Софист, часть 1. Песочница

      Едва дверь закрылась за Фарганом, как Софист вскочил с места и на миг застыл в стойке с извлеченным посохом. Ярко представив в голове нужный образ, он уменьшил посох вдвое и раскрыл его – веером. Поудобнее взяв этот огромный инструмент, Софист стал пытаться кружиться с ним, выполняя странные движения, словно заманивая ветер через дымоход и закручивая в вихрь. Все просто: заклинатель трансформировал все свои заклинания в дубовую кору и рост каркаса, ничего готового в голове не осталось. Потому он был вынужден применять ритуальную версию заклинания шепота ветра. Неуклюже плясал с гигантским веером, в итоге ради удобства еще раз уменьшенным вдвое. Софист порождал ветер и заклинал его, шарманкой повторяя короткое послание для Гилфорда, способного в одну молитву залечить критические раны. Просто приглашение в дом к мэру, мансарда которого отводилась под жилье охотников, включая огрызающегося на всех Гавина, который сам нипочем не явится к жрецу Илматера ради исповеди и покаяния.       Полный оборот - новый виток спирали на локоть выше – вместо третьего резкий вертикальные взмах. Порыв ветра взметнул вертикально вверх каштановые вихры и полы сероватой туники. Всего-то десять минут понадобилось – не проще ли было бы добежать лично? Тогда бы из-за отличного нюха и усиленного амулетом слуха Терва не получилось сымитировать божественное провидение, приславшее клирика, и тем самым подвигнуть особо не чтящего богов человека обратиться с мольбой к полубогине Шиаллиа, чей символ золотой желудь и в чьей сфере влияния молодожены.       Стерев пот предательски дрожащими руками, непривычными к подобного рода нагрузкам, Софист начал второй такой же ритуал, на сей раз к Топеру с просьбой особо не мешать Гавину удирать из Хиллтопа или прекратить преследование – всё равно ведь в такую метель не угонятся за охотником. Сомнительно, что чернявый попрет через главные ворота, скорее умчится мимо бани, растапливаемой в предпраздничный день начала календарной весны.       Отправив пару посланий, Софист решил, что пора и самому показаться. Друид знал обо всей мелкой живности на территории своих владений вокруг нового дома – вокруг дуба с новым именем Вершок. Выходя, Софист сперва завернул к одному из кустов, откуда, порывшись, извлек зимовавшую ящерицу – может пригодиться. Эти существа среди знатоков знамениты своей регенерацией, как и у троллей, не рубцующейся, а полностью восстанавливающей поврежденную структуру тканей и некоторых органов. Отличный материальный компонент для заклятья, чтобы избавить Фаргана от всех следов, оставленных волшебным кинжалом, слава богам, имеющим гуманный наговор причинять дополнительный вред холодом, а не кислотой – если вдруг Гавин совсем без крыши остался. Сунув тельце ящерицы в карман штанов, Софист крутанул левой кистью, призывая своего фамильяра.       - Здравствуй, Уллю. Извини, что в такую погоду, но надо проследить за Гилфордом. Помнишь того жреца? Да, его, мой родимый. А еще Фарган и Гавин. Молодец, Уллю, их самых. Дальше границ Хиллтопа ни к чему.       - Угу! – Сова вспорхнула с предплечья, поймав порыв ветра, немилосердно хлестнувшего снежной крупой.       Реальность в очередной раз не уместилась в мыслимых рамках. Как однажды сам Софист психанул, сбежав с заставы Олостина, так и Гавин плюнул на все и верхом на своем недолеченном Терве умчался в метель, не пожелав ни с кем объяснятся. Хотелось бы надеяться, что из-за страха сорваться и набедокурить, но все банальнее – страх наказания за преступления и страх встречи с суккубами. Странно, что в ночь не свалил…       Стремглав побежавший Софист выругал себя за плохой прогноз реакции Топера, по-своему домыслившего принесенное ветром послание и с двумя солдатами кинувшегося к ферме барона – как и Гилфорд. Не мудрено, что Гавин посредством способностей питомца услышал и увидел организованную на него облаву и дал деру - вспугнули. Зимнего волка жалко, внутренние раны растревожатся и матерый пятилетний зверь состарится раньше срока, несмотря на свою волшебную природу.       Самое паршивое, как подумал Софист, вслед за Гавином с мешком за спиной бросился Фарган, который перекинулся в волка и потерял порядка минуты, выпутываясь из верхних одежд. Благо, он напрочь забыл о волшебном браслете природной чувствительности и обернулся вместе с ним – это огромный успех.       Друг не мог поступить иначе.       - Пастор Гилфорд, ну зачем же вы захватили солдат? – Осудил подбежавший Софист. - Прошу, призовите кто-нибудь бегового оленя!       - А сам чего?.. – Кинул вопрос один из охотников, работавших на барона.       - Я пуст, все на дом грохнул. Скорее же! Пастор Гилфорд, прошу, без ваших молитв худо будет…       Поднявшийся переполох отнял несколько минут, прежде чем двое помчались на оседланном лосе, явившимся милостью Илматера. Интуиция не подвела клирика, прихватившего с собой флакончик с зельем ускорения – лось мчался с ветерком.       