Объятия

Она произносит: лес, - и он превращается в лес с травой по колено, с деревьями до небес, и входит она в свеченье зелёных крон, и лес обступает её с четырёх сторон. Она произносит: свет, - и он превращается в свет, и нет никого на свете, и слова нет, и облако белой глиной сворачивается в клубок пока еле слышно она произносит: Бог... - Ломкий весенний свет и прозрачный лес, словно кувшин с разводами по краям, словно от всех подарков, от всех чудес дивных толика нынче дана и нам. в небе прогалы, и половодьем снов ночь омывает землю, пока взахлеб губы, сияя, вшептываются без слов в плечи, предплечья, локти, ладони, лоб... (с)Сергей Шестаков

Под ногами шуршали желтые сухие иголки, а деревья, вытягивающиеся к солнцу, спокойно покачивались и изредка поскрипывали, ни на секунду не переставая шелестеть темно-зелеными листьями. Эа ступала след в след за Мефисто, который всю дорогу рассказывал о том, насколько прекрасен этот лес и насколько знаменитые ведьмы здесь некогда жили. И они шли к древнейшей ведьме, живущей на свете настолько долго, что неизвестно было, сколько всего она знала и видела. Ее хижина, обросшая мхом и ядовитым плющом, ветхая и старинная, находилась в самой чаще леса, среди высоких могучих дубов, закрытая ими со всех сторон, и выглядела так, словно это был сказочный маленький домик, выстроенный так специально. Однако, как сообщил ректор, хижину построила ведьма своими руками, но непонятно, насколько давно. Вокруг избушки кустились еще какие-то растения; крапива достигала неестественно огромных размеров и разрослась слишком часто, огромными листьями норовя дотронуться до незащищенной кожи; в корнях ее проклевывался папоротник, но из-за сильной нехватки света он был совсем мелким; возле самых окон подрастал пока еще невысокий борщевик, утыкающийся белыми крупными зонтиками цветков в стекло. Здесь уже не могло вырасти что-либо кроме крапивы, ведь она создала вокруг свой небольшой лес. Но маленькая тропинка все же была хорошо протоптана и вела к самому крыльцу хижины. Эе показалось, что это место давно заброшено и никого внутри вообще быть не может, ведь домишко вот-вот развалится, однако Фель уверенно шагал вперед, недовольно морщась и стараясь увернуться от жгучих листьев. Девушка невольно улыбнулась, ведь у нее было свое преимущество: не нужно прятаться от крапивы — на уровне ее головы никаких листьев нет. Земля здесь уже была влажной и сырой, сильно пахнущей и постепенно превращающейся в грязь. Проглядывающее через заросли небо начало затягивать серыми клубящимися тучами, быстро несущимися навстречу друг другу. Собиралась гроза, погода стремительно портилась. Мефисто поднялся по скрипучим сырым ступенькам, после чего коротко постучал в дверь, явно незапертую. Демон брезгливо поморщился, глядя на испачканную в отсыревшем мху и плесени перчатку. Никто открывать им не спешил, а пока они ждали, Эа осматривалась, чувствуя, как постепенно начинает замерзать. Она хотела было подойти к окну, но, все-таки не рискнула ступать через борщевик. Ректор постучал снова, нетерпеливо вздыхая и недовольно сдвигая брови. Он говорил, что эта ведьма просто невыносима, поэтому девушка не знала, чего от нее ожидать. Наконец за дверью послышались медленные, но шумные шаги, и еще какое-то копошение, шуршание и раздраженное бормотание, после чего путникам открыла дряхлая-дряхлая старуха с длинными седыми волосами и бесконечным количеством морщин на лице. Руки ее вообще были страшными и сморщенными, а длинные пальцы издалека казались голыми костями. Старуха что-то проговорила и сразу же захлопнула дверь, предварительно недовольно окинув Мефисто взглядом. Тот лишь рассмеялся и развел руками, заметив удивление Эи. Через секунду им снова открыли, но на пороге теперь стояла молодая, неописуемо красивая женщина с черными волосами, бледной кожей и ярко-красными пухлыми губами. Она была в длинном темном платье, подчеркивающем ее пышные формы, и ее томный чарующий взгляд не предвещал ничего хорошего. — Ну надо же, как быстро ты помолодела, Фрида, — хохотнул Фель, рассматривая старого черного кота у ног своей знакомой. Тот насупился и прищурился, лениво подергивая ушами, не в силах остановиться. Тело постепенно отказывалось слушаться этого демона и он мог теперь лишь отдыхать, наблюдая уставшими глазами за всеми вокруг. Сильная проседь на черной шерсти выделялась очень ярко. — Не впустишь замерзшего старого друга и его спутницу? — Входите, — закатила глаза она, взяла кота на руки и отошла в сторону. Эа и Мефисто прошли. В домике было очень темно, но и тепло тоже, ведь недавно прогоревшая печь сейчас хорошо грела. — Я не была готова к приему гостей, как видишь, — многозначительно протянула она, убирая с массивного дубового стола высохшие травы, — однако, так и быть, выслушаю тебя. А ты, моя дорогая, ведь тоже ведьма? — Именно, — Эа взглянула в глаза новой знакомой, а та лишь довольно и хитро улыбнулась. — Занятно-занятно, — проговорила Фрида, застывая со снопом трав в руках перед ней. — От тебя Чащами веет. Значит, ты та самая выжившая. О тебе много слухов ходит, ты знала об этом, милая? — Мне не доводилось еще общаться с себе подобными, — недоверчиво сказала девушка, вдыхая приятный терпкий запах и греясь. Наверняка новая знакомая добавила в огонь какой-то ароматизатор. — И как же зовут тебя? — Эа. — Эа? Чудное имя, право, — гадко улыбнулась она, закидывая сноп на печь, после чего присела за стол, приглашая к себе и гостей. Старый кот долго целился, но все же сумел запрыгнуть на колени к своей хозяйке. — Дориан не очень-то рад тебя видеть, Мефистофель. Жаль только, что он уже становиться человеком не может. — Действительно, жаль. Я бы еще побеседовал с ним, — ухмыльнулся Самаэль, что-то припоминая. — Прости, мой старинный друг, но сейчас мне нужна исключительно твоя ведьма. — Я польщена! — рассмеявшись, выдохнула она, поглаживая черную шерсть своего кота. — И что же тебе нужно, а, Фель? — Видишь ли, дорогуша, так случилось, что мы с этой милейшей особой повстречались, — как-то нехотя начал он, будто стыдясь говорить об этом именно Фриде, в глазах у которой уже заблестели озорные искорки и она невольно рассмеялась. — Что я не так сказал? — Помнишь наш спор столетней давности? — наконец поинтересовалась ведьма, скидывая кота на пол. Тот обиженно фыркнул и поплелся к печке, а его хозяйка закинула ногу на ногу. — Напомни-ка. — Ну, тот самый спор по поводу того, что в ближайшую тысячу лет... — Нарушил, согласен, — недовольно прервал ее злорадную речь Мефисто, после чего щелкнул пальцами и на столе перед Фридой появился небольшой флакон с зеленоватой жидкостью внутри. — Нужно было идти к Моргане, — пробурчал он, кривя губы. — Ох, милая, — ведьма довольно-довольно улыбнулась и тут же схватила бутылочку, которую быстро спрятала в карман, переводя взгляд на Эю, — как хорошо, что