How much you hate me?

Нет ничего хуже, чем быть подростком с кучей дерьма в твоей жизни. Нет ничего хуже быть подростком-геем. Нет ничего хуже быть подростком с проблемами в семье. Нет ничего хуже быть подростком с проблемами в школе. Иначе говоря, нет ничего хуже, чем быть мной. Нет, нет, нет, я не отношусь к тому типу людей, которые опускают руки и сдаются из-за такого количества проблем, свалившихся на их плечи. Я просто выдерживаю, терплю, потому что еще с детства я стал заботиться о себе сам, еще с детства я научился справляться со всем тем негативом, который окружает меня. Я просто Гарри Стайлс, еще один проблемный подросток, ничего особенного. Из-за огромного количества переездов, я просто потерялся в этом большом мире и вместе с собой я, кажется, потерял свою семью. Знаете, ту самую идеальную семью, поддерживающую тебя во всем. Семью, которая не остается равнодушной в те моменты, когда тебе нужна помощь или в те моменты, когда ты нуждаешься в заботе от них. Мои мама с папой ругаются слишком часто. Они ругаются настолько часто, что это стало привычкой — заходить домой и слышать их крики друг на друга. Я удивляюсь только одной вещи: как же это не переросло еще в развод. Их ссоры меня выводят из себя, они разрушают мою психику, все мое представление о семье, будущем, детях и зрелости. Мои родители ведут себя, как маленькие дети, которые ругаются из-за таких вещей, как: — Кто выпил все кофе?! Это опять ты, Робин? — Почему моя рубашка такая мятая? Черт возьми, Энн, я же просил погладить ее! — Твои телефонные звонки мешают мне писать статью, ты можешь выключить телефон хотя бы на секунду?! — Да, Господи, мне нужно в душ! Неужели нельзя быстро помыться и выйти, а не торчать там целый час, а затем еще час тратить время на то, чтобы сделать макияж?! ... Знаете, этот список бесконечен. Я перечислил лишь то, что случается практически каждое утро, и это, я скажу вам, лишь цветочки. Они суетятся, заботятся о себе и своей драгоценной работе, не замечая их сына, который привык к этим ссорам и крикам, совершенно не обращая внимания на них. Им стало наплевать ровно с того момента, когда мне исполнилось 9 и они переехали в Бирмингем. Мы жили там около двух или трех лет, пока мои родители не осознали, что жить в таком городе, как Бирмингем, для них не по зубам. Им не нравится вся эта суматоха с пробками, большим количеством людей, суеты. Им, видите ли, подходит более спокойный городок, в котором им не приходится так суетится и напрягаться. Когда мне шел одиннадцатый год, мы переехали в Ливерпуль, где произошли наиболее значимые перемены в моей жизни. Именно там, в местной школе, у меня случился мой первый поцелуй. Я до сих пор помню имя девушки, с которой я целовался. Хотя не думаю, что возможно забыть человека, с которым у тебя был первый поцелуй. Ее звали Бетси. Милая девчушка, которая на год старше меня, с большими карими глазами, светлыми волосами и широкой улыбкой. Нравилась ли она мне? Я не мог точно описать свои чувства. Это было что-то вроде симпатии, граничащей с дружбой. Нам удалось легко найти общий язык еще тогда, когда я ее только встретил и с того момента мы вроде как стали очень хорошими друзьями. В день, когда случился мой первый поцелуй с ней, мы сидели на скамейке в парке. Тогда я, как истинный джентельмен, отдал ей свою куртку, лишь бы она не тряслась от холодного ветра, который усиливался с каждой минутой. Мы разговаривали, совершенно не замечая того, что от холода мы прижались чуть ближе друг к другу, чем полагалось. Мы оба были напряжены, скованны и совершенно не знали, что вообще следует делать. Нам было по 13-14 лет и мы совершенно не понимали, что делали. Мы просто делали и все. Казалось, что мы целуемся не от того, что мы нравимся или испытываем какие-либо чувства к друг другу. Мы поцеловались лишь из-за интереса. Нам просто было любопытно, и мы решили узнать, каково это. По словам Бэтси, я понял лишь то, что ей понравилась, но моя реакция не заставила себя долго ждать. Я, не стесняясь, тут же выпалил все то, что я думал о случившемся поцелуе. Ну, во-первых, слишком липко. Блеск, который был на ее губах, придал поцелую не самые