Операция "Крутой вираж"

*** Когда майор влетел на второй этаж, все было уже кончено. Диверсанты, пойманные с поличным, увидев приближающегося к ним неторопливым шагом командира с тесаком наперевес, разом перестали орать и замерли кто где валялся на полу, держась за разные части своих телес. Вернон, с набухающем посреди лба шишаком, напоминал единорога и метал из глаз искры. Причем было не понятно, то ли это от ярости, то ли от нехилого удара ведром с водой по голове. Петунья валялась в этой самой, разлившейся под дверью воде как лупоглазая треска, и шлепала "плавниками", пытаясь добраться до Дадли, который застыл в позе морской звезды с открытым для воя ртом и залитой слезами красной физиономией. На каждой его конечности, и не только на них, болтались, радостно позвякивая, сработавшие мышеловки. Майор расплылся в обворожительной улыбке и свет, горящий в комнате, отразился на его зубах и срекошетил на лезвие ножа. Пейн уставился на Дадли: - Ах, ты крыса-переросток, че разоралась? Дадли замотал головой, звякнул мышеловками и, не выдержав, всхлипнул. Майор присел рядом с ним на корточки и приподнял голову подростка кончиком тесака, заглядывая тому в глаза. - Тебе больно, курсант? Хочешь я помогу тебе забыть об этой боли? Дай мне свою руку, – с необычайным сочувствием в голосе доверительно шепнул он, глядя на Дадли сверху вниз, и глаза его нехорошо блеснули. Но Дадли, у которого сейчас болела каждая частичка его замученной зверским голодом и нечеловеческими пытками тушки, не усек подвоха и с робкой надеждой протянул к Пейну свои толстые ручонки, на которых болтались мышеловки. Пейн взял его пухлую ладошку, разминая ее и не отрывая глаз он лица жиртреста. И вдруг резко вывернул один из пальцев под неестественным углом. На миг от ора Дадли у всех присутствующих заложило уши. Вернон рванулся к майору, видимо намереваясь забодать того своим фиолетовым набухшим рогом. Но майор уже был на ногах и через секунду Вернон, плюхнувшись мордой в лужу рядом с женой, узнал как выглядит коронный захват Пейна, и как при этом невыносимо болит вывернутое плечо. Он замер, боясь дышать, и услышал как «племянник», сидя на его спине, обращается к Дадли, уже не орущему, а со стоном баюкающему свой несчастный палец. И Петунье, которая доползла до сыночки и, рискуя быть застреленной на месте, потихоньку освобождала того из мышеловок. - Тупые обезьяны, – вещало девятилетнее дитя, сидя на спине папаши Дурслей, как пророчествующая девственница на спине единорога, – сейчас ваши, заплывшие жиром и погрязшие в косности мышления, мозги не в состоянии позитивно оценить дали, что открываются перед вами. Наверняка вы мечтаете оказать мне сопротивление, хотите вернуть все как было, но ваши жалкие попытки заранее обречены на провал. Присутствующие уже окончательно затихшие под гнетом свалившихся «перспектив» одновременно всхлипнули. Пейн, видя, что курсанты потихоньку начали догонять, продолжил: - Но не все так плохо. Взгляните на вещи под другим углом. Ваша жизнь на гражданке закончена. Вы все теперь принадлежите мне. Без моего приказа вы не то что жрать по ночам, – Пейн обвиняюще, резко опять повернулся в сторону Дадли, – вы пукнуть без приказа не имеете права. Вы должны заслужить право на все, что вам до этого дня казалось естественным. И вы его заслужите, или сдохнете! Клянусь первой пролитой мной кровью, спустя каких-то пару месяцев в ваших телах начнут появляться мускулы, а в сердцах забрезжит гордость от того, какому великому делу вы теперь служите. Что такое один сломанный во имя воспитания палец? Хороший солдат не обращает внимания на боль, он готов броситься грудью на амбразуру вражеского укрепления