ты появилась! — Так, все, заканчивай это, — ректор раздраженно сложил руки на груди. Эти двое начали сразу же беседовать о чем-то еще, припоминая какие-то давние споры и по очереди отдавая друг другу различные волшебные предметы. Эа могла лишь с интересом наблюдать за ними и рассматривать эти вещи. Среди них она узнавала редкие, а иногда и даже такие, которые считались давно утерянными или вообще не существующими. — Наконец, когда мы разобрались со всем, я могу поздравить тебя, Мефистофель. Вкус у тебя хороший, понравилась мне она, — Фрида через весь стол потянулась рукою к девушке и коснулась ее пшеничных волос. — Прелестная, просто прелестная! — Ну, раз все так замечательно, я думаю, мы можем приступить, — вновь прервал ее Фель, нетерпеливо постукивая пальцами себе по предплечью. — Раз ты так спешишь, демон, то, так и быть, — лукаво улыбнулась она и подмигнула мужчине. — Тогда, пока я занимаюсь разделяющим зельем, вы можете попрощаться. И поживее, пожалуйста, — ведьма поднялась и спешно вышла на улицу. — О чем это она?.. — наконец подала голос Эа, глядя на ухмыляющегося Самаэля, который, в свою очередь, смотрел на нее. — Ну, как же, дорогуша, — отозвался он, — разделяющее зелье сделает так, что мы на протяжении недели не сможем видеть друг друга, хоть и будем проживать в ее хижине. За это время Фрида подготовит нас к обряду. Ничего сложного. — Действительно, — юная особа обреченно поджала губы. Да, она знала, на что идет, но сейчас как-то особенно не хотелось расставаться с Фелем. Однако награда за недельные муки будет, да еще какая! Они наконец смогут сблизиться до конца, смогут утонуть друг в друге и не страшиться больше ничего... Самаэль коснулся рукою ее щеки, слегка улыбаясь. Зеленые глаза его выражали только спокойствие и ничего больше, а зеленые глаза Эи не выражали вообще ничего, но оба чувствовали внутри себя нарастающее волнение и легкую тоску, ведь они прекрасно понимали, что расставаться сейчас, когда все только началось, совсем не хочется. Долго им пробыть вместе не дала старая ведьма, которая быстро ворвалась внутрь хижины, держа в руках деревянную миску, наполненную светлой жидкостью. Фрида ложкой разлила ее по стаканам и протянула своим гостям. Эа не могла не восхищаться этой удивительной женщиной, которая знала, наверное, абсолютно все заклинания на свете. Всем магам и колдуньям было известно, что рецепт разделяющего зелья утерян давным-давно, однако ведьма смогла приготовить даже его... Девушка взяла стакан и, недоверчиво сдвинув брови, все же начала пить. На вкус жидкость напоминала молоко, но с каким-то странным крапивным привкусом, что было неудивительно, ведь ведьма, изготовившая его, жила в зарослях именно этого растения. Юная особа невольно закрыла глаза, согревая горло теплым зельем, которое, в принципе, ей понравилось, а когда допила и очнулась, то не увидела Феля напротив себя. Ведьма взяла новую знакомую под руку и повела к двери, предварительно бросив своему черному коту, чтобы тот присматривал за порядком в доме, пока их здесь не будет. — Куда мы идем? — Эа вновь съежилась, когда они выбрались на улицу. Ветер усиливался и тучи уже застелили все небо, а на листьях крапивы можно было заметить разбившиеся капли дождя, пусть и редкие. — За всеми нужными ингредиентами, — улыбнулась темноволосая, после чего вернулась в дом, а вышла оттуда уже с черным длинным плащом, который и накинула на девушку. — Ты ведь знаешь прекрасно, что некоторые из них достать можно во время дождя только, — Фрида сняла со вбитого в стену гвоздя корзину, и спешно зашагала вперед, не оборачиваясь. — Вы пришли как раз вовремя. Обычно приходится мне грозу вызывать, — пояснила она, словно для своей ученицы. Старая ведьма пропустила Эю вперед. Они наконец оказались в самом лесу, а не среди крапивных зарослей. — Мы с тобою на Красную гору отправимся, за огненным хмелем. Это для платья твоего. — Платье из огненных цветков? Неужели это... — девушка восхищенно посмотрела в желтые глаза темноволосой колдуньи, которая, в свою очередь, тепло улыбнулась. — Да, дорогая моя. Но, мало того, что я знаю самый первый обряд очищения, — Фрида не спеша побрела вперед, — я создательницей его являюсь. — И книги утерянных таинств?.. — Именно, — рассмеялась в ответ она, переступая через толстый ствол поваленного дерева. — Так что, повезло тебе. Пока я жива еще, могу многое тебе рассказать. — Для меня большая честь... — Оставь это, дорогая моя. Мы ведь все сестры. В один лишь миг все переживания Эи насчет этой ведьмы улетучились. Одно только восхищение заполняло ее изнутри; девушка даже и не надеялась встретить кого-то столь великого, однако ей повезло. Ступая босыми ногами по влажной земле, устланной редким плющом, кустящимися травами и опавшей листвой, она задавала бесконечное количество вопросов, на которые Фрида не уставала отвечать. Наверняка она жила здесь в полном одиночестве, не считая Дориана, который давным-давно потерял способность менять свою форму, поэтому вынужден несчастный кот был выслушивать каждодневные монологи старухи. Она печалилась от того, что о ней все забыли, но была слишком горда, чтобы брать себе ученика сама, поэтому ждала, что к ней кто-нибудь придет первым. Говорила она медленно, а голос у ведьмы был хриплым и низким, красивым, подходящим под ее прекрасную внешность. Темные волосы вились от влаги; большие желтые глаза смотрели тепло, с безграничной мудростью и с такой печальной усталостью, которая готова была заболеть в любой момент, стоило только дотронуться до нее; руки ее были большими, бледными, — сильно просвечивались синие вены, — а на подушечках ее пальцев были сильные мозоли, на кистях — ссадины, порезы, царапины. Начал накрапывать мелкий дождик, каплями разбиваясь о зеленые листья, тянущиеся к долгожданной влаге, а все живое давно попряталось, чтобы не вымокнуть вместе с растительностью. Черная земля становилась все холоднее, по ней было уже невозможно идти, ведь ноги невольно скользили по обнажившимся зеленым корешкам, но совсем скоро они добрались до зеленеющих мхом просек, по которым можно было спокойно пройти дальше. Под высокими деревьями, среди кочек и яркого пышного сфагнума, в котором утопали голые ноги обеих ведьм, подрастали разные грибы, раскрывая свои коричневые шляпки. Возле огромной, прогнившей насквозь коряги, красиво располагающейся прямо перед путницами, выросла целая семейка ярких мухоморов, сверкающих своими шляпками и раскрашивающих в более радостные тона сегодняшний серый день. Дождь усиливался, сбивал скопившуюся на листьях пыль, заливал собою мох, заставляя его разбухать еще сильнее, подпитывал все живое, дарил, наконец, долгожданную свежесть. А ведьмы, в черных тяжелых от влаги плащах, с мокрыми насквозь волосами и продрогшими руками, шли только вперед, пробираясь через заросли осин, уклоняясь от колючих