Вместе ко дну

      Она посмотрела на него своими большими глазами, которые были схожи на два озера. Немного зеленоваты, как у Ника, но и синеваты, как у Керолайн.       Маленькими ладошками держала мягкую куклу и причмокивала соской, которая падала из слюнявого рта через каждые три минуты. У неё была шапка с помпоном и длинными меховыми ушами, а на щеке отразился холод улицы. Беззубая надежда, которая могла быть у них тоже, и зовут её… — Хоуп. Это Хоуп.       Кол был согласен со своей сестрой: Кетрин хотела ребенка, точнее девочку, которую они ждали. Он смотрел из-подо лба на неё, как она увлеченно смотрела на девочку, играющую со своей куклой, как укрывала одеялом, когда та засыпала, как Кет улыбалась Хоуп. Коул сразу понял свою вину перед Катериной, он лишил её этого — стать матерью. — Кетрин… — его голос хриплый и неокрепший всё ещё. — Да-да.? — она не отвлеклась на него, продолжая вытирать стекающие капли смеси по подбородку. — Как думаешь, мы могли стать счастливы, если бы.? — Дилан родилась? — тихо, словно что-то запретное всем миром. И в глазах проскользнула грусть. — Да.       Он привлек её внимание: она прекратила кормить девочку, оставив соску в маленькой ручке и переведя взгляд на бывшего. Майклсон посмотрел в упор, зная, что может ожидать любого ответа, но не зная, сможет ли перенести его.       Глаза были карими, как у Елены, пустыми и с отголоском печали на дне где-то, и отрешенностью на поверхности. Катерина задумалась. Но не над вопросом Коула, а над темой про ребенка.       Это были Дилан и Джезебель потом. На УЗИ показали, новость была для Коула радостной, если бы он хотел сначала и Дилан. Говорили, что близняшки у таких, как она, это вполне приемлемо и происходит зачастую. Она хотела рассказать ему, как только приедут домой вчетвером. — Но приехали лишь мы вдвоем, — усмехнулась своим мыслям Катерина. — и то не мы, а я и ты. Знаешь, Кол, нет, не были, ты не хотел Дилан, если бы она родилась, то была единственным связывающим нас с тобой звеном, лишь она и только. Ты бы возненавидел меня и её, ведь не хотел ребенка, и потом пожалел о свадьбе. Измены за изменой, Дилан бы страдала, но мы не заметили этого бы, увлеченные ссорами и семейным психологом. Я не желала бы для неё такого, не хотела бы историю Ребекки, я считаю, что Дилан появилась не вовремя бы. — Я… я сожалею, Кет.       Она посмотрела в его глаза впервые без презрения и отвращения. Они тоже были карими, как у неё когда-то давно, насыщенными, но печальными. Кол виноват лишь в измене, а в разрушении их семьи виноваты оба. Хоуп. Это маленькая надежда и Коула, и Кетрин на новую семью, которую они заслужили, осознав свои ошибки. Катерина всегда будет вспоминать неузнанную малышку Джезебель и потерянную Дилан, не сможет забыть и будет жить с грузом на сердце, как и Кол, сожалея о том, что не починил тормоза. — Я тоже, Кол.

***

      Никлаус невозмутимо стоял на пороге квартиры Пирс. В его руках букет красных цветов и бутылка изысканного вина. Керолайн предпочитает вино, он помнит. На нем обычные джинсы синего цвета, белая рубашка и пуловер черного цвета. Ничего изысканного в нем, кроме вина в руке, ничего пафосного и вычурного, будто на кино собрался с девушкой-однодневкой.       Она немного заспана, с лохматыми волосами и пересохшими губами. Немного удивления в голубых глазах, а дальше яркая влюбленность. — Что ты здесь делаешь? — Пришел к тебе.       Вино оказалось ненужным, как и букет. Теплые губы и сладкий привкус виноградной жвачки, нежные руки и частые поцелуи. Керолайн запустила руку в шелковистые волосы Ника, покрытые каплями дождя и снежинками. Декабрь как-никак. Немного проступает щетина, колется, Джейн шипит и затаскивает за ворот рубашки мужчину в квартиру. Ботинки, пуловер, ремень, кажется, снесли вазу с цветами на столе, джинсы оставались валяться на пути к спальне Кетрин.       Вино разбилось. Цветы помялись. И всё же, плевать на это как Нику, так и Керолайн, их презрение и страхи остались в парке декабрьского начала, где-то в самых первых числах. И они надеются, что навсегда.       Пылкие стоны и разноцветные мигания перед глазами, чарующая атмосфера в совокупности с панорамным окном, за которым открывается прелестный вид на Манхэттенский мост, горящий яркими маленькими огоньками. У Катерины вкус хорош. — Я люблю тебя, Ник, — прошептала полустоне блондинка, впиваясь ногтями в лопатки мужчины.       Ник замер, а затем нежно впился в пухлые и розовые губы Форбс, срывая все новые стоны своими толчками. Керолайн любила сильнее, если был это Лиам, но с Никлаусом ей нравилось быть нежнее и слабее, будто тогда, девять лет назад в университете, на крыше одного из многоэтажных, жилых домов Бруклина.       И кажется, их «навсегда», закончившееся давным-давно, внезапно приобрело «надолго».