Операция "Крутой вираж"

*** Проведя первый инструктаж с вверенным контингентом, Пейн решил, что пора заняться детальным изучением доставшегося имущества. Выпроводив по домам крепким напутственным словом загостившихся друзей Дадли (причем было очень забавно наблюдать, как они едва выбравшись на улицу, сразу перешли в галоп) и, загнав выводок Дурслей в казарму,…тьфу ты, в одну из комнат на втором этаже, майор начал дотошно исследовать дом. В кухне он притормозил и по-быстрому настрогал себе бутербродов огромным тесаком для резки мяса, висящим на почетном месте над разделочным столом. - А ножичек-то ничего, – подумал майор, жуя хавчик. – Поточить, отбалансировать и проблема оружия почти решена. Жизнь налаживалась. День как-то незаметно склонился к вечеру, и пора было устраиваться на ночевку. Глядя задумчиво на лестницу, ведущую наверх, Пейн, ехидно ухмыляясь, почесал подбородок. Новобранцы сегодня были наказаны за неподобающее поведение лишением ужина и, будь он проклят, если сейчас они не строят хитрых планов, как обойти этот запрет. Возможно, они даже уже настолько пришли в себя, что подумывают о саботаже. Щеглы нахальные. Ничего из себя не представляют, а пыжатся, считают, что они умнее всех и своего командира в том числе. Они еще не знают, как жесток мир, в котором им теперь предстоит выживать. - Гы! – хохотнул майор. - Эти два хряка и кобылка, наверное, сейчас уверены, что пережили худший день в своей жизни. Как же они ошибаются. Кстати, на случай их попытки прорваться ночью к холодильнику, нужно устроить им теплый, ну, прямо-таки горячий, прием. И майор, мгновенно составив зверский план, особо даже не беспокоясь о тишине, полез в чулан за подручными средствами. *** Сгустились сумерки. В животе у Дадли вершилась мировая революция. Там скрипело, бухтело, рычало так,что ему казалось, что его не привыкший ни в чем никогда себе отказывать желудок начал, злобно урча, пожирать своего хозяина – бедного несчастного Дадлика. Преисполнившись справедливого негодования и жалости к себе, мальчик требовательно пихнул задремавшую рядом с ним на кровати Петунью и заканючил, - Мам, я есть хочу-у-у! Когда чадо поставило свою родительницу перед фактом своей мучительной кончины от голода, та спросонок засуетилась, – Сейчас, дорогой, сейчас, деточка, одну минуточку, котеночек. И, сунув тощие ноги в тапочки, протянула руку, намереваясь открыть дверь и выйти в коридор. - Ты куда это? – раздался сзади с кресла голос мужа. Тот задремал прямо там, где предавался тяжким размышления о свалившихся на них неприятностях. И когда Петунья зашуршала по комнате, первое что пришло в его все еще гудевшую после вчерашних разборок голову – это категорический строгий и не поддающийся двойному трактованию приказ злодея Поттера: до подъема из комнаты не выходить. И он не хотел, чтобы жена, влекомая своим безумным материнским инстинктом, попала сейчас в лапы затаившегося внизу злодея и пострадала. Петунья обернулась к мужу: - Вернон! – драматически заломив руки, воскликнула она. – Ребенок с голоду умирает! Ну, сделай же что-нибудь! Неужели ты не можешь справиться с этим… этим…, – она не нашла подходящего определения, зато красноречиво ткнула костлявым наманикюренным пальцем в пол. Ее вытянутое лицо сильней, чем обычно, сейчас напоминало лошадиную морду. Казалось, еще немного и она начнет бить копытом от возмущения и нетерпения, фыркать и ржать. Вернон подавил раздражение. Вот так всегда. Расхлебывать опять ему. Черт, как же не хочется опять встречаться со взглядом этих сумасшедших, на выкате, незнакомых глаз, сверкающих через такие знакомые очки. Будь он проклят, если это Гарри так вчера уделал его. Нет. Задохлика подменили сподвижники его мамаши, тайком пробравшиеся в их ничего не подозревающий дом. Наверняка мерзкий мальчишка нажаловался кому-нибудь, что якобы с ним плохо обращаются, и вот на невинные головы семейства Дурслей теперь послано это исчадье ада . Жаль, что ни жена, ни сын этого пока не понимают. "Одноклеточные мои," - с тоской подумал глава семьи, наконец оценив по-достоинству умственные способности Дадлика, способного сейчас слышать только голос своего желудка и жены, которая ничего, кроме требований оголодавшего дитятки, слышать тоже не желала. Понимая, что спорить бесполезно, Вернон, кряхтя, поднялся с кресла и с опаской подошел к двери, прислушиваясь. В доме царила зловещая тишина. Лишь стрекотали стрелки часов висящих на стене, да сзади прерывисто