иголок маленьких сосен, выросших слишком плотно друг к другу, и скользя на наполняющимся водою сфагнуме. Пахло землей и вымокшей плесенью, а шум дождя стал таким громким, что путницам пришлось завершить свой разговор, ведь ничего не было слышно, кроме звука срывающихся вниз, с облаков, капель, маленькими хрустальными осколками разлетающимися вокруг. Они были холодными, словно лед, и очень свежими, поблескивающими на свету, стекающими вниз по мокрой коже, оставляя за собой прозрачные следы влажности, не успевающей впитываться. Ведьмы вышли на большую тропу, вытоптанную разными животными и прочими обитателями леса. Небольшой дождик превратился в самый настоящий затапливающий ливень. Очевидно, путницы находились сейчас в низине, ведь вода больше всего скапливалась именно у их ног, и теперь, когда они наступали на мох, под ступнями чувствовали холод скопившегося там уже огромного количества воды. Фрида смеялась, подставляя лицо каплям, раскидывая руки. Она стала намного живее и активнее, чем вначале. Наверняка на нее очень хорошо влияли такие прогулки. Эа решила, что обязательно будет навещать ее потом и уводить в лес, чтобы поколдовать. Минут через двадцать дождь практически прекратился, поэтому идти стало намного проще и приятнее. Вымокшие насквозь черные плащи тяжестью сдавливали плечи и с великим трудом тащились по земле. Сейчас Эа заметила, что деревья здесь остались лишь молодые, тонкие и пышные, растущие совсем рядом друг с другом и создающие целую стену непроходимых зарослей. Однако Фриду это остановить явно не могло, поэтому ведьма двинулась вперед, а когда подошла к деревьям ближе, то просто взмахнула рукой и те словно расступились, разрешая ей пройти. Женщина поманила за собою спутницу и им удалось спокойно добраться до подножия Красной горы. Здесь были кусты белого шиповника, а чуть поодаль — огненный хмель, обвивающий стволы высоких деревьев. Шишковидные цветки его были ярко-оранжевыми и в полумраке зарослей казалось, словно они разгораются все сильнее и сильнее. Фрида, ступая по влажной земле, которую застилали корни каких-то непонятных бледных цветков, чуть не падала из-за того, что те были слишком скользкими. Эа поспешила за ней, однако все же не удержалась и шумно рухнула. Теперь и руки и подбородок ее были в грязи. Девушка раздосадовано вздохнула и поднялась, после чего побежала за удаляющейся ведьмой. Они остановились возле большого дерева, вымокшего насквозь, и Фрида начала спешно срывать длинные стебли, стаскивая все растение вниз. Она накрутила хмель себе на руку крупными кольцами. — Нужно добраться до ручья. Здесь не далеко, — сказала ведьма, после чего побрела вперед. Идти пришлось достаточно долго, да и без падений не обошлось, однако они все же ступили на подсохшие красноватые валуны, которые словно ограждали тоненький пересыхающий ручей, через пару метров теряющийся среди них. — На этом месте прошло самое первое таинство. А на самой горе — первый шабаш. — Это действительно очень важное для нас место, — согласно проговорила Эа, присаживаясь на один из камней. Пока Фрида наполняла маленькие стеклянные бутылочки прозрачной чистой водой, девушка осматривалась и думала о Мефисто, с которым они не смогут увидеться еще целых шесть дней. Это слишком долго. — Смотрю, мысли твои заняты одним лишь моим старым другом, — понимающе рассмеялась ведьма. — Когда я была в твоем возрасте, то влюбилась в одного демона. Мы даже сбежали вместе, но потом нас нашел мой заботливый Дориан. — И? — Мы стали жить втроем, — рассмеялась Фрида, откидывая вымокшие волосы назад. — Только эти двое друг друга с первого дня возненавидели и в итоге мой возлюбленный покинул нас. — Значит... Он не любил вас? — осторожно спросила Эа, переводя взгляд на новую знакомую. Та в ответ лишь улыбнулась. — Значит не любил, — спокойно ответила она через пару минут. — Но знаешь, это не так уж и плохо. Зато я правду узнала. И поняла, что сильнее Дориана меня не будет любить никто. — Печальная история. — Отчего же? Не всем везти должно. Я тогда молода была и слепа, не видела, как он играл со мною... — А как определяете теперь? — Боишься, что и Фель с тобой играет? — рассмеялась Фрида, заканчивая наполнять последнюю бутылочку. Она спрятала ее в карман, к остальным. — Знаешь, тот демон, которого я любила, никогда не смотрел на меня так, как на тебя Мефисто смотрит. И я не могла прочувствовать никогда его, не слышала воспоминаний никогда и никогда не ощущала его души. А когда вошли вы, то моей зависти предела не было, дорогая моя. И сейчас ей тоже предела нет, — ведьма тепло улыбнулась и взобралась на камень, становясь рядом с Эей. — Это бывает редко, но тебе повезло. — Это настолько удивительно, что мне даже не верится... — одними губами прошептала девушка, а холодный, пропитанный влагой ветер, разнес ее слова и зацепил их за листья огненного хмеля, такого же мокрого, как и волосы путниц. — Именно для решения подобных проблем и существует подготовка к обряду. Я обещаю тебе, что к концу недели у тебя в голове не останется больше переживаний и напрасных тревог. Там поселится лишь рой положительных мыслей о твоем возлюбленном, — Фрида спрыгнула с валуна и неуклюже проскользила на корнях, но все же удержалась и не упала. Эа поднялась и медленно побрела за ней, прокручивая у себя в голове печальную историю этой ведьмы. Мефисто говорил, что эта женщина постоянно проводила подобные таинства, поэтому юная особа сейчас с горечью представляла, насколько это больно — смотреть на счастье других, а самой его не иметь. Девушка знала: ей действительно повезло, однако теперь мысли о Фриде отвлекли ее от собственных чувств. И это даже помогало ей, ведь, думай она сейчас только о Самаэле, не находила бы себе места и все вокруг казалось бы ей лишним и абсолютно ненужным, потому что, когда рядом нет того, о ком думаешь постоянно, невозможно спокойно существовать. Постепенно начало припекать солнце, выглянувшее из-за убегающей прочь серой тучи. Оно старательно стало высушивать всю влагу и прогревать воздух, поэтому совсем скоро ведьмы сняли с себя плащи, ведь от жары теперь не было покоя. Правда уже вечерело, поэтому тепло спокойно разливалось по земле и растворялось в воздухе, так что вытерпеть его было можно. Путницы вернулись в лес, где мокрый мох охладил их ледяной, впитавшейся в него, дождевой водой. Фрида собирала ядовитые грибы в пустующую до этого корзину. Решив, что бледных поганок, сатанинских грибов и мухоморов ей хватит, ведьма накрыла их широкими листьями лопухов, которые росли возле самого поля с разными мелкими цветочками и сухой травой. Там же ведьма нашла и белену, и даже совсем еще молодой, еле заметный среди травы, борщевик. Она срывала ядовитые растения голыми руками, не боясь ожогов или отравлений, а все потому, что она была уже мастером в своем деле. Чем чаще ведьма возилась с