Виктория

      Над головой Гильса качаются косы березы. Он видит голубое небо, к полотнищу стремятся нитки дыма. Алая струя крови заливает глаза, лазурный купол закрывает темная корка. Но золотистые облака еще видны, как и большое пятно солнца. Гильс чувствует, как силы уходят в маленькие кровавые речки. Свинцовая оса жужжит где-то под ребрами, вгрызлась похлеще клеща. А за деревьями все рычат орудия, стонет земля, ей вторят люди.       Когда это все началось? В голове Гильса начали крутится воспоминания, как старый фильм.       Они сидят за столом. Почти все. Некоторые идут за ягодами в лес. Другие обедают похлебкой около ДОТа. Разговаривают, шутят, греются на солнышке, как змеи. А потом взрыв за спинами в гимнастерках. Бегом в ДОТ, пригибаясь к земле. За железобетонными стенами волнение. Как подошли? Где стоят? Сколько их? По какому следу нашли?       А свинцовые дольки все чиркают и чиркают по темному холму. От выстрелов такое эхо, что на пару минут оглушаешься, теряешь этот мир и становишься таким незащищенным, что минута, и тебя нет - пуля в спину. И чувствуешь, как Смерть обхватывает твое горло.       А надо снять с себя это оцепенение и страх. А то задушит старая карга. Действительно оса вопьется в кожу. Но трудно перебороть. Тебя как будто лишают земли под ногами. Опоры. Или сбивают с дороги в болото. Оно засасывает тебя все сильней, когда ты мечешься. Надо одним разом, быстро и метко, без лишних движений. Тогда можно сорвать черный плащ, накинутый на плечи Смертью.       Страшнее оглушения ничего нет. Даже идти на врага легче. Потому что вот он, перед тобой, живой, дышит, а может уже и нет, но настоящий. Под ногами реальная трава, над головой истинное небо. Звуки, картины, прикосновения, запахи, вкусы - все настоящее, живое.       А сидишь в ДОТе оглушенный, будто и неживой, словно погибший. Кажется, что и дыхания нет. Страх берет, что только комочком и сжаться. Но нельзя. Хоть и оглушенный, без ориентиров блуждающий в темноте, а держать автомат или пулемет все равно надо. Ведь нельзя пропустить фашиста, нельзя! Там Ленинград, там мирные жители! ТАМ ВЛАДА! Нельзя пропустить фашиста к Ленинграду. Нельзя!       Вот и сидишь, вцепившись в пулемет или автомат. Стреляешь, хотя в руках сил уже нет. Но крепко держишь, только моргни или перестань их обстреливать - кинут гранату, и размажет по стенке.       А они все лезут и лезут. А ты их косишь, с немеющими руками, они валятся или отползают. Их нельзя подпустить слишком близко. А они все наступают, руки обжигает раскаленный метал.       Но перестать стрелять нельзя. Прихлопнут. И все. Пройдет фашист дальше, а там вся страна, все города со спящими женщинами и детьми, стариками. И их прихлопнут. Из-за тебя, из-за того, что перестал стрелять. Возьмут город. Ленинград. Убьет его, задушит. А вместе с ним и тебя. И твою Владу. Потому что город твой. Как одно сердце для всех ленинградцев. Если умрет сердце, погибнет и все остальное.       Город возьмут, а затем и весь мир. И умрем, все умрем. Нельзя, нельзя отпускать пулемет, пусть даже руки обгорят до кости.       Ведь все зависит от этого ДОТа. И того, не отпустишь ли ты свои руки, не моргнешь ли. За спиною весь мир. И около десятка парней сейчас пытаются защитить эту хрупкую игрушку.       По небритой щеке стекает прозрачная капля. Гильс плачет. Сейчас там сражаются его парни. Сейчас они защищают его Владу. От мысли об этом в горле встает ком. Они защищают. А он? Лежит здесь кровоточащей тушей.       Зачем он вылез из безопасного ДОТа? Какая-то тень мелькнула за березами у правого края ДОТа. Побоялся, что фашист с гранатой. Выполз под пули, а затем по лесу, прижимаясь к стройным телам берез. И опять невнимательность, пока следил за одним, пуля другого вцепилась в бок.       Гильс прокручивал этот день раз за разом. Снова стрельба, враги, запах крови, земля дрожит, почему-то воспоминания всегда останавливались на этой тени среди берез.       Он ведь его заметил и обернулся. Тогда Гильса передернуло. Будто смотрится в зеркало. Черные волосы, высокий, крепкий, даже в лице что-то похожее есть, и походка хищника. Воспоминания останавливались на темных глазах...две угольно-алых бездны...два ада...       Этот парень странное отражение Гильса. Муранов рвется за этой тенью. И идет за ней, как привязанный, пока не кусает оса. Черные глаза все вспоминаются и вспоминаются...Гильс вязнет в черном болоте...никак не может выбраться, а сил остается все меньше.       Глаза Гильса медленно закрываются. Звезды на темном небе кружатся, а после выстраиваются в лестницу, его сознание медленно бредет по ней. Ветер дует в сторону смерти. Он не замечает, как под чьими-то ногами хрустит ветка, и как над ним садится мужчина с повадками волка. Плохую весть сообщает звон погасшей звезды.