дышали, разом переставшие ныть, жена и сын. Вернон, затаив дыханье, приоткрыл медленно дверь и выглянул в коридор, намереваясь проскользнуть туда на цыпочках и оглядеться. Желая сначала в одиночку все разведать, он сделал знак семейству ждать его тут. Но Петунья не поняла его и решила, что муж зовет ее пойти с собой. А Дадли, который приплясывал от нетерпения за их спинами, изнывая от желания вцепиться зубами во вкусный бутерброд решил, что ни за что не останется здесь наверху – а то вдруг там внизу без него все самое вкусное съедят. И в результате все семейство в едином порыве, отнюдь не бесшумно, вывалилось за дверь. *** Гарри очнулся поздно ночью. Он лежал на чем-то удобном и мягком – явно не на своем матрасе под лестницей. Совсем не пахло пылью чулана и, приоткрыв глаза, он увидел не привычную кромешную тьму, а вполне различимый в ночи высокий потолок гостиной, на котором плясали огни качающихся на ветру во дворе фонарей. Он лежал на любимом диване дяди Вернона под теплым плюшевым покрывалом, сдернутым с любимого кресла тети Петуньи. В раскалывающейся голове царил невообразимый хаос. Последнее, что он отчетливо помнил, как этот проклятый Дадли впихнул его в чулан и дал такого пинка, что он врезался головой в стену и мир померк. А затем, время от времени выплывая из бессознательности, словно находясь на грани сна и яви, Гарри погрузился в странный мир совершенно не своих страшных, нет, просто ужасающих воспоминаний. Он видел себя совсем не 9 летним черноволосым зеленоглазым худеньким тихим мальчишкой. Каким-то образом там, в тех воспоминаниях, он становился накаченным бритоголовым чернокожим мужиком, в котором просто бурлила смертоносная энергия, смыслом жизни которого было мочить, крошить, рубить, убивать тех, кто по-какому-то роковому для них стечению обстоятельств, были отмечены им как враги. Горы трупов оставались там, где он появлялся, кровь лилась рекой из перерезанных глоток, кишки вываливались из вспоротых животов…. Гарри почувствовал приступ тошноты. Хорошо, что этот страшный сон-явь закончился. В некоторые моменты Гарри мог поклясться, что все происходит по-настоящему, а потом он снова понимал, что это все не реально, как те безумные кадры, которые предшествовали его пробуждению. Тот самый мужик – герой его кошмаров, захватив тело Гарри, расправился с Дадли, Вилли и Олафом, а потом еще и (от умора!) отлупил дядю Вернона. Гарри чуть не расхохотался, вспоминая эти эпизоды. Наконец-то хоть во сне его мучители получили свое. "Н-да…вот бы хоть часть приснившегося стала бы правдой," - подумал он про себя, садясь на диване и спуская на пол свои ноги, обутые(!) в лучшие ботинки Дадли. На этом месте Гарри завис, тупо уставившись на гриндерсы. "Блин, как все плохо-то," – пронеслось в его мозгу. Мало того, что теперь ему грозила очередная трепка, если кто-нибудь из Дурслей застукает его на этом беспределе, сейчас его дико испугало другое: провалов памяти у него еще не случалось, и это было, мягко говоря, странно. Гарри поднял руку и потер шишку на лбу. "Блин," – его взгляд упал на часы дяди Вернона, каким-то образом оказавшиеся на его руке и на защитного цвета лучшую рубашку Дадлика, подпоясанную ремнем дяди Вернона, и на ножище для разделки мяса, лежавший рядом с ним на диване. От накатившей паники у Гарри все закружилось перед глазами, он упал на диван и натянул себе на голову плед. - Мне все снится, – пробормотал он, - все снится. Сейчас я открою глаза и все будет по-старому: чулан, матрас, куцая, нескладно сидящая, одежда и никаких чужих вещей, оружия, крови и трупов. Рассудок Гарри искал в бушующем море мыслей и эмоций хотя бы крохотный кусочек твердой привычной почвы, и когда ему показалось, что он почти его нашел, на втором этаже вдруг раздался неописуемый грохот, звон, истошные крики, ругань дяди Вернона и визг тети Петуньи. Все это перекрывал душераздирающий вой Дадли. Казалось, в только что мирно спавшем доме, куда проникли незваные гости, активировались с десяток мин. Гарри подкинуло на диване, и тут в его голове раздался четкий мужской голос с пренеприятными гнусавыми нотками – тот самый, который он слышал в своих кошмарах: - Эй, пацан, шел бы ты опять поспать. Не мешайся тут. Мне твое тельце нужно порядок тут навести. Гарри вскрикнул, схватился за голову и счел за лучшее прислушаться к мудрому совету внутреннего голоса – пойти поспать или как это оно тут в дурдоме называется – забиться в темный угол и не отсвечивать…