травами, тем сильнее и неуязвимее она становилась. Фрида сейчас могла запросто проглотить борщевик или белену, не страшась за себя. А вот Эе до такого мастерства было еще далеко, поэтому она могла лишь с восхищением наблюдать за этим прекрасным процессом сбора ядовитых трав. Наверняка это для зелья очищения, о котором девушка читала в древней книге. Однако полного рецепта там не было. Эа радовалась, что сможет сейчас уточнить все детали. Голубое безоблачное небо, все еще влажное после дождя, украсила радуга, словно перекинувшаяся через весь лес. Девушка завидовала птицам, которые способны были пролетать сквозь нее, сквозь облака. Хотя, попадая в облако что-либо почувствовать было нельзя, наверное, ведь вокруг все становилось белым и непроглядным, однако отчего-то туда безумно тянуло и так хотелось окунуться в эту небесную вату, перьями постепенно застилающую небо. Радуга медленно исчезала, становилась тусклее и невзрачнее, а юная особа отвлекалась на Фриду, такую красивую и мудрую. Нельзя было сказать, что женщина рассказывала с упоением или же наоборот — безразлично, нельзя было точно отметить ее интонацию, ведь та и вовсе не была старушечьей или звонкой, нагнетающей или спокойной, однако слушать этот удивительный низкий голос с легкой хрипотцой хотелось постоянно, и не только потому, что та рассказывала очень интересные и полезные вещи. Фрида была истинной ведьмой, пропитанной знаниями от и до, поистине ведающей и опасной. Эа думала, что она давным-давно уже умерла. Знай юная особа о существовании этой женщины, она бы сразу наведалась к ней. В ветхую избушку, пропахшую мхом и землей, низенькую и дряхлую, как несчастный Дориан, они возвратились лишь тогда, когда совсем стемнело и небо укуталось черным одеялом в белую крапинку. До полнолуния оставалось шесть дней, а это значило, что обряд пройдет в ее освещении. Фрида еще не раз повторила, что они с Самаэлем пришли к ней очень во время. Седой кот лениво разлегся на подоконнике и внимательно смотрел уставшими, но большими глазами, как его хозяйка расставляет на столе бутылочки, наполненные прозрачной водой, раскладывает огненный хмель, ядовитые грибы и травы. Для того, чтобы хмель не вял, ведьма взяла одну бутылочку и вылила ее содержимое на еловую ветку, а после — взмахнула ею над нужным растением, и круглые яркие капли воды разлетелись по сторонам и опустились на шишечки, стебель и листья. Несмотря на то, что в доме топилась печь, было прохладно, поэтому Эа ежилась в углу, вглядываясь в языки пламени, скачущие без перерыва и норовящие выпрыгнуть из горнила и разлететься по полу, после чего поглотить весь дом и уничтожить не только его, а еще и все располагающееся вокруг. Фрида положила в печурку все собранные ею грибы, убрала куда-то за печь хмель, после чего отправила юную девушку спать на полати. — Пойдем-ка со мной, ректор, — шутливо позвала женщина задремавшего Мефисто, который сразу же открыл глаза и поднялся на ноги, сонно прищуриваясь, пытаясь привыкнуть к полумраку, царящему в доме, — полно тебе уже спать. И так весь день не делаешь ничего. — Отчего же не делаю? — протянул Фель, направляясь за Фридой. — Я, между прочим, Дориану время уделил. Все-таки мы были знакомы, как-никак. — Ну надо же, — ведьма поморщилась, когда дверь предательски скрипнула, но Эа не проснулась, поэтому она быстро выскользнула на улицу, утаскивая за собою демона. — Тебе нужно купаться в источнике в первую же ночь. Ты знаешь? — Теперь да, — фыркнул мужчина, брезгливо морщась от вида мокрой травы, в которую ему пришлось стать уже через секунду. Сапоги мгновенно вымокли. Фрида быстро обогнула свою избушку и побрела куда-то в лес, не оборачиваясь и даже не думая ждать запутавшегося в зарослях Мефисто. Тому пришлось скинуть плащ, ведь он только задерживал его. Самаэль догнал знакомую только через двадцать минут, да и то лишь тогда, когда она остановилась около маленького-маленького лесного озерца, даже больше напоминающего болото. Вокруг рос аир и его было так много, что подобраться к ледяной, но прозрачной воде, было практически невозможно. Где-то явно был водопад — слышалось громкое журчание воды — но Фель не видел его. Ведьма все-таки дотащила ректора до самого берега и приказала раздеваться да запрыгивать в воду, а сама отошла подальше и уселась на землю спиною к нему. Мефисто спешно начал скидывать с себя одежду, немного недовольно глядя на ледяную спокойную воду, заросшую аиром. В ней отражалось ночное звездное небо и красивая луна, глядя на которую мужчина различал практически каждый кратер и могло даже показаться, что, вот-вот, — и он увидит еще больше. Все дно озерца тоже было в какой-то траве, щекочущей и покалывающей ступни, а вода показалась ему "сырой" и очень неприятной, однако, думая о том, что наградой за эти "страдания" будет Эа, ему становилось легче. Закрыв глаза, Мефисто задержал дыхание, после чего с головою погрузился под воду. Уши вмиг заложило, а глаза неприятно защипало. Звезды было видно, но очень плохо, зато луна продолжала въедаться в сознание ярким пятном. Тело замерзало, но постепенно, и из-за этого демон чувствовал слабость. Ему казалось, что трава на дне затягивает его и вот-вот вцепится в руки, связывая их, связывая его, не пуская на поверхность. И мысли смешивались с этой водой, покидали голову. Фель сначала обращал внимание на это, но уже через пару минут окончательно ушел в прострацию. Отвлекла его лишь нехватка воздуха. Ноги сами вытолкнули Самаэля на поверхность, после чего он сделал несколько шумных вдохов, ощущая страшный холод. Его сильно трясло, поэтому демон поскорее вылез, спотыкаясь и чувствуя, как аир режет ноги. Дрожь усиливалась, но холод покидал тело и словно впитывался обратно в озерцо. Фрида, обернувшись и увидев Мефисто, подошла к нему, вынула из-за пазухи маленькую прозрачную бутылочку, которая ярко светилась (мужчина сразу понял, что в ней находится звездная пыль) и, высыпав ее содержимое себе на ладонь, дождалась сильного порыва ветра, который и разнес мелкие песчинки, а те сразу же облепили собою мокрое тело мужчины. Теперь он почувствовал сильный жар, который словно начал зарождаться внутри, согревая кожу в последнюю очередь. Становилось все горячее и это не давало дышать, это показывало, насколько сильно мешает ему тело. Самаэль так и застыл, вглядываясь во мрак среди деревьев за спиною у Фриды, пока та смотрела за спину ему. Фель не знал, сколько простоял так, однако скоро сам ощутил, как это сумасшедшее чувство покидает его и тело расслабляется, да так, что он готов рухнуть на землю прямо сейчас и крепко уснуть, но ведьма не дала ему этого сделать, напомнив демону, что пора одеваться и возвращаться домой. Как только ректор облачился в свой привычный костюм, он вновь почувствовал холод, только уже обычный, идущий от ног, ведь его сапоги полностью вымокли. Двое вернулись