Вышибалы

Мама не узнала его. Она вообще ничего не видела, и Акросс уже готов был отойти на пару шагов, чтобы уступить ей дорогу, боясь, что она в него врежется, но она подняла покрасневшие глаза и остановилась. В лице ничего не изменилось — та же усталость и боль. Она сама расплачивалась с могильщиками, отвечала родственникам и почти не плакала. Больше всего Акросса раздражало, что на его похороны пришла, кажется, почти вся их группа из института, откуда он не мог вспомнить ни одного более-менее близкого ему человека. У Акросса было отвратительное чувство дежавю, будто мама снова хоронила мужа, только в этот раз у ее руки не было сына, на которого можно было незаметно опереться. Похоже она приняла его за кого-то из института и, не дождавшись застрявшего у Акросса поперек горла: «Я был другом Виктора», собралась обойти. И Акросс молчал, нахмурился, мысленно проговаривая: «Ты во всем была права. Нужно было запереть меня дома, отобрать ключи. Не пускать даже в институт. Я прочитал бы в газете, что они умерли… Мне рассказали бы это как слухи. Я сдал бы Легиону это, игровое тело, и продолжал бы жить. Я даже не могу сказать, что твой сын жив, потому что он умер. А еще собирался сказать, чтобы ты рассказала милиции, кто убил папу, но какой теперь смысл?». Мама остановилась сама, уже почти обойдя его. Все ещё не узнавала, просто видно было, что ему что-то нужно, а сказать не решался, и она ждала. Среди траура этого дня ей ещё было дело до того, что кто-то хотел что-то ей сообщить, скорее всего, совсем не важное. Не мог же Акросс сказать, что любил ее, что сожалеет, что он будет жить, просто не здесь. Повернувшись, произнёс негромко только: «Их найдут». — Не думаю, — вздохнула мама. Она, наверное, поняла теперь, что он с других похорон. У них маленький город, тут не так часто происходило что-то громкое. Сначала труп сторожа и девушки на стройке, потом — сгорел дом человека, на которого наверняка у милиции была информация, но не было доказательств. Сгорел со всеми, кто был внутри. После этого — труп девушки в парке, три трупа в заброшенной больнице. А потом нашли мёртвым и ее сына. Жутко было думать о том, как мама снова пережила опознание. Акросс даже не мог сказать ей, что среди трупов и его убийца. И всё же, она отнеслась к нему уже не так настороженно, она приняла его за родственника Тима или Барса, который хотел обсудить с ней общее горе. В конце концов, похороны у них троих в один день. Барса хоронил отец, да и народу у него было больше — люди с завода, люди из института. Похоже им искренне было его жаль, девушки плакали. Отец стоял изваянием и не понимал. Сын пропал для него куда-то, а потом умер. Он не заметил, как тот ушел из дома, но был потрясен его смертью. Бледный, тощий, похожий на смерть, он наверняка думал умереть раньше, а может надеялся, что сын вернется вытащить его, когда сам наберется сил. Но отпущенного в пустоту Игоря ему вернули с дырой в затылке. Тима звали не Саша. На венке было написано, что Тим — Вера. Акроссу казалось, что, как и за него умер Виктор, за Тима умерла Вера, он убил наконец девочку внутри себя. Его мама почти все время не отрывала от лица носового платка и по щекам к тряпке с цветочками катились крупные слезы, мужчина рядом с ней выглядел замученным, огрызался на могильщиков и руководил так, как бы стараясь развязаться с этим как можно быстрее. А девушки Тима на похоронах и вовсе не было. Как знать, может, она всё ещё ждала его в их квартире, заваривала чай, и скажут ей только после похорон, чтобы не портила им атмосферы траура. «Они не могли хотеть смерти или ухода из этого мира, » — думал Акросс, держась на порядочном расстоянии от похорон, и совсем забывая о том, что человек не умеет ценить то, что у него есть. Ему не нужно было ничего говорить матери, она и так знала, что он любил ее. Он попросил только три дня, и у него было чувство, что надо уходить, иначе и Тим с Барсом умрут для него. Мама-то вот она, тут, с ней уже ничего не случится. И все же, не мог заставить себя уйти. Казалось, еще чуть-чуть, еще немного тут побыть. Еще немного русалочкой в этом мире, а потом уже можно в пену морскую. Ненавидел приятелей из института, что садились в один автобус с его матерью, а он — не мог. Потому что он был ее сыном, которого она только что похоронила. У входа на кладбище, у небольшой церквушки, где отпевали покойников перед похоронами, ждала Вега. Улыбалась без страха, как знала, что сейчас