке уронил стул, и через пару секунд в холл выбегает Констанс Лето, мать Шэннона и Джареда. ЕЕ усталое старое лицо, покрасневшие глаза, дрожащие губы говорят сами за себя… Джареду становится стыдно, что они заставили ее так волноваться, и он выдавливает из себя извиняющуюся улыбку. Увидев сыновей, Констанс тихонько охает и, зажав рукой рот, без сил прислоняется к стене. - Ма-а-ам, - тянет Джей, - ну ты чего, а? Все же нормально. Мы же дома. Ну? - Джар…ред?? – внезапно вслед за Констанс из кухни выходит Брент Болтхаус, один из близких друзей братьев, и останавливается, уставившись на парочку незадачливых скалолазов круглыми от удивления и глазами. - О, Брент, дружище, как здорово, что ты здесь. Помоги Шэннону подняться наверх, а? А то у меня руки устали, а этот идиот не может сам идти. В холле устанавливается звенящая тишина. Джаред и Шэннон стоят, обнявшись, напротив них, в метрах этак шести, стоит Констанс, еще чуть дальше – Брент. И эти двое так смотрят на них, что Джареду становится не по себе. Они что-то не так сделали? - Ээ… - выдавливает из себя Джей растерянным голосом, - мы должны извиниться, что полезли так высоко? Честно, мы не хотели, просто… - Джаред, - обрывает его речь Брент, - кто разрешил тебе уйти из больницы? Кто там был? Ты с кем-нибудь виделся? Когда ты очнулся? - Нет, я просто подумал: я неплохо себя чувствую, Шэнн тоже, почему бы нам не пойти домой… И тут Констанс прорывает. Она начинает кричать, плакать, размахивать руками, мотать головой и вопить, чтобы они убрались с глаз ее долой, что она видеть их не хочет, что Джаред сумасшедший, и зачем он притащил сюда брата, он хочет, чтобы его мать тоже свихнулась… - Брент… Брент, пожалуйста, сделай что-нибудь… - она цепляется слабыми руками за Болтхауса и рыдает, - пожалуйста, вызови скорую, я так не могу, я не могу, он меня убьет… - Мам, что происходит? Брент, блять, кто-нибудь, объясните нам… Что-то не так, что-то в корне неправильно, Джаред это чувствует – его мама и друзья не должны были кричать на них, они должны были радоваться, что Джей и Шэнн живы, а вместо этого его не хотят видеть, говорят, что он сошел с ума… Что с ними не так? Может, они предпочли бы, чтобы братья были мертвы?? Может, это они все подстроили? Если так, то Джаред совершил большую ошибку, приехав сюда: им нужно побыстрее уносить ноги, пока их не убили… Брент опускает бьющуюся в истерике миссис Лето на пол и разворачивается к друзьям. Он поднимает вверх раскрытые ладони, как бы прося довериться ему, но это только больше убеждает Джея в прежней догадке: о Господи, их предали самые близкие люди. - Джей, друг… - Болтхаус медленно подходит к ним шажок за шажком, - Успокойся, хорошо? Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - натянутым тоном отвечает тот и отходит на два шага назад. - А… Шэннон? Как чувствует себя Шэннон? - Тоже хорошо, - Брент делает шаг к ним, Джей делает шаг от него: это похоже на какой-то гротескный танец. - А почему Шэнн сам не отвечает? – вдруг задает вопрос Брент; Лето-младший хмурится и смотрит на брата, безразлично смотрящего на скорчившуюся на полу мать. - Потому что он не хочет с тобой разговаривать, сукин ты сын! Не видишь, что ли? Ты ему противен, так же, как и мне. Как я мог так ошибаться?! Впрочем, неважно; мы уже уходим. Не преследуйте нас, и мы больше никогда не увидимся, - они почти подходят к двери, когда Болтхаус делает неожиданный рывок вперед и вцепляется обоими руками в Шэннона. - Отпусти его! Немедленно отпусти его! Сволочь, Брент, кому сказал! – Джаред изо всех сил тянет старшего брата на себя, но Брент силен и не сдается. – Брент, ты делаешь ему больно! – пускает он в ход последний аргумент. И, кажется, он срабатывает, потому что Брент выпускает из рук Шэ, Джей только успевает подхватить его безвольное тело. - Джаред, - Болтхаус стоит перед ним, такой потерянный и печальный, его глаза полны боли, - Пожалуйста, выслушай меня. Шэннон не может почувствовать боль… - Что значит «не может почувствовать боль», он что, робот, по-твоему? И