Спешно организованная погоня двигалась прямиком, но все равно не успела настигнуть их до схватки. Уллю видел, как не отягощенная седоками пара волков догнала белого красавца на открытом поле за фарлонг до рощицы. Перекинулись несколькими фразами, и вот обвиненный в предательстве Фарган-волк успешно уклонился от арбалетного болта. Зверь в нем разозлился и прыгнул в попытке свалить охотника – зря! Слух волшебного волка и чутье его хозяина не подвели, охотник метнул нож в грудь взвившегося друида-волка и, отбиваясь от летящей туши, наручем врезал по оскаленной морде, искаженной болью пробитого легкого – нож вонзился в считанном пальце от сердца. Критически раненный Фарган-волк уже не думал ни в кого вцепляться и кубарем покатился по снегу, смягчившим падение: нож еще глубже вошел, и, попадись камни, друид вовсе убился бы. Благо лезвие при падении и кувырках удачно отвернуло в сторону от сердечной мышцы – слава Тиморе!       Разъярившаяся Бетшева прыгнула через секунду после попадания метательного ножа в хозяина и достигла успеха, повалив беглецов, отвлеченных ее старшим собратом, между прочим, даже когти не выпустившим и, к сожалению, под влиянием животной натуры что-то кричавшим о трусости – это лишь оскорбило и завело Гавина. Молодой волк порывисто клацнул по рукояти и вырвал нож, но сделал только хуже. Кровь хлынула в легкие и наружу, друид-волк хрипло заскулил, от неопытности и боли не сумев совершить сознательный переход в человеческий облик – он даже не думал об этом! Благо снег и холод практически прекратили внешнее кровотечение, а человеческий разум не дал броситься, чтобы глупо не истечь кровью или захлебнуться в оной.       Чернявый рейнджер успел подставить другой наруч под клыки белой волчицы, подравшей его клепаный кожаный доспех и когтистыми задними лапами ловко оттолкнувшейся от спины зимнего сородича, с кровавыми ранами покатившегося в обратную от хозяина сторону. Воспользоваться кинжалом рейнджер успел еще в полете, но не смог пырнуть Бетшеву точно в шею - оказался придавленным сто пятнадцатью фунтами летящего веса. Лезвие уткнулось в ребро волчицы, а человек из-за снежной подушки отделался ушибами.       Пока Гавин боролся с волчицей, еще раз сумев ранить, в плечо, Терв оклемался и пришел ему на выручку. Зверь подбежал с левого боку и с прыжка попытался укусить. Метил в загривок, но промахнулся и сомкнул челюсти на передней лапе, выпуская свое леденящее дыхание непосредственно в кровь и отмораживая конечность. Он повалил продрогшую волчицу прямо на кинжал, вовремя вставленный между ребер Бетшевы. Загрызть или задрать ее не дал спикировавший сверху Уллю: его когти болезненно расцарапали уши, а меткий и мощный клюв нанес мощный удар в самое чувствительное место псовых – нос. Взлетая, птица зацепила когтями кольца-серьги и мучительно выдрала их, вынуждая зимнего волка отпустить жертву. Гавин слишком поздно заметил атаку бесшумной птицы, незримо парившей в снежной пелене над ними, потому не успел вовремя метнуть нож – промахнулся. Главное, его внимание переключилось с Бетшевы на нового противника, не оставляющего шанса добить тяжело раненную волчицу.       Уллю обладал достаточным разумом – иной босяк позавидовал бы. Пользуясь пассивной силой, даримой украденными волшебными кольцами-серьгами, магическая птица эффективно применила свою специальную атаку. Сделав вираж, сова напала со стороны человека, буквально на миг опередив его: Уллю распахнул крылья, не просто тормозя, а вместе с волшебным порывом ветра выпуская перья-дротики, усиленные магией кольца вострых когтей из рога единорога. Брошенный метательный нож отклонило в сторону. Заговоренные наручи Гавина защитили лицо и руку. Три штуки вонзились в грудь, пробив кожаный доспех и чудом не задев жизненно важных органов, еще одно перо-дротик проткнуло шкуру Терва, застряв в мясе, остальные из девяти выпущенных отскочили или промахнулись. Едва успевший подняться на ноги охотник и его раненный питомец оказались сбитыми с ног ветром и покатились по снегу – прицельно выпущенный волшебный порыв ветра вдобавок слегка припорошил секущим снегом Бетшеву и Фаргана. Поняв, что подмога близко, ублюдок бросил подранков, надеясь, что они задержат преследователей и что он сможет оторваться.       - Пастор, прошу, молитесь сперва за белую волчицу! Спасите жизнь Бетшевы, - бросил Софист через плечо. – А я Фаргану ваше зелье.       - В этом доверюсь тебе, юный пастырь, на остальное воля всеблагого Илматера. Мы близко, сынок? – Голос Гилфорда полнился смирением. Софисту порезало слух его обращение, но почти сорокалетнему священнику простительно.       - Полмили. Готовьтесь спрыгнуть, я сразу за Гавином… И приберегите магию, пожалуйста, я не нуждаюсь в благословениях. И проповеди сохраните для других, я чту без поклонения. Небожители локальны, а Природа – глобальна. Понятно выражаюсь, пастор Гилфорд?       - Вполне, пастырь Софист, - мудрый человек печально выдохнул в ворот впереди сидящего, говорившего в такт движениям лося под ними.       Достигнув вскоре места кровопролития, парень приостановил животное:       - Волком, Фарган! Терпи Волком! - Обеспокоенно крикнул Софист, пока клирик ссаживался рядом с Бетшевой.       В несколько скачков лось оказался у Фаргана. Софист спрыгнул, бросив тюк с порванными шмотками друида, оставшимися на месте обращения в волка – молитвы отремонтируют ткань и кожу. Зубами откупорив жреческую бутылочку, подросток плеснул целебную жидкость на рану - кровь вовсе перестала течь и боль оттуда ушла. Потом Софист крутанул кистью, крутанул посохом и вставил в стеклянное горлышко деревянную трубку, вторым концом засунув ее в волчью пасть, чтобы доставить лекарство непосредственно к желудку, откуда оно должно попасть в кровь.       - Терпи Волком! Терпи Волком! – Повелительно повторял Софист, глядя в глаза, с которых сходила поволока боли, открывая разум.       Фарган слишком ослаб, чтобы сопротивляться оригинальным действиям своего спасителя. Когда бутылка кончилась, Софист отбросил ее, уменьшил диаметр трубки и, оставив в пасти жесткую скобу - петлю, пропихнул второй конец в дыхательное горло, прижав голову коленями и всем своим весом. Послышался всасывающий звук – кровь из легких перекачивалась напрямую в желудок. Предсмертное состояние перешло в тяжелое с тенденцией на поправку. Софист вынул сиюминутную приспособу и вернул на палец кольцо.       - Фарган, оставайся волком и на себя оттягивай страдания фамильяра - бери пример с Гилфорда! – Напоследок скомандовал Софист, запрыгивая на лося и бросая его с места в карьер.       Последняя фраза вызвала стон удивления и крестное знамение – клирик осиял себя по-особому скрещенными руками, как было изображено на тюбетейке. Обезболенный друид вроде услышал и понял.       Раненный охотник и его питомец не могли далеко бежать, быстро теряя силы. Они успели добраться до рощи невдалеке, решив было, что оставленные ими умирать предатели наверняка задержат погоню, а метель скроет следы. Но не тут то было!       Гавин, знающий эти места, как свои пять пальцев, нашел овражек, где потратил на питомца снадобье и взвел арбалет, разгреб вход и одним выстрелом в голову убил спящего медведя в его же берлоге. Но сам спрятаться там не успел – подвывающий Терв уловил принесенный ветром запах и предупредил хозяина. Чертыхнувшись и помянув злое божество, рейнджер выглянул и выстрелил в преследователя, без моральных мук прикрывшегося лосем - загодя согнул его корону. Опущенные вниз рога защитили от выстрела – арбалетный болт отскочил.       Подчиняющийся приказу зверь направился в сторону укрывшегося зимнего волка. Сам наездник ловко соскочил назад, кубарем прокатившись, гася инерцию. Второй выстрел не заставил себя ждать, наповал убив лося - в глаз. Но и сам Гавин подставился, являя собой неподвижную мишень для замаскировавшегося Уллю, подлетевшего незаметно - из-за увечий зимнего волка, утратившего оба своих артефакта. Терв не успел вовремя прыгнуть и защитить спину хозяина: пролетевшая в десятке футов сова махнула крыльями, с каждого отправляя по перу-игле.       - Ублюдок!.. ***! – Матерно завопил чернявый с простреленными ягодицами.       Пока Уллю дразнил волка, а Гавин выдергивал из кости оперенные дротики, Софист успел подняться на ноги и достать боевой шест, обманчиво засветившийся ядовито-кислотно-зеленым светом. Едва охотник справился с задницей и потянулся за оружием, как кружащаяся над ними сова страшно ухнула - магический низкочастотный звуковой удар вызвал животный страх. У волка с залитыми кровью порванными ушами лопнули барабанные перепонки, он жалобно взвыл, припав к снегу. Человек вздрогнул и выронил оружие, оступившись с рефлекторно зажатыми ушами и потеряв опору – болезненно сполз вниз.       Софист воспользовался моментом, чтобы подбежать к неглубокому оврагу, где-то в полтора его роста. В расширившихся черных глазах вся жизнь промелькнула. Но вместо смертельного удара наконечником отравленного копья на Гавина вылилась - целебная магия. Это подействовало круче ушата ледяной воды.       - Болван, - зло бросил гневающийся Софист и больно ткнул его в переносицу на миг потупившимся концом шеста, через секунду продолжив водить острой угрозой перед глазами. – Твои практические знания – моя добыча. Передашь – тогда и катись ко всем демонам. И только дай мне повод посадить тебя на цепь и выдрессировать в одной из пещер. Понял меня, Гавин?!       - Дьявол…       - Неверный ответ, раб, - Софист безжалостно ткнул шестом, в кровь разбив губы и чуть не выбив передние зубы. Одновременно от кончика боевого посоха ответвилась округлая веточка, за удар сердца обернувшаяся замкнутым темно-синим кольцом на шее Гавина. – Займись питомцем, раб, и до прихода Гилфорда подумай, по хорошему варианту будешь сотрудничать со мной или по плохому.       - Кх!.. – Полузадушенный Гавин имел много эмоций по этому поводу и свое мнение обо всем.       - Всё брыкаешься, идиот. Может и не стану я тебя сам ломать, раб, мерзопакостное и противное это занятие, лучше превращу тебя в бревно и без зазрения совести выгодно продам дерево дроу. Вижу, теперь понял, что все без шуток… Думай.       - За что?.. – Придушенный пленник кое-как выдавил из себя хрип. Софист обернулся, с презрением глядя на мусор.       - Фарган как друг хотел тебя образумить, сволочь, а ты нож ему в сердце метил!.. – В сердцах крикнул парень.       - Ух! – Фамильяр отвлек старшего собрата, в зародыше предотвратив приступ гнева. Бить побежденных – низко.       - Уллю… Спасибо, тебе. Давай помогу одеть боевые трофеи, Уллю, эти браслетики тебе пойдут, - успокаиваясь и отвлекаясь, говорил юный друид, нервно дрожащими руками одевая кольца, раньше вставленные серьгами в уши зимнего волка.       