для достижения поставленной задачи! Глаза оратора горели как кристаллы гипнотизера. Видя застывшие лица и полуоткрытые рты новобранцев, Пейн подавил желание гаркнуть: "А теперь в атаку, салаги, на амбразуры!" Майора сдержало то, что пока он еще не разведал политическую ситуацию данного региона и не выяснил с кем и против кого ему и его маленькой армии представится возможность повоевать. Петунья первая вышла из ступора, тихо забулькала, явно не разделяя восторга майора от открывшихся перед ее семьей перспектив. Тот недоуменно уставился на нее: - Ладно, бегемоты, кончайте валяться. Ваш командир вложит ума в ваши головы и огня в ваши души. И займется этим прямо сейчас, раз вам, скоты, не спится! Марш на пробежку! И майор, соскочив с Вернона на ноги, заорал: - Взвод стройся! 20 кругов вокруг дома, ать-два! Кто прибежит последний – останется без завтрака. И не ждите от меня жалости, жалкие сосунки. Ее место теперь лишь в словаре между дерьмом и сифилисом. *** Наступил понедельник. В первую ночь пребывания в новом теле и в новом мире, задремавший Пейн неожиданно для себя получил доступ к секретным файлам бывшего владельца тела. Вернее, обмен памятью был обоюдным, но бывший владелец не вынес произошедшей передислокации и, хватаясь за голову, уполз в кусты и там окопался, образно говоря. Пейн же, уже однажды приняв все происшедшее как данность, больше не тратил время на шок и удивление. Что он понял про доставшуюся ему тушку, так это то, что она физически просто катастрофически неразвита. Это Пейн оценил наутро после своих упражнений с Дурслями. Каждая мышца ныла так, что хотелось орать. Но Дурслям было хуже. Пейн мстительно искривил губы в улыбке. Курсанты, два дня гоняемые им как вшивые по бане, к понедельнику мечтали лишь о милосердной пуле в висок. Но Вернон был пинком отправлен на работу, Дадли в школу – Пейн поручил ему заново познакомить его со всеми учениками и учителями, мотивируя тем, что благодаря удару по голове, не только приобрел повышенную агрессивность, но и слегка потерял память. Дадли уже миллионный раз проклиная себя за этот самый удар по голове, с готовностью отрапортовал: "Слушаюсь, командир!" - и поковылял следом за Пейном в школу, на ходу показывая ему, куда идти и вводя в курс событий. Ну, а Петунья осталась на вахте, то бишь – на хозяйстве, наводить в казарме порядок и готовить еду. Итак, оценив свои теперешние физические возможности и наметив программу-минимум по их улучшению, Пейн решил покопаться в других возможностях себя любимого. Судя по воспоминаниям бывшего владельца, внутри него хранилось какое-то достаточно мощное оружие, не физического свойства, с которым майору предстояло разобраться и освоиться. - Мы раскачаем этот мир, – напевая эту жизнеутверждающую песенку, Пейн решительно открыл дверь класса, в котором как утверждал курсант Дадли, он учится. Вошел в гудящее голосами помещение и, не обращая ни на кого внимания, направился к последним партам, которые оказались все заняты. Одного из сидевших он узнал – Вилли. - Эй, ты, – обратился Пейн к побледневшему курсанту, – брысь отсюда. Теперь это мое место. В классе повисла тишина. Одноклассники затаив дыханье ждали, когда Вилли встанет и даст в рыло этому, явно забывшему сегодня проснуться, Поттеру. Но когда драчун Вилли моментально собрал свои манатки и чуть ли не кланяясь задохлику испарился, уступая тому свое место, класс понял, что они упустили за прошедшие выходные что-то важное. Процесс осмысления происходил в гробовой тишине, которую прервал шум открываемой двери. Учитель, глядя на застывших учеников, недоуменно огляделся и не заметив ничего криминального, сделал знак садиться. Урок начался.