Немые чувства

Она не могла кричать. Только всхлипывала почти бесшумно, закрывая руками голову и свернувшись в комочек на мокром грязном асфальте. Это всегда всех еще больше злило. И они били яростно, пинали в спину и живот, тяжелый ботинок вжимал ее голову в асфальт так, что перед глазами все плыло, а в ушах звенело. Удары градом сыпались со всех сторон, но боль от них почти не чувствовалась — внутренности горели огнем, сознание уплывало. И Аня вдруг вспомнила все. Всю свою сознательную жизнь. Она бессильно всхлипывала, спрятав лицо в ладонях и свернувшись клубочком на жесткой койке, от которой болела спина. Третий день подряд. От еды отказывалась, толком не спала. И не говорила. Во время аварии, унесшей жизни ее родителей, Аня отделалась лишь царапинами. Кричала и плакала, билась в руках спасателей, требуя пустить ее к маме и папе. А потом успокоилась, замкнулась. У нее больше никого не было, потому она и оказалась в этом захолустном детдоме. — Слушай, хватит ныть! — раздраженно прикрикнула девочка на год старше, складывая в потрепанный портфель учебники для четвертого класса. — А то я дам тебе повод поплакать. И дала. Той же ночью Аню избили. Она перестала плакать, но избиения не кончились. Может, девочкам просто было приятно, что исхудавшая молчаливая Аня не сопротивляется, признавая себя слабейшей? Едва Ане исполнилось восемнадцать, ее выпустили на волю. Встречал ее адвокат отца, рассказавший девушке все о бизнесе ее родителей, поселивший в их огромную и теперь пустую квартиру. Аня радовалась, что есть хоть один человек, который о ней более-менее заботится, мечтала, что выучится, будет заправлять делами семьи и усыновит себе ребенка, такого же тихого и забитого, как она сама. Она поступила на экономический факультет не самого престижного университета, никого не трогала, училась старательно. И все было бы хорошо, если бы ее одногруппницей не оказалась одна из ее соседок по комнате в детдоме. Кошмар возобновился. Всем нравится издеваться над слабыми. Насвистывая под нос, Саша брел по улице из магазина — на запястье болтался полиэтиленовый пакет с глупыми детскими лакомствами, которые он, вопреки своей природе, так любит. — Ты убил ее, что ль? — донесся до его чутких ушей хохоток. — Не смешно! — огрызнулся другой голос. — Да пофиг, нас никто не видел! Поспешив на звук голосов и топот убегающих, вампир едва сдержал вой отчаяния — изломанной бездушной куклой на земле валялась его Аня. Он ведь проследил за ней до дома после пар, все должно было быть не так! Опустившись на колени рядом с любимой девушкой, Александр прислушался — пульс совсем слабый. — Проклятье! — прорычал он под нос, выпуская когти. Он специально не говорил ей о своих чувствах, старался делать вид, что не замечает болезненно худую тихоню, чтобы она не узнала, какое он чудовище. Но судьба решила все за него. Глубоко пропоров свое запястье, вампир сжал еще сильнее побледневшие впалые щеки девушки, чтобы приоткрылись тонкие губы. — Вот так, хорошо... — пробормотал он, когда бессознательная Аня с усилием сглотнула черную горькую кровь. В его планы не входило ее обращать, но сейчас он действовал по наитию, пытаясь удержать жизнь в ее теле с так умилявшими его острыми угловатыми плечиками и локтями. Еще глоток — и он подхватил ее на руки, не беспокоясь о том, что пачкает свою белую толстовку грязью. Чертыхнувшись, наклонился за забытым пакетом. — Все будет хорошо, — шепнул Саша, хотя Аня не могла его слышать, — я тебе помогу. Это было странное и запоздалое высказывание, да и обращать других, не достигнув возраста в пятьсот лет, запрещено, но ему было плевать на все. Лишь бы девушка, за которой он тайком приглядывал почти пять лет, осталась в числе живых. Ну, или не совсем живых.