в избушку, и Фрида уложила Самаэля на полати, предварительно выдав ему сухую одежду. Там уже он быстро уснул, согреваясь приятным теплом от печи. Следующие дни проходили уже не так насыщенно, как хотелось бы. Ведьма часто отсутствовала, а возвращалась лишь под вечер, принося в корзине еще какие-то цветы и травы. Эа должна была проводить время лежа под высоким деревом и отдыхая (впрочем, ей это очень нравилось). И у Феля было то же задание, а после того, как он искупался в том озере, ему не составило труда прочувствовать все тонкости этого удивительного занятия. Казалось бы, он ничего не делал целый день, но мужчина не смел даже шелохнуться, все слушая пение птиц и шелест листвы. К влюбленным по очереди приходил Дориан, лежал в ногах, громко мурлыча и выпрашивая ласки, но все никак не мог удобно устроиться, поэтому быстро сбегал. Солнце яркими лучами путалось в ветре и листьях, а небо, заляпанное ватными облаками, было ярким-ярким, горизонт почти что белел, превращаясь в одну сплошную светлую линию. Наблюдать за красотой было лучшим занятием, чтобы убить время и не страдать попусту. Да, неделя — совсем маленький срок, но они с каждой минутой все сильнее и сильнее начинали скучать друг по другу. Эю начала тревожить сильная головная боль, но та быстро проходила, так, что когда являлась Фрида, девушка просто забывала ей об этом сообщить. Это ведь со всеми бывает, да и раньше болело уже, еще в Чащах, и даже намного сильнее. На четвертый день, под вечер, когда обе ведьмы сидели за столом и отрывали хмельные шишечки от стебля, в дверь постучали. Эа встала и побежала открывать. На пороге стоял Валор Дейра собственной персоной. Он слегка поклонился, недобро поглядывая на девушку, и произнес: — Бас просил передать вам, что прибудет через неделю. — Как он? С ним все в порядке?! — взволнованно залепетала юная особа, но получив одобрительный кивок, сразу же успокоилась. — Кто там пришел? Дорогая, проводи-ка гостя за стол, — Фрида щурилась, пытаясь рассмотреть пришедшего, однако из-за плохого зрения ничего не выходило. Эа покорно затащила Дейру в дом, несмотря на то, что тот сопротивлялся и говорил, что срочно должен уйти, и усадила за стол. — Вы, наверное, устали очень с дороги, — ведьма улыбнулась и вытянулась, а экзорцист мгновенно подался ей навстречу. Юная девушка, наблюдающая за ними со стороны, вспоминала, как ее сестры обольщали человеческих мужчин. Наверняка Фрида решила вспомнить прошлое. — Если хотите, — женщина вытянулась еще больше, да так, что их губы едва ли не соприкоснулись, — можете остаться на ночь... — Нет, он меня отвлекает! — Эа, чтобы не дать ведьме окончательно лишить Валора рассудка, схватила его за руку и рванула на себя. Тот непонимающе завертел головой, явно не помня, что только что произошло. — Тебе пора, — девушка вытолкала экзорциста за дверь, облегченно выдыхая. — Ну, дала бы старушке косточки поразмять, — рассмеялась Фрида. Она явно не была особо расстроена. — Или, думаешь, мне поздно уже совсем? Они лишь посмеялись вместе и продолжили свое занятие. Из некоторых шишечек нужно было варить основу для зелья, именно поэтому ведьмы сейчас их и отрывали. Из остального же они собирались шить платье. И брюки для Феля. Сушеные грибы и белена тоже входили в состав зелья, поэтому Эа должна была их замочить в горячей воде и отмыть, после чего повторно просушить и тогда уже забросить в основу из хмельных женских цветков. Огромный котел они притащили из погреба и он занял практически все место в доме, да так, что Дориану негде было приткнуться и он еле протиснулся к столу, запрыгнул на него и переполз на подоконник. Кот незаинтересованно наблюдал за вечной суетой двух ведьм, которые старались сделать все идеально, и засыпал, нервно подергивая ушами, и вздрагивал тогда, когда кто-то из колдуний чем-то гремел. Его давно не интересовали подобные таинства, ведь, в свое время Фрида проводила их чуть ли не по два раза в месяц. Зелье получилось приторно-сладким, с отдаленным грибным привкусом, и пахло оно сыростью леса. Ведьмы собрали растворяющуюся пену в кубки и оставили на подоконнике остывать. Оставался последний день. Фрида с самого утра занималась платьем Эи. Она привела девушку к тому источнику, со всех сторон обросшему аиром, и суетилась вокруг нее. Пока ведьма сшивала какие-то крупные фиолетовые цветы и хмель, Эе было сказано окунуться в ледяную воду. Несмотря на то, что день выдался жарким, а озерцо от солнца не заслоняли деревья, вода в нем совсем не нагревалась, а даже оставалась все время такой же стылой и отталкивающей. Девушка, пересилив свое нежелание опускаться туда, все же ступила на дно, чувствуя остроту листьев какого-то растения, стелющегося там, и, задержав дыхание, окунулась с головой. Голова заболела со страшной силой так, что Эа готова была уже закричать что есть мочи, однако сдержалась, ведь через секунду все прошло и она ощутила необычайную легкость, словно ее покинуло что-то такое, что вечно мешало ей жить. Эа радостно мотнула головой, взглянув на яркое солнце, пробивающееся сквозь водную гладь. Она вынырнула, тяжело дыша, и выбралась из воды. Ее переполняло чувство безумной радости; столько энергии в ней не было еще никогда. Девушка позабыла даже о холоде, который, скорее, даже приятно ее закалил, и теперь все тело сильно пекло. За это время колдунья закончила с созданием платья и, отложив его в сторону, подошла к девушке. Фрида достала из кармана своего плаща какую-то бутылочку и вылила себе на ладонь ее содержимое. Это было розовое масло, приятно, но терпко пахнущее. Подойдя к Эе, ведьма коснулась ладонью ее шеи и стала втирать масло, затрагивая еще и волосы, а затем спускаясь ниже, натирая каждый участок кожи. Девушка, полностью подчинившаяся более опытной колдунье, наслаждалась этими моментами, но, особо она ничего не могла запомнить, ведь ее разрывало изнутри, разрывало безумное желание поскорее увидеть Феля. Все это время они были рядом, жили в одном доме, однако не видели и не чувствовали друг друга из-за разделяющего зелья. Платье же выглядело совсем бесформенным, однако из-за обилия фиолетовых цветков и проглядывающегося кое-где огненного хмеля, все же было не таким уж некрасивым. Ведьма приложила его со спины и попросила Эю придержать на груди, а сквозь оставленные просветы Фрида затянула платье лозой так, что издалека все это напоминало корсет. Верх был буквально связан из ярких, хорошо гнущихся стеблей, и лишь на плечиках-фонариках находились самые крупные, полностью раскрывшиеся цветки, а юбка была сделана из лиан глицинии, подъюбник — из хмеля. Фрида сказала, что таинство будет проходить возле лесного озера, где подобные обряды проводились на протяжении тысячи лет. Луна отразится в воде и влюбленные должны будут коснуться ее руками, при этом не говоря ни единого слова, и оставшуюся ночь им нужно будет провести