Амулет мышиного слуха Гавин когда-то сам добыл, чтобы лучше ориентироваться в пещерах, наверное. Амулет вострых когтей добыт при Софисте - с вожака гноллов, полудемона-полугнолла, второе с него кольцо красовалось на пальце тайком его взявшего чернявого – таргатовый амулет здоровья, защищавший от энергетической порчи и дававший иммунитет к телесным болезням и ядам натурального происхождения. Два костяных ободка заняли свое место на ногах совы и в очереди на разбор и улучшение вложенных в них магических плетений. Кое-как собравшись с мыслями и чувствами, Софист нехотя продолжил моральное давление:       - Ради друга я даю тебе шанс посидеть в этом овраге и подумать, куда выведет тебя кривая дорожка. Учти, Гавин, ты не внял сразу голосу разума, поэтому теперь хорошая тропка для тебя предусматривает раскаяние перед жрецом, когда он придет лечить волшебное животное. Не упусти свой удачный шанс. В наказание и отпущение клирик возьмет с тебя сакральный обет целомудрия и послушания его церкви, на два года или на пять лет – не нам решать, но зависит от твоей искренности. Если претят ограничения – убей себя здесь и сейчас, потом уже не сможешь или не дадут так просто сбежать в смерть от страданий. Но не обольщайся, от меня ты так легко не сбежишь: душа твоя зацепится за волшебное дерево на шее. Потом я посажу росток синелиста, выращу, выточу двигающегося и говорящего манекена-треанта и все равно обучусь всему тому, что я хочу от тебя получить, рейнджер… Советую позже повиниться перед Фарганом и узнать у него, с чем же он сегодня поутру шел к тебе, безмозглый болван.       С подавляемой бурей эмоций Софист отошел от ублюдка. На душе было пакостно. Отойдя шагов тридцать, он все же не сдержался и со всей силы заехал кулаком в несчастное дерево – даже не почесавшееся с потуги сопляка. В такой далекой прошлой жизни он брал на себя ответственность за других и сам отдал их в жертву, вот и теперь назвал другом и спину прикрыть обещался. А что в итоге?!       …Судьба карает за то, что когда-то в другом мире совершил самоубийство – не вынес ответственности за себя самого…       Мудрым нельзя стать – Мудрость сама приходит.       Софист не пролил ни слезинки – по поводу прошлых бед все выплакано. Им овладела горечь. Один верный шаг, но с ошибочной предпосылкой – и под откос все посмертие с последующими реинкарнациями. Умирают, защищая друзей, во имя самих друзей, а не ради себя и побега из рабской клетки.       Парень поднял грозный бурый взгляд на снежное поле, где серой кочкой жрец воздавал молитвы над волчицей с отмерзшей передней лапой. Неподалеку поскуливал волк-друид, разделяя страдания с фамильяром – не просто полезное, и жизненно важное для него умение. Умрет Бетшева – умрет и сроднившаяся с ней часть Фаргана.       Софист крепко зажмурился и смерил дыхание, и буря ушла из очей, вновь обретших глубокую синь ясных небес. Следуя трезвому расчету, заклинатель приберег кровь Гавина с кончика посоха и кусочек уха Терва. Месть хороша, когда ее подают холодной. Подросток уверенно вернулся к оврагу.       - Сделка, Гавин, - произнес он свысока. Хотя побежденный слышал скрип снега, но все равно вздрогнул от голоса и слишком сильно нажал на рану, замазываемую лечебным кремом. Волк проскулил, дернувшись и клацнув пастью. – Хочешь выкупить себя Тервом? Оставь зимнего волка и вали куда подальше от Хиллтопа.       - Нет, - четко произнес Гавин, пристально глядя в иссиня-черные волчьи глаза. Венка вздулась на виске и желваки заиграли - напряженная струна.       - Найдешь на свободе другого приживалку, получше, - юродствовал он. - Неужели какой-то зверь стоит того, чтобы обходиться годы без е*** и терпеть страдания? – Провоцировал Софист, по себе зная – да, такие существа есть. Жертвенность - не пустой звук.       - Терв мой друг, - твердо ответил сплошной смуглый нерв, предельно напряженный и морально оголенный.       - Почему ради него согласен быть рабом? Почему, Гавин? – Требовательно спросил Софист, дважды повторив вопрос и на миг удаленно сжав рабскую удавку.       - Я подобрал его щенком у трупа матери. Я вырастил Терва, мы многое с ним пережили, - выдавливал из себя чернявый, с трудом продолжая оказывать питомцу первую помощь, а не вредить из-за клокочущих внутри эмоций. – Переживем и это…       - Значит, вот почему мне совестно тебя шантажировать - ты пока еще не совсем конченный человек, - Софист резко сжал правый кулак и столь же резко растопырил пальцы. Синяя веточка осыпалась трухой. – Что ж, в сложившихся обстоятельствах правильнее будет отступиться и найти себе в учителя кого-нибудь другого…       - Какой… план… вы… насоветовали Фаргану? – Раздались процеженные слова в спину развернувшегося парня, успевшего отойти на десяток шагов. Софист заставил себя вернуться.       - И мозги пока еще не набекрень… Ты знаешь, Женщины капризны. До пролития дружественной крови тебе могли ответить Свыше и даже одарить чистым чувством. Но теперь, Гавин, уже поздно пользоваться сорванным желудем великого дуба. И я не стану отправлять сюда Гилфорда, поскольку Терв – это целиком твоя ответственность, изгой среди изгоев.       Смертельно ранив словом, Софист побежал к давно уже заждавшемуся другу, стараниями клирика окончательно избавленному от боли и ран, но по-прежнему сильно ослабленного и все еще пребывающего в облике волка, подползшего к своей Бетшеве и волнующегося за долго не возвращающегося из погони Софиста.       - Фарган, почему до конца не довел дело? – Скрывая радость за укором, на бегу воскликнул Софист, заодно обескураживая и сбивая с толку.       - Ррав! Я всё вытянул… вроде, - добавил сконфуженный волк, неуверенно двинув ушами с усами и повернув морду к Гилфорду.       - Действительно не все, пастырь Фарган, но вы старались, я это чувствовал, - отметил клирик, хотевший первым спросить об участи Гавина с Тервом. – Поистине, неисповедимы пути Господни, о, Илматер!..       - Простите, но надо обязательно и по свежим следам доделать начатое до финальной точки, - непререкаемо заявил подросток, прервав восхваления и тайно радуясь, что между отчасти конкурирующими лекарями появилось кое-что общее, объединяющее, что вообще в это злосчастное утро есть что-то позитивное и можно счесть себя оптимистом. – Фарган, надо отойти от Бетшевы на полсотни футов и тогда пробовать оттянуть себе всё плохое - до последней капли. Пастор Гилфорд, пожалуйста, посодействуйте ему своим бесценным опытом и молитвами, а я подмогну со стороны фамильяра. Не волнуйся, Бетшева, - он встал на колени возле волчицы в белой зимней шкуре и обнял ее за шею, - тебе тоже предстоит учиться вытягивать старшего собрата со смертного одра, но, надеюсь, не в полевых условиях. Давай, Бетшева, не бойся со старшим родным делить горе и радости, боль и здоровье – это судьба фамильяра.       Юный друид стал оглаживать лапу, ребро и другие раненые места так, словно бы сгонял воду после мытья. Очень медленно текли минуты – очень медленно текла магия по незримой тонкой связи между друидом и его сакральным фамильяром. Но при такой квалифицированной поддержке дело спорилось – слабеющий Фарган-волк морщился и часто подергивал хвостом. Софист целиком ушел в это благое занятие, еле-еле выкинув из головы Гавина с Тервом. Уллю, оставшийся скрытно наблюдать за ними, предупредит в случае эксцесса.       Софист уже хотел было окрикнуть клирика, но мудрый жрец не стал отбирать сокровенное и вместо лечебной молитвы, забирающей чужую боль и страдания, благословил немощного волка, наложил на него заклинание мужества и принялся нараспев читать проповедь о сути Страдания.       - Слава Илматеру, вы прекрасно справились, пастырь Фарган, - с нескрываемым уважением произнес Гилфорд, споивший ему две бутылочки с лечебным снадобьями.       - Ну, беги, оближи его, - заговорщически шепнул друид на ухо исцеленной волчицы. - Молодец, Фарган, - вставил свой медяк Софист, направившийся к нему. – Перекидывайся обратно в человека!       - Ой, Бет, не надо, ну Бетшева!.. – Но все мольбы пропали втуне – все лицо поваленного на снег полуголого человека оказалось обстоятельно обслюнявленным. Благодаря стараниям Софиста, он смог «забрать себе» все ранения, словно и не было их у фамильяра.       Умилившийся Гилфорд тепло рассмеялся, а ведь казалось, страдалец разучился улыбаться и веселиться. Но тут он ощутил на себе взор черных глаз и резко осекся. Небесная солонка некстати прекратила сыпать крошкой, и горизонт расширился, показав охотника и ковылявшего рядом зимнего волка, которые двигались с подветренной стороны. Уллю несколько минут просидел перед ними, запрещая путь. Гавин упрямо ждал, терзаемый сомненьями. Но вот ритуал завершился и Уллю вспорхнул, полетев за санями, потерявшимися в метели: сильный ветер со снегом за считанные минуты замел все следы зигзагами удиравшего охотника и преследовавшего их лося, к тому же, дикие олени оставляют схожие следы, вот и заплутали доброхоты.       - Что такое? – Сразу напрягся Фарган. Бетшева тоже прекратила сюсюкающие нежности.       - О, Илматер, темный идет к нам… С поднятыми руками, - удивленно добавил клирик и осенил себя святым жестом.       - Одевайся, друг, негоже перед врагом стоять в исподнем.       - Ты прав… - в смятении ответил мужчина, запрыгивая в кожаные штаны, уже отремонтированные молитвами жреца.       - Ты смилостивился над врагом, пастырь Софист? – Перешел на «ты» клирик, определивший парня в свой ближний круг общения.       - Милость? Нет, пастор Гилфорд. Предатель людей не смог предать зверя, не добил моего друга и не лишил его фамильяра. Я оценил это и оставил сквернослову шансы…       - Ррры! – Одновременно с ним воинственно рычала волчица, не простившая.       - Спокойно, Бетшева! Стой рядом, - скомандовал спешно одевающийся друид.       - Но разве это не есть милость, мой юный друг?       - Жалость к участи изгоя. Это страшное наказание - деградация до уровня животного и аморальности. Лишь духовно возвышенные могут добровольно отлучиться от общества, становясь святыми отшельниками. Прошу, оставим, враг не заслуживает обсуждения.       - Враг ли? О, Илматер, да ведь сломанный человек идет сдаваться на милость Сломанного Бога… - интуитивно уловил жрец, когда медленно бредущий преодолел четырехсотфутовую отметку, став доступным для сакральной магии священного жеста.       - Осторожнее, пастор Гилфорд, - Софист предостерегающе положил руку на плечо более старшего, предотвращая опрометчивые шаги. В правой руке из кольца образовался боевой шест. - Предатель сломался не в ту сторону, когда отплатил за добро метательным ножом в грудь, чудом промазав по сердцу доброжелателя. Вспомните, пастор, для кого отступление не выбор и мир лишь для слабых? Чьи почитатели сеют раздор и потом упиваются кровью врагов?       - Гарагос?.. – Помрачневший жрец охнул, почти инстинктивно защитившись очередным священным жестом скрещенных рук Плачущего Бога.       