Ласточка

      – Дай сигарету.       – Возьми.       – Спасибо.       С первого раза зажечь не получилось. Дрожали руки.       – Давай я.       – Спасибо.       – Натка, хватит.       – Вы о чем?       – Натка…       – Гражданин начальник…       – Наталья…       – Что, Дим?       Сигарета затухла, слегка прожигая юбку.       – Да чтоб тебя!       – Наташа…       – Дим, можно я сама?       – Что именно?       – Ты понимаешь о чем я.       – Может все-таки признательные?       – Дим, меня все равно расстреляют. Лучше я это сделаю сама. Мне легче будет. Ты потом скажешь, что при попытке к бегству… Тебе ничего не будет, даже спасибо скажут, что руки марать не пришлось. Я же кто, мелкая сошка. Каких тысячи, миллионы по всему союзу.       – Наталка…       – Вспомнил, – хрипло рассмеялась женщина,– сколько лет назад ты меня так называл?       – Наталка…       – Дим, я никогда у тебя ничего не просила. И не собиралась, думала уж не придется. Но попрошу. Позаботься о Маргоше. Я хочу, чтобы она получила достойное образование и не повторила судьбу своей непутевой матери. Она все-таки твоя дочь. Я не говорила никогда раньше. Не видела смысла.       – Она моя дочь? – воскликнул он.– Раньше что молчала?       – Говорю же, смысла в этом не видела. Дай пистолет!       Уже грубо. Не простила себе этой слабости. Просить Наталья никогда не любила. Считала это недостойным занятием. Дмитрий дал ей пистолет. Она повертела его в руках.       – Нет, не могу. Чужого человека убить гораздо проще оказывается, чем себя. Никогда бы не подумала – снова хриплый смех – Давай ты это сделаешь сам.       – Я тоже не могу.       – Позови конвой, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что я ничего не подпишу.       – Давно синяки прошли? – он навис над женщиной.       – Иди к черту! – огрызнулась Наталья.       – Савинцева, прекрати! Я ведь могу, ты меня знаешь.       – Что ж не сделал-то, а? Руки марать не хотел?       – Тебя жалел. Не могу бить по лицу человека, которого любил когда-то.       – Любил… Все-таки в прошедшем времени…       – Наталья… Садись пиши.       – Что!?– уже кричит она.       – Признательные показания.       – Где мне предлагаешь их писать? На коленке?       – На табурет садись и пиши.       Села на табурет. Он отвел лампу, чтобы не светила ей в глаза.       – Что именно писать?       – Пиши: Я Савинцева Наталья Антоновна, одна тысяча девятисотого года рождения признаюсь в том, что под моим началом была создана и существовала террористическая организация. И далее по тексту. Подпись свою поставь и число.       – Какое сегодня?       – Десятое июня       Она глухо рассмеялась.       – Как же это все-таки комично, подписывать свой приговор в дату собственной свадьбы.       – Загнула тоже мне. Свадьба. Регистрация брака это была, и все. Написала?       – Хорошо, что Юрка не дожил. Он бы не пережил этого бардака. Да, написала.       – Конвой!       Её увели. Привели на допрос через неделю.       – Ты точно решила? – спросил он, доставая из ящика стола пистолет. Она лишь молча кивнула.       Он помолчал, а потом сказал:       – Наталья Антоновна, откройте окно пожалуйста. Душно что-то в кабинете.       Она знала, зачем он это делает. Подошла к окну, встала на подоконник и тихо сказала:       – Спасибо, Дим. Я в тебе и не сомневалась. Маргошу…       – Обещаю – ответил он.       Она взялась за ручку окна, он выстрелил.       Через каких-то шесть лет, также из пистолета, расстреляют разведчицу под псевдонимом «Ласточка». Именно так, в редкие свободные минуты мать называла Маргошу. Маргариту Юрьевну Савинцеву, которая также как и мать ничего на допросах не сказала. Они похожи были. Мать и дочь.