он не будет сердиться, сейчас она нужна ему, единственная во всем мире знающая, кто он такой и что пережил. Как и в прошлые разы, протянула бутерброды, но Акросс отрицательно помотал головой, посмотрел снова на кладбище, потому что ему казалось, что Тим и Барс шли за ним всю дорогу, а теперь остановились, ждали, куда дальше поведет их капитан. — Что за болезнь у тебя? Вега потянулась, отвернувшись, посмотрела на лес и поле. Где-то за этим лесом — больница. — Замок с монстрами, — ответила она, не оборачиваясь. — Я же спас тебя. — И Тима спас? А, капитан?.. Ладно, не важно, на тебя и так сегодня навалилось. Мимо проехал один из автобусов, и Акросс не поворернул головы, чтобы узнать, чьи именно это родственники. — Ты не можешь ходить? — не отставал Акросс. — Я не могу ничего. Я в коме. — С того самого замка с чудовищами? — Акросс попытался подсчитать, сколько ему осталось с этой девушкой, но Вега отрицательно покачала головой: — Нет… Я не знаю, сколько времени прошло. Мы были в той реальности… Ну, знаешь, вроде будущего, где Легион захватил небоскреб. Где-то там я поняла, что не могу проснуться… Но подумала — ну и ладно. Мне говорили, что возможна кома. Я надеялась только и в коме остаться с вами. Но после этого я не смогла контролировать полностью происходящее. — Где Легион? — впервые за эти дни спросил Акросс. — У меня. Я оставила его тебе. Вроде как… подарок. Для тебя, когда ты, наконец, перестанешь меня ненавидеть. — Чтобы я убил его? — Акросс так и не забрал пистолет у Тима. Не до того было. — Ты его уже столько раз убивал, неужели еще раз нужно? Там кое-что получше. — Из-за него все это случилось. — Ты будешь доволен, — улыбнулась Вега. Мимо проехала темная газель, на этот раз на кладбище, и Акросс подумал: «Странно, еще кто-то умер». Будто все остальные в этом мире были бессмертны. Ощущение, что ему нужно срочно бежать из страны. И в то же время он не понимал, что могло случиться, если он задержится здесь еще на минуту-две, на час, на день, еще на год. И будет верить, как верил когда-то, что после смерти его ждет отец, что его так же дождутся Тим и Барс. Но ощущение было такое же иллюзорное, как этот мир, потому что, принимая его как истину, он должен был принять и смерть друзей, отказаться от надежды на их возвращение. И все же, Акросс чувствовал себя так, словно привязан к двум лошадям, что тянули в разные стороны, и его, конечно, потащит за той лошадью, что сильнее, но ко второй останется привязанной его оторванная часть. Как бы услышав эти сомнения, Вега, уже совсем бесстрашно, взяла его за руку. — Я в любом случае не оставлю тебя одного. Акросс не отобрал у нее руку, хотя и смотрел без благодарности, хмуро. Он пытался понять, почему она не умирала вместе с ними в этой реальности, почему она единственная вышла чистенькая и в белом платье, а в итоге все равно спаситель его, а может и Тима с Барсом. — А раньше ты не могла просто выдернуть Легиона из этой реальности и убрать от нас подальше? — Ты меня переоцениваешь, — Вега не смутилась, улыбнулась так, словно это был комплимент. — Я даже за тобой прийти не могла, что уж там Легион… Можно сказать, что это именно ты дал мне сил. «Потом, — пообещал себе Акросс. — Я подумаю над этим позже, потому что если остальные живы, то черт с ней. Потому что за это чудо я ей все прощу». И понял, что у Веги и в самом деле не такое влияние, как он себе представил, раз она улыбалась, не зная, о чем он сейчас думал. — Тим как-то сказал, что видел тебя. Поэтому я и знал, что ты где-то в больнице… и я подумал — а мы вообще живые? Или мы из твоего мира? Там умерли и ты перетащила нас в этот? Несколько дней назад (Господи, а ведь правда и недели не прошло еще), Акросс бы не поверил, что мог такое сказать, но все происходящее примирило его с тем, что мир вдруг дал скачек и оказался придуманным. Вега засмеялась: — Ты параноик, капитан. Так жаль, что не удалось толком поговорить с ребятами… Я так благодарна вам за то, что все это время были рядом. Благодарна тебе, что ты будешь с нами, а не попытаешься остаться тут. Да-да, я знаю, что ты об этом думал. — Я ужасный человек, — вздохнул Акросс. — Команда и друзья дороже матери. Сердце билось ощутимо, где-то под горлом. Он еще помнил лицо мамы с покрасневшими глазами, ее сухое: «Не думаю», на пожелание, чтобы убийц нашли. Не мог же он сказать, что отомстил, что он, ее домашний мальчик, оставил труп несовершеннолетней девочки в парке. Уходить, уходить