Софист знал, что среди таких сильных врагов Илматера, как Бэйн, Малар, Шар и Талос, затесался полубог Гарагос. Налётчик, Мастер Всего Оружия, Лорд Войны - бог разрушений, грабежа, войны. (иллюстрации 083 и 084)       - Всегда будь бдителен, Гилфорд. Здесь уже не будет толку от твоего добродушия и страждущие более не дождутся твоей помощи в страданиях, если тебя глупо убьет подлец, - вещал Софист, оперируя догматами веры страдальца, благодаря прослушке Уллю, ненароком выученные им наизусть. Он колючим взглядом зорко следил за приближением Гавина, которому ветер доносил каждое слово. – Уллю уже нашел заплутавших. Если этот нападет, нам всего несколько минут продержаться надо до приезда санных упряжек.       Гилфорд чего-то невнятно зашептал в свое скрещенье рук. Что-то о презумпции невиновности и отвращении скрытого зла. В результате в десяти футах вокруг жреца заплясали золотистые магические огоньки круга против злого мировоззрения, словно кто-то выстроил храмовые свечки. Они охватили всех четверых, включая волчицу.       Ускоривший шаг Гавин справился со злостью, кое-как убрав с лица враждебность к Софисту, в том числе за возводимую клевету и напраслину. Он сделал над собой неимоверные усилия, когда в трех шагах до свечных язычков священного пламени усадил израненного Терва, встал на колени и на них проник в круг, доказывая чистоту помыслов:       - Девчонка того не стоит, - выдавил он, справившись с собой. – Прошу прощения, Фарган, Бетшева. Я… взываю к суду Божьему Илматера… Пастор Гилфорд, п-пожалуйста, п-примите п-покаяние…       Торжественно счастливый жрец без промедленья возвел сокровенное святилище, в тот же миг исчезнув вместе с грешником за божественным саваном. Фарган так и застыл с открытым ртом, неверяще уставившись на оставшиеся на снегу следы. Судя по реакции преданного Терва, волшебный зверь продолжал ощущать своего верного хозяина на том же самом месте, где тот был мгновения назад.       - Не стой столбом, друг. Если зла не держишь на раскаявшегося, займись Тервом, потом с недоумка стребуешь за все мирское.       - Эээ, сейчас…       - Угу, - кивнул Софист, хотя вопроса никто не задавал, - сейчас твой черед давать мне практическое занятие с аптечкой.       - Мда…       - Труд облагораживает. Главное, не упусти шанса сбагрить на недотепу занудный сбор лекарственных цветочков и корешков на всякие микстуры, - проговорил Софист, доподлинно зная, что укрывшиеся за саваном прекрасно видят и слышат окружающих. Хоть так уязвить, хотя хотелось колотить и прыскать желчью.       - А ты мастак опошлять возвышенные моменты, - со мешенными эмоциями пожурил друид, еще не совсем отошедший от произошедшего, но уже привычно раскладывавший аптечку из подсумка. Поступок чернявого его впечатлил.       - Знаю, скверный способ сбрасывать нервное напряжение. Поэтому давай организуем пьянку в доме барона на брошенные там пожитки, а? Трезвый негодник будет всем подавать, а потом разнесет по койкам и приберется за любимую подушку…       - Зачем ты его провоцируешь, Софист?       - Я зол. Теперь уже точно не т*** Мару – девчонка того не стоит. Мужская солидарность, знаешь ли, дороже. А я меркантильный и мелочный червяк. И повариха у барона лучше трактирной. Поэтому подсоби с альтернативным местом для гулянок, Фарган, иначе тебе первому весь мозг выем.       - Эй, не та ампула, Софист!       - Думаешь, на санях ему места не будет?       - Это снотворное плохо сочетается с примененной мазью – реакция вызовет химический ожог, - наставительно сказал травник, все больше успокаивающийся и примиряющийся со странной, перевернутой действительностью. Когда это было видано, чтобы Гавин просил прощения или кому-то безропотно пиво подливал? Да его самого вчера вусмерть пьяного до койки едва дотащили. – Составы дома разберем. И про пьянку у барона оставь глупую затею, лучше к Холу напроситься. Еда проще, зато у него живет дедок-весельчак из скальдов…       - Какой-то дедок против Хании? Ты что, с дуба рухнул?! Прости, ты прав, - внезапно остыл Софист. – При Хании не стоит вдрызг нажираться, а мне теперь остро хочется полноценные топеровские «три-на»… Тяжело это – смирять гнев…       Муторно, муторно было Софисту. Не всякое лицедейство греет душу. Будь зрители сосредоточены на нем – раскусили бы посредственного актера. Ему до чертиков хотелось уединения и медитации, а не шумного веселья в компании грубых солдат с постыдной оргией при участии отвратительных местных шлюх. Одна надежда – на затмение критического разума крепкой выпивкой.       - А как же «диета»? – Не поднимая лица, несколько нервно и неодобрительно поддел друид, сноровисто зашивая волчью шкуру, подранную когтями его волчицы, все больше начинающей ревновать. Рана нанесена зачарованными когтями, потому приходилось штопать вручную – молитвами такое туго затягивается.       - Ну, могу в доме Хола законопатить все щели, продувающие его старые кости. О! Лучше отлажу работу заклятья призыва марочных вин. Точно, так я и решу проблему, где столоваться вместо дурной забегаловки, в которой одна в постель без спроса тянет и потом унижает да деньги сшибает, а другая на пару с вооруженным братцем колечки артефактные с пьяных требует.       - Серьезно? – Удивился ветеринар, едва не сделав больно пациенту.       - А ты как думал? Многие мошенницы работают по тысячи лет отлаженной схеме: кружат головы обеспеченным парнишкам, спаивают или одурманивают, выпрашивают обручальные кольца и дорогие подарки, а потом подставляют под следующих женишков со спермой в голове вместо мозгов. Аферистка Перл на этом и погорела, кстати говоря. Влюбила в себя слишком знатного и богатенького, за которого папаня вовремя вступился. Что? Полуэльфийка сама мне перед «сном» пела балладу про сына лорда, укравшего любовь дочери башмачника. Только слушать и смотреть надо внимательнее, тогда сразу станет ясно, кто у кого на самом деле вызвал страсть и скрылся, взяв «подарки» от обоих простофиль. Дебильная баллада.       - Хех, прямо так на груди и написано было?..       - Она пела в дурацком балахоне, полностью скрадывающим фигурку. Вот и пялился я на лицо и губки, за неимением других зацепок…       - Хей-я! – Порыв ветра принес крики доброхотов, отправившихся следом лучше подготовленными.       - А этот клейстер сверху зачем, Фарган? - Софист тут же прекратил болтать попусту, резко поменяв разговор на предметный по теме полевого урока. Он уже остыл и почти, почти простил Гавина. После рассуждений вслух чернявый и ситуация в целом предстали совсем в ином свете.       Софист без проблем договорился, чтобы ему оставили одну упряжку, а Фарган с двумя волками отправлялся в Хиллтоп. Подросток мог плоско пошутить, типа: Гилфорд часто грезил этим, а Гавин даже и не мечтал об этом, но в деревне негде толком уединиться, а тут чисто поле… Но пошленький смех не просто испортит, а погубит таинство, чего Софист никак не желал, как бы ему самому погано не было на душе – трудно учиться отходчивости. Поэтому он, оставаясь ждать, не дал вразумительного ответа, заверив стражника, что все в порядке, оба живы и «жрачку» с баней никто не пропустит.       По возвращении Софист отметился у мэра вместе со жрецом и его опустошенным послушником, нашедшим своего дорогого питомца на коврике у алтаря Илматеру. Подросток без лишних разговоров поспешно скрылся в лавке у Фаргана, отговорившись усталостью и работой. Дел по горло, конечно, но напрягаться сил не имелось у обоих сдружившихся друидов. Никаким мыловарением не занимались, разумеется. И обсуждать произошедшее тоже отсутствовало желание. Потому запустили на оба больших котла не требующий внимания процесс с вывариванием щепы для бумаги, после чего засели исписывать те самые чистые листы из прошлой партии производства Фаргана. Травник не знал таких специфичных рецептов, например, как омолаживающий крем или бриолин. Сельский травник готовил лишь самые ходовые и общеупотребимые здесь средства, такие как: очень актуальный лечебный клейстер или пользующиеся спросом защитные крема от солнца, холода или ветра – напасти предгорий. Друид имел обширные представление о горно-луговых травах и кое-что смыслил в смешивании минералов с растительными и животными компонентами.       Отвлекаясь от тягостных и неудобных дум о случившемся инциденте, именно о практической стороне деятельности Бархатных Ручек говорили уставшие Фарган с Софистом, вяло обсуждая ингредиенты и свойства составов из них в контексте работы и особенностей строения самого органа, на который они влияют при втирании – кожу. Оба с большей охотой и наслаждением прикладывались к ароматному отвару из успокаивающего травяного сбора на основе душицы и пустырника со свежей хвоей ласпэра, придававшей неповторимый аромат - два любителя чайных напитков нашли друг друга. Софист быстро подхватил привычку пить первую половину чашки с отваром горячей, а вторую - теплой да с размешенным луговым медом либо медовым вареньем на основе ягод или фруктов. Как раз Фарган и держал в Хиллтопе собственную пчелиную пасеку, кстати говоря, опыляя все фермерские посевы и обеспечивая прекрасным медом всю деревеньку.       Ради одного такого из себя принципиального и обиженного Софиста никто не стал бы менять планы на вечер: в предпраздничную ночь дежурят баронские охотники, а вся стража гуляет, чтобы потом бдеть за всех. Мэр загодя оплатил работу Перл на всех солдатах, поэтому нечего было и думать, что кто-то променяет сексапильную красотку-профи на жирных свиней-дилетанток. Об этом Куадка поведала, когда пришла на процедуры Бархатных Ручек задолго до обеда – у самой делов навалом. Женщина с радостью сама предложила помыться в первую очередь и, так сказать, снять первые сливки, но уже после процедуры ахнула и категорично отказалась: с дряхлым и морщинистым лицом с частично убранной жировой прослойкой – уродина та еще. Едва до скандала не дошло:       - Красота требует жертв, - философски заметил Софист, когда аргумент о предупреждениях отмели как несущественный. Вроде это помогло ей успокоиться и принять обезображенный лик – всего-то на несколько часов.       - Ты уверен в своем бойкоте трактиру? – Поинтересовался Фарган, когда закрыл за Куадкой дверь.       - Угу.       - Только малыши на зло маме рвут штанишки, лезут в грязь и на тонкий лед, - привел друид житейскую мудрость, не желая стелиться под прихоть малолетки, организовывая альтернативное место. – Это не первая и не последняя пирушка, Софист, как будешь выкручиваться и уживаться, капризно игнорируя коллектив?       