вообще, Брент, мы больше… - … потому что он мертв, Джаред. Что… что он сказал? - Шэннон мертв, Джей, - Брент протягивает к нему руку, и Джаред с ужасом от нее отшатывается, - посмотри на него… Почему он не отвечает? Почему он может ходить? Разве ты не чувствуешь его холод? Джей, прошу тебя… позволь вернуть тебя в больницу… Отдай Шэннона. - Нет! – то, о чем говорил Брент до этого таким проникновенным, искренним голосом, вмиг улетучивается из головы, как только он слышит последние слова. – Вы просто хотите разлучить нас и убить! Я никогда не отдам вам его, он мой! Мой! - Джаред… - Нет! Руки прочь! Мы уезжаем! - Брент, останови его! – кричит Констанс, пока Джаред с Шэнноном в обнимку бегут к машине Томо Томо. – Брент, очнись, останови его, он же разобьется! Внезапно буквально ниоткуда выскакивает Роберт Гринвуд, еще один из близкого круга братьев Лето; Джаред не успевает среагировать, и Бабу, как они обычно зовут Гринвуда, выхватывает Шэннона из его рук. - Нет! Отдай! – не своим голосом визжит Джаред и, вцепившись в руку брата, изо всех сил дергает на себя; раздается до тошноты противный звук выскочившей из сустава кости. Роберт от удивления роняет Шэ, а Джаред, не растерявшись, лягает Бабу под коленку и, схватив брата, несется в сторону «Мерседеса». Это похоже на американский футбол, только вместо мяча в этой игре – Шэннон. И Джаред не собирается отдавать им его. Запихнув брата на переднее пассажирское сиденье, он лезет вслед за ним, перелезает через него на водительское кресло, с ходу поворачивает ключ в зажигании и жмет на газ. Секунда – и дом с мамой, Брентом и Бабу позади. Через пару минут уже никого их них не видно, и Джаред может вдохнуть с облегчением. Но ему пока еще рано расслабляться. Главное – вывезти их в безопасное место. Ему уже все равно, как там Шэннон, не больно ли ему, что с рукой, что он думает по поводу всей этой суматохи – сейчас для него главное – не дать им забрать Шэ. Ведь ясно как Божий день, что он - именно то, чего они хотят, ради чего они хотели даже убить их. Не удалось в первый раз, не удастся и второй – Джаред увезет их так далеко, где их никто не найдет; они начнут там новую жизнь, жизнь, в которой будут только они двое, и больше никого, ведь им никто больше и не нужен, только он и Шэннон, Шэннон и он… Пока они есть друг у друга, все в порядке. *** И опять тишина. Жаркая июльская ночь, полная стрекота насекомых и шелеста листвы, замерла над этим укромным уголком природы, словно решив помочь ей сохранить ее маленькую тайну. Ни один кузнечик, ни одна стрекоза своим бессмысленным шумом не нарушают покой, установившийся тут, а густые травы, местами примятые широкими шинами, надежно скрывают ото всех помятый корпус черной машины, любовно обняв ее своими зелеными руками. Одно колесо безнадежно спустилось, лобовое стекло треснуло и везде заляпано грязью. Когда-то гладкий бок «Мерседеса» покрывают бесчисленные царапины и борозды. Хозяин машины вряд ли погладил бы по голове человека, сотворившего с его любимицей такое. А тем временем этот человек беззаботно спит на заднем сидении машины. Несмотря на грязный халат, заляпанные чем-то темно-бурым бинты на голове и изможденное лицо, он кажется удивительно счастливым; на его тонких, потрескавшихся губах застыла легкая улыбка. Его руки плотным кольцом обвиты вокруг туловища человека, на коленях которого он лежит, а голова уютно устроилась на его груди, словно в попытке услышать стук сердца, которое уже не бьется. А может, бьется. Может, только он один в состоянии услышать этот стук. Может, он особенный. Может, он любит его больше, чем все остальные. Может, любовь способна творить чудеса… И только луна не боится нарушить их тихое уединение. Мягко, словно поглаживая прохладными серебряными пальцами, освещает она потрепанную машину и двух мужчин в нем: первого - теплого, тревожно сопящего в тяжелом сне, и второго - стеклянными омутами некогда живых бронзово-карих глаз равнодушно смотрящего в окно на нарушительницу их интимного покоя. В конце концов, они вместе.