лучшие ощущения при процессе. Во-вторых, вместо какого-то волнения, страха, наслаждения или чего-либо другого, я не испытал ничего. Я остался абсолютно равнодушным после случившегося, в отличии от Бэт. Почему же я повел себя именно так? Почему никак не отреагировал? Первая мысль, которая пришла в голову, — это мысль о том, что я, возможно, импотент. Вторая мысль была о том, что она мой очень хороший друг, и, видимо, к ней я, в априори, не должен испытывать что-то, кроме дружеских чувств. Третья мысль была еще более абсурдная. "Может, я гей?" — спросил я самого себя. И конечно, как и любой подросток, я полез в интернет, вбивая в поиск "Гей порно". И знаете что? У меня встал практически на второй минуте видео, несмотря на то, что парни на экране пока просто целовались и избавляли друг друга от одежды. С каждым днем я все больше засматривался на парней и в действительности понимал, что они мне нравятся. Мне нравятся их широкие плечи, мускулистые руки, пресс, чл... Мне хотелось с кем-то поделиться о том, что я чувствую, и о том, что я для себя открыл, потому что, знаете, человеку нужно выговариваться и делиться своими мыслями, чувствами с кем-то другим. Но во мне проснулся страх. Страх того, что меня могут не так понять, что они начнут издеваться надо мной, оскорблять, превращая мое обучение в школе в сплошной Ад. И именно в тот момент я нуждался в родителях, которые бы помогли мне, которые позаботились об их сыне. Но вместо этого, мне оставалось лишь держать все в себе, не решаясь на такой смелый поступок, как признаться кому-либо, что я гей. А затем еще два переезда. Ньюкасл и, наконец, Донкастер. В последнем я живу и по сей день. Стала ли моя жизнь лучше? Нет. Она ухудшилась, причем в несколько раз, что совершенно неудивительно. К семейным проблемам добавились проблемы в школе, которые были намного хуже, чем в семье. Столько разочарования, ненависти, боли, унижения, страха и оскорбления я еще нигде не получал. Я никогда не понимал ненависти, о которой люди так часто говорят. Зачем ненавидеть человека, когда о нем можно просто не думать и перестать быть столь негативным? Кажется, мало кто разделял мою позицию. Кидаться такими словами каждый раз, когда меня били или оскорбляли, я даже не пытался. Есть ли способ достучаться до тех безмозглых дебилов, которых я называю своими одноклассниками? Нет. Я принял все как есть и решил, что мне стоит лишь потерпеть этот ужасный период в моей жизни. Ведь кто виноват, что я такой неудачник? Точно не окружающие, хотя... Возможно, именно благодаря мне они становятся выше, становятся увереннее. Каждый раз, глядя на меня, их самооценка поднимается к небу, потому что кто бы ты ни был, ты во всяком случае лучше меня, чувак. Что мне остается делать? Не обращать внимания, а точнее — стараться не обращать внимания и просто проходить мимо каждый раз, когда я слышу от кого-то оскорбления, ругательства в мою сторону и издевательства. В какой-то степени мне плевать, хотя глубоко внутри я бы хотел обычной репутации, при которой меня бы не считали позорищем и изгоем школы. Мне бы хотелось иметь спокойную и обычную семью, младшую сестру или братика, но это лишь мечты. Среди всего этого дерьма, выделяется самое дерьмовое дерьмо за всю мою жизнь. Человек, из-за которого меня бьют чуть ли не через день. Человек, который оскорбляет меня больше всех, особенно давя на то, что я гей. Кхм, как-то давно случился один неприятный случай, из-за которого все стали ко мне относится еще хуже. Как и любая другая школа, наша была наполнена большим количеством гомофобов. Не только среди парней, но и среди девушек. Моя ошибка заключалась в том, что я доверился своему так называемому "другу", Скотту, и рассказал о том, что я гей. Парень, конечно же, удивился, позже он стал ко мне как-то слишком странно относится. Стал меньше общаться, вечно притворяясь занятым. Позже он стал избегать меня. Больше всего я боялся не того, что он проболтается, а того, что я могу потерять друга. Потому что мы действительно общались с ним слишком хорошо, мы были почти лучшими друзьями. Через несколько дней я пришел в школу как обычно и увидел толпу людей, которые столпились