Несмотря на аристократические корни, ни барон Шаттлкомб, ни дворянин Блейк, не говоря уже о маге Дрогансоне и бесфамильном клирике Гилфорде, не чурались простолюдинов, избегая явного расслоения маленькой деревенской общины – начальную часть праздников пили здравницы вместе со всеми. Вот почему запрет на посещение Бурлящего Котла, что Гавину накануне праздника вынесла Мара и поддержали Перл с Лодаром, был равносилен отлучению от общества - изгнанию. Сейчас Гавин отрабатывает епитимью, став безымянным послушником – новым человеком. А Софист сам начал явственно сторониться… Впрочем, трапезный зал Бурлящего Котла все равно не рассчитан единовременно вмещать всю сотню с лишним жителей Хиллтопа, поэтому посещение растянуто во времени – слоистость населения все равно присутствует. Собственно, кухни Дрогансона и Шаттлкомба рассчитаны на прием к званому ужину пары десятков персон, так сказать, кабаки для привилегированных. И такой праздничный стол как раз завтра вечером и накроют в доме мага, как имеющего из окон лучшие виды на закат.       - Не утрируй, Фарган, - мягко произнес подобравшийся на стуле Софист, постаравшийся в интонациях учесть почтение перед возрастом и опытом хозяина дома. - Я вскоре поименно выучу все лица Хиллтопа, но не собираюсь ручкаться с каждым простолюдином. И лавку свою регистрировать не намерен – все через тебя, Фарган, - пояснил он, перенимая манеру обращаться строго по имени, не употребляя смущающие и не вполне уместные слова мастер и подмастерье. – Признайся, ты ведь ощутил фальшь в моем желании «три-на»?       - С тобой сложно, Софист, ты чересчур изворотливая и противоречивая натура, - утвердительно кивнул друид, потолок которого – пятый сакральный круг заклинаний. Обретенная дикая форма пустила всю пользу в выносливость и физическую силу человека.       - Которую ветерок едва не сносит, - пожаловался Софист, ища понимания в зеленых глазах осеннего блондина, чьи стати будоражили Куадку, между прочим, ни разу не занимавшуюся сексом с этим чондатанцем родом из Кормира. Юноша скосил взгляд на гасту – разновидность копья с костяными лезвиями с обоих концов. В рейде к Высоколесью он его брал, но не воспользовался за отсутствием ближнего боя. – Я учусь компромиссам и расстановке приоритетов, Фарган. Думаю, я поважусь ходить трапезничать вместе со жрецом и послушником, тогда избегу ненужного общения с трактирной обслугой и сохраню видимость причастности к коллективу.       - Ну вот, что я говорил? Ты непредсказуем, – покачал головой мужчина, заметивший интерес к своему оружию, прислоненному неподалеку с дверью. – Сегодня у нас обоих нет ни сил, ни настроения махаться, Софист, а завтра на Остара не будет настроя… Нам пора гасить огонь под котлами, - переключился он на бульканье и дым, затягивавшийся магией прямиком в специальную отдушину с дварфскими рунами по ободу.       Через полчаса Софист смылся, оставив Фаргана одного разбираться со вторым огромным котлом с целлюлозой. Мужику стоило остаться наедине и разобраться в себе и своем отношении к чернявому дурню и вообще ко всему недавно произошедшему. А Софист… Подросток долго готовился, прежде чем переступить через себя и позвать Гилфорда в трактир. Новоявленный послушник старался держать постную мину, мученически принимая послушание с неустанными нравоучениями от духовного наставника и всякие издевки от знакомцев и приятелей. Гилфорд мудро вещал о самом страшном – равнодушии. В трактире не было безразличных – это клирик Илматера счел превосходным знаком о необходимости и правильности покаяния и верности проповедей. Обратить Гавина в свою веру ему было не суждено, чего не скажешь о других селянах: глядя на чернявого, многие прислушивались и глубже задумывались над церковным причастием. Ушедший в глубинку жрец был не из низших или новеньких в церковной иерархии. Он успешно начал забирать себе и богу чужие моральные терзания и духовные страдания, прежде всего, вытаскивая их наружу. Лишь не дюжее терпение спасало охотника от срыва во время трапезы – и молчаливая поддержка от Софиста по другой его локоть. Сам подросток тоже переживал уйму двояких эмоций. Он исподволь лип глазами к упругой попке Мары, постоянно вспоминая шелковистость ее кожи и занимаясь самовнушением о том, что ему еще удастся к ней пристроиться вплотную – что всё его терпение еще окупится сторицей…       Матерые и мускулистые мужики парились от души, забивая друг друга вениками до состояния вареных раков – и затесавшейся среди них креветки. Сухой жар парилки быстро наполнился влажной смесью ароматов дуба, березы, хвои и душистых лекарственных трав, отвары которых по очереди выплескивали на раскаленные камни – для укрепления здоровья и закалки. Софист и вечерний заход с ними же был, чтобы терпкий хмель от испарений пива щедро опьянил голову - для удовольствия и забытья. Еще и поэтому вечером, кстати, перебивались свежим снегом, выше со склона накидываемым мужиками к бане – на пьяную голову никто не бегал по крутому спуску окунаться в ледяную воду озера-запруды.       Фарган оказался отличным другом, в вечерних сумерках сопроводившим распаренного, хмельного и лыка не вязавшего подростка до его дома, чтобы тот не влип во что-нибудь по пути. Осчастливленная подтяжкой лица Куадка не только полностью рассчиталась, но и к матрацу и покрывалу притаранила полный комплект новенького постельного белья с махровыми полотенцами, так что Софист уснул в комфорте и самым первым на деревне, разумеется, из тех, кому за десять лет. Впрочем, остальные люди тоже не задерживались с гуляниями до поздней ночи – завтра праздник Остара.