отсюда. Иногда лучше быть мертвым, чем убийцей. Вега молчала, но улыбалась, и, даже не являясь создателем, Акросс будто бы слышал ее мысли: «Я сама тебе почти как мама. Все будет в порядке». И это было вовсе не приятно, это унизительно. *** Акросс ожидал увидеть Легиона распятым, измученным, но забыл, что кто-то ведь должен был загонять ему иголки под ногти и резать на части, а Вега на это не способна. Она привела Акросса в заброшенный гнилой дом, к сараю. Акросс понял, что именно произошло, еще по запаху. Это вонь как от деревенского сортира. Легион был жив, но подняться не мог — сидел у стены, ворочал ввалившимися глазами. Вега улыбалась, а Акросса передернуло. Жутко было видеть человека на пределе истощения. Легион, всегда выглядевший танком, облечённым в человеческую плоть, сейчас больше был похож на живой труп. Акросс догадался: Вега не только не приносила Легиону бутербродов, но и не объяснила, что они ему нужны. Легион попытался хотя бы приподняться, но агрессивности в нём больше не наблюдалось, он был растерян, а Акросс являлся ниточкой к пониманию случившегося. — Что со мной? — прохрипел Легион. — Что с этим телом? Я не могу понять. Из него льется жидкость, но не кровь. Оно вдруг стало слабым… Это потому, что игра кончилась? Но ведь мы оба живы… Что, твою мать, со мной? В нем проскользнула прежняя агрессивность, тело напряглось, но напряжение это только вытекло еще одной лужей на гнилой пол. Акросс молчал. Акросс и в самом деле больше не ненавидел его. Хуже — ему стало жаль Легиона. Легион был совершенным существом, которое вдруг обнаружило, что для жизни надо есть, пить и ходить в туалет. Но как именно это делается, он никогда не знал. — Мы не сможем оставить его здесь в таком состоянии, — не оборачиваясь, произнёс Акросс, и только тогда понял, что приказывает. Он снова капитан, и маленький Бог этого мира у него в подчинении. — Как скажешь, — довольно ответила Вега. — Я же говорила, что он — подарок. Тебе решать. И Акроссу снова показалось, что самым гуманным было бы убить. *** И в штабе они были всего неделю назад. Акросс оказался у двери, напротив экрана и стола. Экран черный, как у выключенного телевизора, в штабе было тихо. Чувствуя начинающуюся дрожь, Акросс повернулся к коридору, ведущему в закрытые комнаты, прошёл туда. Первой зачем-то открыл свою. Это чувство было сродни плаванию, когда входишь в воду не сразу, по чуть-чуть. Он так же не мог сразу проверить остальные помещения. Потом — открыл комнату Веги, и ее пустота его не огорчила, ведь с Вегой все в порядке. Но в комнате Тима тоже никого не было. Так же пуста спальня Барса, пуст коридор штаба, главный зал. Кроме Акросса здесь никого больше не осталось. Он стоял, глядя в покинутую комнату. Беспорядок и разбросанная одежда у Барса, минимум вещей и индивидуальности у Тима. Но ни того, ни другого не было. Акросс больше не видел эти пустые бетонные коробки, он видел кладбище, видел венки и плачущих родителей, видел пробитый затылок Барса и блюющего кровью Тима с прошившим его насквозь лезвием. Акросс видел их первую встречу в настоящем, видел игры в реальностях. Акросс видел Тима, испачканного кровью, который спрашивал: «Что нужно сделать, чтобы выбраться отсюда?», видел Барса, который, умудряясь как назойливая муха бегать вокруг их команды, просил: «Ну возьмите меня с собой! Она же сказала, что я вам подхожу! Это же так интересно звучит! Ну!». А потом ничего не видел кроме красной пелены. Он опомнился от боли в запястье, осознал, что расколол стол, который был в общей комнате. Обернувшись, обнаружил, что сломал все, что только мог. Разбитая дверь — та, что в комнату Веги, была сорвана с петель. Осколки чашек, порванные на части простыни, выпотрошенные подушки и в центре экрана дыра и трещины. Акроссу теперь даже сесть было некуда, чтобы дух перевести. И, поняв, что ломать больше нечего, он упал на пол, прислонился спиной к стене, закрыл глаза руками и дышал глубоко, его била крупная дрожь. Сейчас не для кого было оставаться сильным, и он плакал, наконец, все еще пытаясь сдерживаться, чтобы не получилось слишком громко, будто кто-то мог услышать. А потом вдруг осознал, что в штабе есть ещё один звук. Шаги по битому стеклу, по обломкам дверей и вещей. Акросс затаил дыхание и ждал, борясь с чувством ужаса, потому что уже осмыслил себя одним в этом штабе, но из коридора голос несмело окликнул его: — Капитан? Вторая часть - https://ficbook.net/readfic/3580358