вокруг чего-то. Или кого-то. Мне удалось отпихнуть пару людей и пробраться сквозь толпу. На меня смотрели карие глаза мое лучшего друга, который с улыбкой что-то рассказывал. Рядом стояли Томлинсон и его шайка — о них я расскажу позже, потому что им следует посвятить отдельную историю. Они слишком злорадно улыбались, глядя на то, как я ошарашенно смотрю на своего бывшего "лучшего" друга, который сейчас указывает пальцем на меня и что-то говорит. — А вот и наш голубок! — рассмеялся он, и его смех подхватили остальные ученики. Даже не знаю, насколько надо быть тупым, чтобы не понять о том, что здесь произошло... В моей голове до сих пор отчетливо звучит смех каждого ученика, находящегося там. Помню, как просто убежал оттуда в туалет, закрываясь в кабинке и стараясь не заплакать, что у меня очень плохо получалось. Меня предали в прямом смысле этого слова. Я доверился человеку, а он настолько подло поступил по отношению ко мне. Сейчас мне вообще страшно кому-либо доверять: видимо, поэтому у меня нет друзей. Я не хочу с кем-то знакомиться еще, заводить друзей — так будет только хуже. У меня практически и нет друзей, но я не могу сказать, что это хорошо, потому что это далеко не так. Лиам — единственный, кто хоть как-то со мной общается. Он просто здоровается, узнает как у меня дела и иногда нам даже удается пошутить и поболтать. Но он не тот, кого я могу назвать лучшим другом или что-то вроде того. Все из-за того, что он сам боится. Видите ли, его репутация в школе колеблется от лузера к нормально парню. Лиаму не хочется ни понижать, ни повышать его репутацию. И я его понимаю, был бы я на его месте, я бы просто перестал с собой общаться. После того случая я стал чем-то вроде боксерской груши. Меня толкали, пинали, а иногда избивали. Когда я иду домой, мне приходится оборачиваться около тысячи раз, чтобы в случае чего суметь убежать. Мало ли, футболистам приспичило меня поджидать где-нибудь за углом, чтобы избить вне школы. Школа стала настоящим адом для меня. Я съехал не только в плане репутации, но и в учебе. Мои оценки стали хуже, а прогулы участились. Среди всего этого выделяется одна персона, которая портит мою жизнь, наверное, больше всех. Зачем? Ради развлечения, ради того, чтобы в глазах других быть лучше, ради того, чтобы вызывать у людей страх к своей персоне. Луи Томлинсон — капитан футбольной команды, самая главная элита в нашей школе. Поговаривают, что у него есть не самые лучшие связи. Помню, как один раз его отправили на пару дней в колонию, из-за того, что он избил парня чуть ли не до смерти. Тот пролежал в реанимации около 5 суток. Наверное, поэтому половина школы старается избегать его за километр, потому что под его влияние и окружение никто не хочет попасться. Я тоже не хочу, но я тоже в этой школе что-то вроде знаменитости. И обо мне здесь знает каждый. "О, это же тот лузер, который еще и гей!" "Фу, опять этот педик" "Он еще не умер?" ... Список таких фразочек, которые я слышу изо дня в день, можно продолжать до бесконечности. Серьезно, я могу привести еще тысячу примеров. Сейчас я прохожу по школьному коридору, заполненным огромным количеством учеников. К сожалению, даже учитывая тот факт, что я толстовке, а на моей голове находится капюшон, это все равно никак не спасает меня от того, что меня замечает практически каждый. Ненавижу это гребаное внимание к своей персоне. Лиам машет мне с конца коридора и тепло улыбается. Хочу улыбнуться ему в ответ, но вижу, как в мою сторону идет шайка Томлинсона, без него самого, что удивительно, и я разворачиваюсь и стараюсь быстрее зайти в кабинет химии, который пустует. Быстро забежав туда и закрыв дверь, я облокотился на нее, облегченно выдыхая. Как только прозвенит звонок, я тут же побегу в кабинет математики, в котором у меня должен быть первый урок. Попасться на глаза кому-либо мне сейчас хочется меньше всего. Боюсь представить, что со мной может быть, если меня заметит кто-то из шайки Томлинсона. Хуже будет, если меня заметит сам он. Я отошел от двери, нервно сглатывая и стараясь не думать о плохом. — Кто тут у нас? — услышал щелчок двери, а затем и противный голос, раздавшийся в классе, в нескольких шагах от меня, напуганного и чертовски шокированного. Резко обернувшись, я заметил Майка, Коула, Дерека, а в центре сей свиты стоял сам Томлинсон, нагло ухмыляясь и смотря на меня с усмешкой. Шатен среднего роста со сверкающими голубыми глазами, которые сейчас испепеляли меня. Понятно, почему на него все девчонки вешаются, тут даже натурал еле устоит. За лето у него появилась совсем небольшая щетина, отрасли чуть волосы, образуя еще больший беспорядок на голове, чем раньше. Кажется он даже подкачался...