на берегу озера, не отходя друг от друга ни на шаг, не отпуская друг друга. Это было лучшей наградой за долгое (для двух любящих сердец) время разлуки. Ветер неразборчиво постукивал нервными порывами по треснутому стеклу, не давал покоя ставням и те пугающе гремели, внезапно ударяясь о старые прогнившие бревна избушки. В комнате было душно, ведь всю неделю ночью Фрида исправно топила печь, а окно открыть у Мефисто так и не получилось: он боялся дернуть или надавить слишком сильно, боялся сломать. Здесь даже по полу ходить было страшно, ведь он устало поскрипывал, словно рассказывая о том, как ему надоело все и приелось. Почерневшие щепки, отваливающиеся от таких же стен, от пола и потолка, Фрида выметала каждый день, недовольно ворча, а Фель не переставал удивляться, как же она живет в этом доме до сих пор. Предложи он ей помощь — ведьма откажется, ведь она слишком горда, но смотреть на то, как старая знакомая чахнет со своей избой наперегонки, было весьма и весьма неприятно. Время близилось к обеду и ректор в предвкушении поджал губы, засматриваясь на заблестевшую на солнце белесую паутинку, красивым цветком распустившуюся возле печи. Крупный паук елозил туда-сюда вокруг еще бьющейся в страхе мухи, обматывая ее своими прочными нитями. Мужчина знал, что большую часть времени Фрида проводит с Эей, ведь девушкам всегда приходится сложнее; столько вещей нужно сделать, чтобы все было идеально, а в итоге многое даже и не заметно. Босые ноги мерзли на отсыревшем полу, но холод не мог пробраться выше, ведь воздух был полностью прогрет. Фель усмехнулся: женщины умели куда больше него. Глядя на свои брюки, сшитые из мелких-мелких, наверное полевых цветов, и кучи каких-то тоненьких стеблей, он не переставал удивляться. Немыслимая, невообразимая, кропотливая работа была выделана идеально, без малейшего изъяна. Ранее Мефисто слышал лишь то, что настоящий обряд давным-давно уже забыт, да и специальные одежды уже не шьются, но сейчас он понял, что Фрида действительно была стара как мир, раз знала все наизусть и умела так много. Самаэль невольно улыбнулся: он понял, что Эа будет запоминать, будет учиться и с наслаждением слушать все ведьмины рассказы. Это означало только одно: все эти знания не будут утеряны и забыты. Сейчас, на мгновение закрывая глаза, ректор чувствовал ее, слышал ее дыхание и наслаждался ощущением ее возвышенности. Он слышал этот новый зарождающийся в ее груди поток, приятно разрывающий и зовущий вперед, навстречу к нему. И самому Мефисто уже не терпелось прикоснуться к ее мягким волосам, красиво стекающим вниз по скулам, едва касающимся плеч и ключиц. Ее образ во время ее таинства постоянно всплывал перед глазами и нагонял безумную тоску и непонимание: взгляд оживал внезапным, но сильным проклевывающимся сквозь землю ростком, но стоило ростку этому зазеленеть и чуть вытянуться к солнцу, как он вял, вял так быстро, что сделать ничего было нельзя. Ректор знал, что с девушкой говорить об этом будет бесполезно, ведь чувствовал, что она ничего не знает, а вот ее фамильяр, скорее всего, явно что-то скрыл. Размышления не давали покоя сегодняшним днем. Фель не помнил даже, когда в своей жизни в последний раз он был настолько задумчив. Возможно, это настойка Фриды так повлияла на него, однако это отвлекало от безумного томления и тянущего чувства ожидания встречи. Осознавая, что после этого они с Эей смогут быть вместе всегда, Самаэль радовался, начинал строить планы на будущее, решать, какими цветами засадить ее личный уголок в саду, чтобы тот хоть немного напоминал ей о родном лесе. Облака сворачивались в огромные ватные клубки, белыми боками поворачиваясь к солнцу, и уплывали все дальше и дальше, меняли форму, таяли, превращались в мазки кисти и скоро исчезали совсем, а на их место приплывали новые, более крупные, и ветер разрывал их на маленькие кусочки, которые вновь начинали пропадать. Фель смотрел в окно и видел возвращающуюся Фриду, устало скидывающую плащ и собирающую длинные черные волосы в тугой хвост. Дориан, который сидел до этого на полатях и дремал, все также подергивая ушами, услышав приближающиеся шаги своей хозяйки, сразу же оживился и, не то фыркнув не то чихнув, неуклюже свалился вниз, после чего поднялся и побежал встречать ее. — Ну, как ждется? — с улыбкой спросила ведьма, поднимая кота и устраивая его у себя на руках поудобнее. — Томительно, — усмехнулся в ответ Фель, стараясь выйти из своей задумчивости, но получалось у него совсем плохо. Мужчина подпер кулаком подбородок и скучающе уставился на Фриду, ожидая, видимо, еще каких-то указаний. — Теперь тебе нужно только ждать, ждать до самой ночи, — ответила на его немой вопрос ведьма, садясь за стол. — Все влюбленные такие забавные. Жить друг без друга не могут, рвутся навстречу, скучают. Как жаль, что это мною уже давным-давно забыто, — она вздохнула. — Молодость — время и прекрасное и ужасное одновременно. Прекрасное оттого, что весна у тебя круглый год и хочется любить только, солнцу радоваться, да и вообще — всему радоваться, что только есть на свете; а ужасное оттого, что пыльца эта последние извилины забивает, и уже не думаешь ни о чем, кроме как о возлюбленном своем, смотришь на него глазами одурманенными, и недостатков не видишь, и ничего ты не видишь, кроме его красоты, когда стоило бы внимание обратить на жестокий взгляд и объятия безразличные. Молодость! Пора процветания! Только не знаю сейчас, что лучше под конец моей жизни: забыть ее или хранить, как нечто святое и дорогое безумно... Мефисто с горечью смотрел на свою знакомую и понимал, что ничем не может ей помочь, а если и мог бы, то ей это совсем не нужно, ведь она смирилась уже давным-давно со своей печальной судьбой и не стала искать никого нового. Возможно сейчас, рассказывая о своем демоне, в сердцах говоря, что ненавидит его, она врала, и на самом деле изнемогала от безумного чувства, запертого где-то внутри нее, и, возможно, она бы хотела сейчас вернуться к нему и кинуться в его объятия, но, представляя, что снова ощутит холод и грубость, замирала в сантиметре от его рук, обидчиво, но гордо хмыкала, и уходила, как и любая женщина. Или, Фель думал, что она слишком хорошо знала себя и, чтобы не остаться навеки в железной хватке возлюбленного, наполненной безразличием, какой-то толикой ненависти и отсутствием всяческих теплых чувств, держала себя на расстоянии, прислушивалась к советам Дориана, который предпочитал видеть ее слезы одиночества, чем слезы боли и разочарования, если бы Фрида вернулась к демону. За размышлениями и диалогами, наполненными страданиями и счастливыми воспоминаниями, небо выкрасилось в темно-синий цвет, который, если не приглядываться, виделся Фелю черным. Ведьма, вдохнув и поднявшись, утвердительно кивнула, как бы намекая на то, что, наконец-то пора идти. Мужчина резко вскочил и