Несколько месяцев назад:
Несмотря на её жуткий, взрывной характер, он её полюбил. Настолько сильно, что лучше испытывать её презрение и ненависть вместо сожаления и жалости. Ему не нравилось видеть в её глазах боль от потери ребенка, от его предательства, но больше всего не нравилось чувствовать себя одиноким. И ведь никто не подошел к нему, страдающему также и огорченному, не высказал свои пожелания на лучшее в дальнейшем. Лишь она дала стакан самбуки и непонятную таблетку от головной боли. Лишь она, та незнакомка в баре, дала почувствовать ему поток свежего воздуха. Лишь она, темноволосая и страстная, помогла ему забыть об одиночестве и предательстве семьи. И вот он тут, в её кровати вновь из-за усталости и одиночества. И вот она снова дает ему свежего воздуха, помогает забыться в реальности с помощью розовенькой таблетки от головной боли и бокала противного вина, когда он любит ром, когда ему было бы достаточно теплой улыбки его Катерины. Но увы, ни Катерины, ни рома — ничего одним словом.***
Она была Грейси. Молодая девушка, подсевшая на розовые таблетки от головной боли и на женатых парней, на их проблемы и на их одиночество. Ей нравилось это: чувствовать отдачу измученных мужчин, которые забывались в ней и в её розовых таблетках, находить больные стороны мужчины и давить на них, пока те не осознают происходящее полностью, без розовых таблеток. Грейси, Грейси, Грейси Макмиллиган. — Что ты чувствуешь, Кей Эм? И Майклсону осточертело его прозвище в виде первых инициалов его имени и фамилии. Ничтожная француженка. — Ничего. Совершенно, — голос тихий и хриплый, а дым сигарет подолгу выходит из легких. — ты сегодня на сколько задержишься? Её улыбка была тусклой, но нежной. Грейси, милая Грейси. — Наверное, в семь приду. Можешь ключом запереть дверь. Ко мне редко доброжелатели захаживают. Коул понимал, что Грейси не такая уж и светлая, но она была славной и мягкой, как губка, как подпитка для его оболочки и души. И Макмиллиган явно не знает, что к ней нагрянут с битами и ножами, если не вернет плату за розовые таблеточки. — Договорились, милая Грейси. Поцелуй сухой и ничего не значащий. Для кого только? Катерина получила небольшое удовольствие от вида побитого и скулящего щенка, носящего имя Коул. Запах медикаментов и стук каталок, белые халаты и нервные врачи — поэтому Кетрин не любила больницы. Ну и потому, что её ребенок родился мертвым. Она встретила малышку Клер у входа. Такую взволнованную, что могло показаться, что с присутствием Коула в её жизни расцветали и ландыши в её душе. Давина хорошая и не станет строить своей счастье на чужом несчастье. Или же хорошая девочка поменяла свои принципы? — Мисс Майклсон… — Прошу мисс Пирс, — холодна и горда, как всегда. — из-за чего я пришла сюда? — Коул, мисс Пирс… — Я поняла это, — фыркнула брюнетка и откинула волосы назад. — почему я тут? — Но Коул, мисс Пирс… — Коул, Коул, Коул, ты другие слова знаешь? — Его привезли сюда из-за, потому что нашли избитым и пораненным в квартире на Черри Стрит, — голос Клер немного дрогнул на нескольких словах. — И ты решила позвонить мне? — Я… мистер Майклсон, Элайджа, сказал, что Майкл и Эстер приедут первым рейсом сюда. — Да? — вскинула бровь задумчиво Пирс, запустив ладонь в спутанные после сна волосы. — и как скоро? — Через несколько часов. Максимум три-четыре. — Тогда попрошу не мешать мне и моему мужу… — ухмыльнулась Катерина и зашла в палату. Он выглядел ничтожным, как душа Грейси, как намерения Давины. Гематомы на лице, бровь рассечена, а на лбу глубокий шрам, зашитый в семь швов. Кажется, смещены позвонки и сломана рука. И по просмотру карты Катерина становилась бледнее, чем была на самом деле. Она поняла, что он находится на краю от смерти, что Клер не зря была нервной и едва могла противиться её хваленному стервозу, что Коул не заслужил такого. Но Пирс не знала же, что он продолжал свои походы к Грейси Макмиллиган, милейшему созданию с волшебными таблетками в руках, которые имели розовый цвет. Но Кэтрин не имела понятия, что Грейси причина их развода и приезда Коула в больницу с возможными опасениями на отказ почек и ног. Но девушка и не подозревала, что Давина сделает все, чтобы теперь Коул был её и ничей больше: ни Грейси, ни медсестер, ни Катерины. А Клэр не знала, что сердце Кола мечтает о любви Катерины, а не любви первокурсницы с химико-математического. — Привет, — его голос был хриплым, как после сигарет. — Кэтрин? — Кэтрин, — кивнула брюнетка, зевнув, — ты когда встал? — Недавно. Все думал, ты ли это или не ты. — Наверное, на меня так плохо действуют больницы. Её смех разлился по палате, словно мед. Но он был кроток и немного холоден. И его темно-карие глаза впились в её сине-желтые круги под глазами. Давно такого не видел. — Сколько ты здесь? — Около трех дней. — А я? — Около трех дней. И Майклсон за долгое время удивился, что у него в глазах возникло непонимание. Катерина смогла уловить лишь нотку, а не весь спектр. — Ты сидела со мной все три дня? — Нельзя? — Я просто удивлен. — А я нет. Он мельком заметил приподнятые уголки её губ. Это было неожиданно как для него, так и для неё, когда она почувствовала шершавую поверхность пальцев Коула на своей ладони — и почему не убрала? — Катерина, где… — хриплый голос вновь прорезал тишину. — Давина приходила сегодня в семь, потом Эстер сказала, чтобы шла домой. — …так как у меня есть жена. — Жена, — хмыкнула брюнетка и мягко выпуталась из ладони бывшего мужа. — жена, словно проклятие. — Семейная жизнь и есть проклятие. — Почему мы поженились-то? Трудно ответить на те вопросы, на которые не знает ответа никто. Ни Катерина, ни сам Коул. Кажется, он сделал это на эмоциях, а не из-за щемящего чувства в сердце. — Извини, мне надо ответить на звонок.«Номер не определен»
— Это Катерина Пирс. — Угадай, милая. Коул недоумевал бы, почему Кетрин вышла и была настолько огорчена, что разлила свой ванильный и горький кофе на пол, но к нему пришла медсестра и вколола несколько кубиков неизвестных Катерине препаратов, от которых тот беспробудно заснул. Она вышла в коридор, где никого, кроме врачей-то и не было. Только немного шумихи прибавилось с приездом машины скорой. Конечно, интереса Пирс не занимать, да и чтобы отвлечься от назойливого парня нужен был аппарат с кофе, который находился лишь на первом этаже. И вот, напиток, практически горячий, в её руке. И вдруг падает на пол, разливаясь на кристально-чистом кафеле. Блондинка на каталке с аппаратом искусственного дыхания и кровоточащей раной в голове невольно взглянула ей в глаза, повернув еле как лицо в сторону Пирс. И немедленно отключилась, забиваясь в припадке. — Елена.