что мне совсем не на руку. — Как делишки, Стайлс? Успел обзавестись голубком за лето? — усмехаясь, произнес он, явно издеваясь над моим положением и над моей ориентацией. Ох, как же мне сейчас хочется вернуться в прошлое и не рассказывать Скотту о том, что я гей. — Хотелось бы спросить у тебя то же самое, Томлинсон, — язвительно произнес я, только потом осознавая, что сказал и чего мне это будет стоить. Ухмылка тут еже сползла с его лица, и он грозно сверкнул глазами в мою сторону. Черт. — Ты меня сейчас, сука, гомиком назвал?! — Вообще-то нет, но смысл моего предложения ты понял, я смотрю. И кто меня вообще за язык дергает? После того, как я закончил говорить, я заметил идущего ко мне Луи и тут же зажмурил глаза. Почувствовав резкую боль в животе, я согнулся пополам. Удар у него стал сильнее по сравнению с прошлым годом. Шатен толкнул меня ногой, и я упал на пол, все также руками хватаясь за живот. — Если ты думаешь, что это все, то ты глубоко ошибаешься, пидрила. После уроков тебе не жить! — прошипел мне он прямо в лицо, пока я все также не открывал глаза, чтобы не смотреть на него. Хорошее начало дня...

***

Высидев литературу и геометрию, я, с совершенно поникшим видом, отправился на следующий урок. Физкультура. Или урок, в котором я полный отстой. Если все мои одноклассники играют в футбол, бегают и делают всяческие упражнения, то Гарри Стайлс просто сидит на лавочке и читает какую-либо книгу, стараясь быть как можно незаметнее. Девочки занимаются отдельно, лишь несколько из них занимаются с нами на одном поле, и, конечно, тут уж парни не упускают возможно попялиться на прыгающих девушек в группе поддержки. А вот у меня складывается такое впечатление, что все, что находится на уме у этих "дам", — это как бы лучше выпендриться перед такими как Луи. На это я лишь закатываю глаза и вновь утыкаюсь носом в книгу. Как обычно, садясь на хорошо знакомую мне лавочку, я достаю потрепанную книжку. Сегодня это "Убить пересмешника". Одна из самых любимых книг. Ненавижу что-либо перечитывать, но если бы у меня спросили, какую одну книгу я готов был бы читать всю свою оставшуюся жизнь, я бы ответил, что это безусловно "Убить пересмешника". Я буквально впитывал в себя каждое слово из этой книги, пока где-то на заднем фоне звучали голоса учеников и тренера, который все время подгонял футболистов. Когда я поднял голову, то мой взгляд сразу устремился прямо туда, где на футбольном поле сейчас находился Луи Томлинсон. Я никогда в жизни не думал, что могу так ненавидеть кого-то. Мне удавалось закрывать глаза на насмешки других людей, но он...Он... Черт возьми, вы только представьте: каждый день слышать от него целые триады о том, насколько я ужасен, бездарен, слаб, уродлив, никчемен... А еще избиения, он особенно любит в конце дня меня поколошматить. Каждая моя клеточка пропитана ненавистью к тебе, Луи Томлинсон. И он это видел и отвечал мне взаимностью. Даже сейчас он каким-то образом заметил, что я откровенно пялюсь на него. Только сейчас я понял, что мне следовало сесть подальше от поля, буквально на последние трибуны, потому что я сел слишком близко и от того мог видеть, как Томлинсон, сверкнув глазами, ухмыльнулся мне, будто намекая на то, что будет сегодня после уроков. Этот взгляд буквально въедался в кожу, заставляя почувствовать всю злость и некую власть его обладателя. Мышцы на руках шатена красиво перекатывались под золотистой кожей, слегка поблескивающей от пота. Волосы были растрепаны, и некоторые пряди сползали на лоб, заставляя его встряхивать головой, чтобы убрать их с глаз. Нет, я не пялюсь. Губы пересохли, даже боюсь подумать от