волнение заполнило каждую клеточку его тела, сдавливая при этом горло, не позволяя нормально дышать. Они вышли из дома и побрели по узкой тропинке в самую чащу леса, пробираясь через бурелом и колючие кустарники. Ноги сами несли Самаэля вперед; он рвался и рвался, неосознанно и скоро, а Фрида все время хватала его за локоть и, качая головой, говорила: "От твоей спешки безумной время быстрее идти не станет". И Мефисто понимал, что она права, но никак не мог успокоить себя и, казалось, это волнение, от тщетных попыток, становилось только еще сильнее. Он даже подумывал о том, что стоит ускорить время, однако сразу же останавливал себя, ведь знал, что таинства — вещи серьезные и для них каждая секунда несет свой особый смысл и нельзя ничего забирать, ничего менять. Они подошли к каким-то мрачным горам, стеною располагающимся прямо перед ними, и Фрида остановилась около маленькой узкой пещеры, приветствующей их темнотой и неизвестностью. Ведьма сказала, что это тоннель, и ведет он к самому озеру, и что дальше Мефисто отправится один. Демон согласно кивнул, вглядываясь в черноту, и медленно пошел вперед, ощущая, как давят со всех сторон стены, и как зовет его что-то впереди. Он знал, что это — не "что-то". Он знал, что так чувствуется ее ожидание и предвкушение. Наверняка действие разделяющего зелья уже прошло. Самаэль понял это оттого, что он вновь начал чувствовать ее и словно слышать ее дыхание. Спрятанная на эту неделю связь снова проявилась и это только подгоняло демона, который ускорялся с каждой секундой, чуть ли не срываясь на бег. Он чувствовал ее ближе и ближе, и она чувствовала его, и радость, восхищение и разрывающее нетерпение смешивались в одно, заставляя все внутри трепетать. Фель и сам не заметил, как вышел из тоннеля. Он застыл, вдыхая едва уловимый запах яркого света и сонмов цветов, стелющихся под ногами. Демон ничего не видел вокруг, кроме розовой, переливающейся дымки, блестящей так, словно кто-то рассыпал пыльцу. Он сделал шаг вперед и это подобие тумана постепенно начало рассеиваться. Взору его открылся прекрасный вид: небольшое озеро посреди леса, множество как мелких, так и крупных фиолетовых цветков, от древесных (в виде лиан) до водных (лотосов). Небо имело неестественный, но очень красивый фиолетовый оттенок, а над водою скапливалась светлая дымка; сосны и ели, мрачные и высокие, окружали это волшебное место, плотно прижимаясь друг к другу. Но среди всей этой звездной и удивительной картины, среди тысячи распускающихся на глазах бутонов, главным, давно раскрывшимся цветком, была Эа. Она стояла у самой воды, такими живыми глазами глядя на Мефисто и улыбалась, едва сдерживаясь, чтобы не кинуться к нему на шею. И он с великим трудом смог медленно пойти к ней навстречу, при этом чуть ли не задыхаясь от переполнивших его чувств. Она здесь; она такая живая; она в сантиметре от его руки и она ждет заветного касания... Фель вытянул руку, кончиками пальцев касаясь ее ладони, а затем проводя ими чуть выше, по венам, к плечу и шее, к щеке, к губам. И Эа была совсем рядом, такая желанная и прекрасная. Мефисто слегка улыбнулся: он сможет теперь постоянно быть рядом с ней. С этой минуты они не расстанутся больше. Демон твердо решил это. Светло-розовые облака постепенно начали рассеиваться, пропуская сине-фиолетовое небо, украшенное тысячами звезд и, главное, прекрасной луной, такой огромной и яркой, что щуриться от нее можно было, словно от солнца. Эа отошла назад. Пора начинать. Самаэль первым ступил в воду и почувствовал ледяную прохладу, однако, в отличии от источника, в котором он купался в первую ночь, мужчину это вовсе не оттолкнуло. Фель взял ведьму за руку, и они медленно пошли вперед, к белесому яркому пятну луны, отражающемуся в воде, что мелкими волнами колыхалась от ветра. Озеро оказалось совсем неглубоким, даже в середине. Когда двое встали друг напротив друга и дотронулись ладонями до лунного отражения, волнение поселилось внутри у них обоих. Эа на мгновение замерла, но затем сразу же подвинула руку, которую в ту же секунду накрыла рука демона. Что-то произошло. Что-то действительно произошло, и они почувствовали это одновременно. Словно этот хрустальный хрупкий купол незримой связи, возведенный над ними, неожиданно стал крепчать, расширяться, расти, освещая доселе темный мир вокруг своим теперь уже сильным мерцанием. Красота природы, да и вообще, любая красота меркла по сравнению с той красотой, которая, ранее запечатанная в бутоны, раскрывалась теперь с атомной скоростью, и крупными цветками заполняла все пространство внутри. Маленькая звездочка ярко сверкнула в небе в последний раз, и сорвалась вниз, быстро мелькнув и в ту же секунду исчезнув — по воде прошлась яркая линия, прямо под их руками, словно закрепляя звездной нитью их навсегда. Эа сидела на берегу, вглядываясь в лесную чащу, из которой выползал угрюмый мрак, словно просто хотел посмотреть, протискивался сквозь коричневые стволы высоких деревьев, так старательно охраняющих их покой, но замирал, также восхищенно засматриваясь на красоту и атмосфера волшебства и чуда полностью поглощала его, запрятывала обратно в лес, и тому едва удавалось вывалиться за пределы кольца елей и сосен. Маленькая ведьма чувствовала тепло, наполняющее ее изнутри, и она готова была захлебнуться и утонуть в нем, понимая, что сегодня можно. Сегодня нужно. И Фель, легко проводя когтем по ее коже, поднимаясь к плечу опять, понимал это и ощущал то же самое. Тыльной стороной ладони демон провел по ее шее, заправил пшеничного цвета прядь за ухо и, со всей нежностью дотронувшись пальцами до щеки, спустился чуть ниже и взял ее за подбородок, развернул к себе, приподнимая ее голову и засматриваясь этой наполненностью, читающуюся сквозь взгляд, словно буйная темно-зеленая растительность вновь ожила и начала разрастаться с новой силой, пропитываясь любовью также быстро, как пропитывается водою невесомая ткань. Мефисто потянулся к ее уже приоткрытым губам, с наслаждением наблюдая, как она замерла, в ожидании заветного поцелуя, закрывая глаза. Эа, почувствовав невесомое, едва ощутимое касание, немедленно подалась вперед, не желая терпеть более, и наконец ощутила эту незабываемую волну, с силой стихийного бедствия которая разносила все на своем пути. Ведьма чувствовала, что даже сидя ей тяжело выдерживать это томительное расслабление, завладевшее каждой клеточкой ее тела. Они тонули сейчас друг в друге, в этом радостном, возвышенном состоянии; улавливали каждый вздох друг друга и, понимая его, наслаждаясь им, обнимались, и Фель в который раз удивлялся тому сколько несет в себе этот, казалось бы такой незначительный и обычный жест. Самаэль обнимал многих, признавался в любви многим, но, полюбив по-настоящему понял, что истинные чувства передаются через невесомые тонкие слои, незаметные даже демоническому глазу. Он теперь понимал, насколько это прекрасно, когда они оба открываются, чувствуя не только свои физические тела, а еще и души, возвышенные и полностью очищенные, занятые лишь изучением друг друга. Фель знал, что это не пройдет быстро, ведь любовь от увлечения и влюбленности отличить было слишком легко. И, услышав взаимность, не смог противиться, да и не счел нужным, ведь им ничто не мешало... Эа трепетно тянулась к нему навстречу, обнимая, искренне и нежно дотрагиваясь до разгоряченной кожи руками, касаясь волос. Она целовала щеки, лоб, губы, наслаждаясь его состоянием и открывшимся, наконец, разумом. Сейчас не было масок, которые ведьма так и не научилась понимать; здесь не было скрытой грусти. Здесь ничего не было, кроме безграничной, разрастающейся любви, которая, казалось, собою могла укрыть всю планету. И никого для них не было более, и ничего им больше было не нужно, кроме этой безумной близости. Фель потянул за стебель, стягивающий на груди ее платье, и то в один миг рассыпалось тысячей цветков, до этого момента каким-то удивительным образом державшихся вместе, невесомой тканью закрывающими ее тело. На цветы распались и брюки демона, стоило только ведьме потянуть за стебель, скрепляющий их. Мужчина оторвался от ее губ, тихо вдыхая, а затем согревая замерзшую девушку своим горячим выдохом в шею, а после — поцелуем. От нее пахло лесной свежестью, розами, и не хотелось отстраняться от загоревших плеч, которые он теперь целовал, заставляя ее откидывать голову назад, подставляясь ему сильнее. Эа легла на землю, спиною чувствуя мелкие соцветия и листья. Они словно обнимали ее и подталкивали навстречу к Самаэлю, нависающему сверху, ласково дотрагивающемуся до ее рук, шеи, груди, живота, целующему ключицы. Он слышал любое волнение, улавливал любое ее движение, наслаждался ее блаженными стонами, усиливающимися вместе со страстным желанием и наслаждением, смешивающимися в одно, заставляющими все мысли путаться между собой, мелькать в голове в случайном порядке, наверное, со скоростью света так, что на них и вовсе двое не обращали внимание. Они любили друг друга сейчас так, что готовы были взорваться, ведь физической близости катастрофически не хватало, чтобы передать все: каждый оттенок из огромной палитры новых, только открывшихся им чувств. И все они имели свой цвет, свой прекрасный новый цвет, ярким фонтаном неожиданно всплывали в сознании, показывая себя друг за другом, смешиваясь, рождая все новое и новое. Его цвета проникали в ее палитру, все эти яркие, безумно яркие краски неописуемой красоты смешивались и рождалось единое свечение, свечение их искренних чувств. Они задыхались от своих жажд, таяли от долгожданных ласк. Эа, выгибаясь, поглаживала спину Мефисто, осыпающего поцелуями ее грудь и живот, и эти мягкие, словно бархатные прикосновения сбивали дыхание в сотый раз, заставляли хвататься за траву и вырывать ее из земли, крепко сжимая и потягивая вверх. Губы их снова слились в поцелуе, настолько страстном и волнительном, что тот не затянулся надолго, ведь обоим требовалась передышка. Жар мощными потоками разливался по телу, начиная от щек и заканчивая кончиками пальцев ног, и ведьма уже вовсе позабыла о холоде. Эта безумная тяга к возлюбленному согревала, и Фель, ощущая это, сходил с ума еще сильнее, вместе с ней забывая обо всем вокруг. Сейчас были лишь ее живые глаза, ее губы и тихий голос, рвущийся под напором отрывистых выдохов, ее легкое смущение и чувственность, искренность и любовь. Девушка выгнулась и поджала губы, кривясь от внезапной боли внизу живота, сжимая в крепких объятиях шею Самаэля, в ответ подхватывающего ее хрупкое маленькое тело, бережно закрывая ее собой. Поцелуи Мефисто творили сегодня магию, ведь благодаря им не так долго пришлось терпеть неприятное напряжение, и уже совсем скоро Эю захватило новое волнующее чувство, смешивающееся со всеми предыдущими, рождающими что-то абсолютно непривычное и неимоверно приятное, отключающее в один миг все мысли, и оставляющее лишь один их поток, который касался исключительно Феля. От него пахло конфетной сладостью, приторно, но очень приятно, и от этого безумно хотелось пить. Медленные движения вызывали усиливающееся желание, и, когда ведьма подушечками пальцев проводила по его спине, впиваясь в кожу, не в силах сдерживать стоны, демон тонул в ней еще быстрее. Возбуждение с их выдохами выходило наружу, приятной ядовитой цепью приковывая их друг к другу. Сплетение пальцев рук одурманивало, и оно было столь сильным, что двое чувствовали боль, но она отступала на второй план, а вскоре и вовсе переставала ощущаться, ведь их неимоверный взлет закручивал их в своем вихре, поднимая над землей и связывая сильнее. Они слышали, как с каждой секундой становятся все ближе и ближе, доводили друг друга до исступления и улетали, теряясь в прохладных волнах, в прохладных порывах ветра, задыхаясь, но при этом дыша полной грудью. Последний громкий стон сорвался с губ маленькой ведьмы, после чего она блаженно закрыла глаза, шумно дыша. Она слышала такое же тяжелое дыхание Мефисто, лежащего рядом, касающегося своим плечом ее плеча. Они смотрели в небо, окрасившееся теперь в темно-синий, почти черный цвет, и звезды смотрели на их связь, притягивая ее к себе, для закрепления, для пущей надежности. Луну немного прикрыла туча, тонкой сеточкой клубящаяся вокруг, словно стремящаяся укутать ее поскорее и скрыть от чужих глаз, ведь на сегодня она свое отслужила и могла, наконец, отдохнуть. Деревья шумно шептались, а холодный ветер рвал их кроны, срывая листья и отправляя их в дальнее путешествие. Все было таким прекрасным, словно на картинке. Спокойствие мягкой рукою коснулось их глаз, заставляя поддаться и, выровняв дыхание, наслаждаться прекрасным, растягивающимся моментом. И, самое главное, говорить абсолютно не хотелось, да и слова были вовсе не нужны. Наверняка люди придумали языки от непонимания своих чувств, или даже нежелания их принять. Сейчас, лежа рядом, они ощущали, как плавно перетекают по их холсту краски, смешиваясь, рождая узор их любви, магический и такой прекрасный. Где-то рушился мир, утопая в крови войны, где-то люди сходили с ума, сидя в четырех стенах, крича и давясь собственными слезами, где-то кто-то фальшиво улыбался, притворяясь и притворяясь, а они находились здесь, вдали от всех тревог и печалей. Они были сейчас вдвоем и кроме друг друга им ничего было не нужно. В воздухе витала эта чувственность, превращаясь в темно-фиолетовую дымку, поблескивая и постепенно окутывая их. Заветный поцелуй, наполненный искренностью и любовью, чистейший и мимолетный, был подарен Эе, после чего ее крепко обняли, не давая накопленному теплу покинуть тело. Она, чувствуя подступившую усталость, не стала сопротивляться сну. И, безусловно, нужно отметить, что таким прекрасным лес ей еще никогда не снился...