чего, и я облизнул их. Глядя на гребаного Луи Томлинсона, который стоял не так уж и далеко. Медленно провел языком по нижней губе, увлажняя ее, а затем прикусил ее, то ли от того, как на меня стал смотреть Томлинсон, то ли от того, что идея соблазнить его мне стала нравиться все больше и больше. Ты самоубийца, Стайлс. Ты однозначно чокнулся. Шатен резко повернул голову и,глубоко вздохнув, продолжил тренировку — видимо, желание продолжить заниматься было больше, чем смотреть на меня. Господи. Как же я хотел, чтобы выражение "сгореть со стыда" можно было воплотить в реальность. Почувствовав, как щеки заливает румянец, я опустил голову, чтобы никто не видел как "скромняшка-Стайлс" краснеет. Можно мне перевестись из школы? А лучше уехать из города. Или переехать в другую страну. На другой континент. В другую вселенную, в которой мне будет не до Луи Томлинсона. Я действительно не имею малейшего понятия о том, что, черт возьми, это было на поле. — Закончили, идите переодеваться, — крикнул тренер. С невероятным облегчением я поднялся и, убрав в сумку книгу, направился в здание школы. Сейчас у нас должна быть большая перемена, но которую мы дружно идем в столовую. Ну нет. Пойти в столовую означает увидеть Томлинсона, а я даже не хочу находиться с ним в одном здании, не то, что в одном помещении. Мне стоит вообще не попадаться ему на глаза, потому что либо он начнет надо мной издеваться, либо просто выбьет из меня все, что только можно, а потом еще и отдаст по кругу своим гориллам. Решив не бродить особо по школе, я зашел в туалет, тут же направляясь к одной из кабинок, чтобы там высидеть всю перемену, сидя на закрытой крышке унитаза и моля Бога о том, чтобы я остался жив сегодня. В туалете неприятно пахло, отчего я то и дело морщил нос. Мне кажется, или тут пахнет спермой? Поправив кудри, я сел на крышку унитаза и облокотился спиной об стену, сидя как бы боком. Я просто сидел тут, стараясь не делать резких движений, чтобы особо не шуметь, мало ли кто войдет. Тем не менее, я устремил взгляд куда-то в пол, обдумывая все, что недавно произошло. Мне было стыдно, а еще я безумно злился на себя за то, что именно в тот момент моя гейская натура вырвалась наружу. Соблазнять Луи Томлинсона, казалось, было самой глупой мыслью за всю мою жизнь, да я до сих пор не могу поверить в то, что было тогда на поле. Кто меня вообще дернул так закусить губу? Я вел себя так, словно ждал того, что меня трахнет Луи. Луи?! Нет-нет-нет. Он Томлинсон. Называть его по имени это вообще абсурд. А он, похоже, забыл мое имя, потому что последний раз, когда он называл меня по имени, был... Ах, точно, никогда. В этот момент я услышал как дверь в туалет отворилась, и сюда кто-то вошел. Распахнув широко глаза, я удобнее уселся, чтобы не создавать лишнего шума, и стал вслушиваться в чье-то бессвязное бормотанье вперемешку с матом. Я услышал, как дверь в соседнюю кабинку с громким стуком закрылась, и щелкнул замок. — Сука, сука, сука, сука, сука, — бурчал кто-то за стеной, к которой я прижимался головой. Ладонью я прикрыл рот, чтобы не издавать никаких лишних звуком, потому что голос, который доносился из соседней кабинки, был до жути знакомый, но я боялся признавать то, что это тот, о ком я думаю. Я услышал звук расстегивающейся молнии, и как пряжка от ремня стукнула о пол. А затем произошло то, чего я совсем не ожидал, потому что я услышал стон. Самый настоящий стон. Это был стон облегчения и удовольствия, будто его обладатель безумно долго терпел это неудобство в штанах, с которым он ничего не в силах сделать, а затем наконец мог к себе прикоснуться. Пришлось напрячь слух, чтобы услышать рваные вздохи и выдохи, а еще тихое-тихое бормотание, ни слова из которого я не мог различить. Я так и сидел, не убирая рука ото рта и не шевелясь. Мне казалось, что даже мое дыхание может выдать меня. Да что там, мое сердце стучало так быстро, что я не удивлюсь, если это услышит парень за стенкой. Прошло буквально пару минут, как я услышал томный стон за стенкой, от которого в животе разлилось что-то очень теплое и приятное. — Ох, бляяять. Черт, это правда Томлинсон сейчас стоит за стеной и, кажется, дрочит?