Гордость, предубеждение и блядские британцы

Что-то не так. Эта мысль не покидает Бенедикта всю дорогу до Чэтсворт Хаус. Мэтт упорно смотрит в одно окно, а Колин - во второе, и альфа, пропустивший момент с подзатыльником, в недоумении. - Вы не хотите мне рассказать, что стряслось между вами? Виноват Колин, как я понимаю? Мэтт сверкает глазами в сторону мистера Ферта, но тот продолжает молчать и глядеть в темноту за окошком. Он и сам не знает, что с ним сегодня произошло. Колин планировал весь вечер простоять у стены, танцуя только с Мэттом и презрительно взирая на общество в этом доме. Но все как-то сразу пошло не так, начиная с собаки и заканчивая... он даже не знает чем. А может, все дело в запахе, который точно такой, как у той каши, что готовил его отец-омега до своей смерти. Он говорил: "Сама по себе овсянка ужасна, но если добавить туда джем, то нет ничего лучше на свете". - Дай угадаю, он отвратительно говорил об омегах и настроил их всех против себя? - О, в этот раз не всех, а одного. Того, кому принадлежал тот милый мопсик. - Но я видел, как они танцевали, пока тот не уволок своего брата наверх, чем очень подпортил мне вечер. Не говорите мне, что Колин опустился до мести из-за такого пустяка? - Нет, что ты, он АБСОЛЮТНО ПРОСТО ТАК назвал мистера Эджертона-Фрая овсянкой из-за его запаха! - Мэтт почти готов взорваться, а Колин уже, кажется, вылез в это чертово окно. - Но мы тоже зовем тебя Печенькой, когда эти твои дни скоро начнутся и ты уезжаешь к своему мужу, - воистину, Бенедикт Камбербетч не тот, кто хорошо разбирается в тонкостях этикета. - Но в обществе незнакомому человеку так никто не говорит! Это оскорбление того уровня, когда вызывают на дуэль. Ну, если бы мы жили веком раньше, само собой. - Колин... - Что? - Ферт раздраженно оборачивается, понимая, что в покое его никто не оставит. - Я хотел извиниться, но тот просто ткнул меня лицом в мои манеры и сбежал. Что мне нужно было сделать? - Не стоять там как упрямому ослу, кем ты, собственно, и являешься, а подойти, когда я его остановил. Нас пригласили в этот дом не для того, чтобы ты демонстрировал свое пренебрежительное отношение к омегам. Чем ты лучше, Апельсиновый джем, а? Колин утыкается взглядом в пол кареты. Его отец всегда считал, что продуктовый запах не подобает альфе, хотя давно было научно доказано, что запах никак не связан с полом. Но старого альфу было не переубедить, и он заставил сына пользоваться одеколоном с запахом виски, потому что только этот горький, бьющий в нос аромат мог перебить апельсиновый. - Знаешь, Мэтт, мне жаль, что я не предложил тебе выйти за меня раньше Артура, - улыбается Колин. Никто не может спорить с этим омегой, так что и пытаться не стоит. Да он и сам понимает, что виноват. Что уж тут поделаешь, если он только и умеет, что стоять у стены и молчать. - Нечего подлизываться! Я бы не согласился, и ты бы все равно умер в одиночестве, и тебя съели бы собаки, - Мэтт быстро отходил и успокаивался, хотя это не значило, что он забыл. Через десять минут все могло повториться опять. Благо, они уже подъехали к дому. - Я иду спать, но не думай, что ты прощен! А ты просто умничка, Бенедикт, так держать, и, может, собаки тобой не поживятся! И Мэтт просто уходит в дом, прекрасный, авторитетный и пахнущий печеньками с джемом. Колин и Бенедикт смотрят друг другу в глаза и молча идут следом. Им нужно выпить и ни в коем случае ничего не обсуждать. *** Утро не задалось. Совсем. У Колина болит голова, и он помнит все до мельчайших подробностей, а не наоборот, как ему бы хотелось. О, боже, что же он вчера творил. Похоже, что его мозг определился с тем, что этот Тэрон его заинтересовал. Этот омега, как персонаж пьесы "Укрощение строптивого", на премьере которой Колин был перед самым отъездом в Дербишир. Он еще сказал Бенедикту после окончания спектакля, что если бы подобные омеги существовали, то человечество уже давно бы вымерло. Потому что добиваться расположения и завоевывать любовь нынче совсем разучились. О, нет. Он прям так ярко представил себя во времена средневековья, стоящим на поле, где проходит турнир, а Тэрон благосклонно ему улыбается и протягивает свой платочек. Что-то прям воображение разыгралось. Нужно спуститься к завтраку, выпить кофе и, не дай боже, не думать. Да, именно. - Мэээээээтт! - ревет Ферт, когда видит на столе овсянку и блюдце с апельсиновым джемом. Но Мэтт только улыбается и наливает брату чай. Уж если он чего решил, то будет этому следовать. - Доброе утро, Колин. Надеюсь, ты выспался? - Бенедикт только что не смеется над ситуацией. Ему явно все нравится, хотя он и боялся умереть со скуки в провинции. - Чаю? - Да. Я смотрю, у тебя особая страсть к Эрл Грей? - Колин говорит это, и Мэтт тут же хихикает себе в тарелку. Но ответом им служит весьма удивленный взгляд. - В смысле? Чай как чай. Запах приятный. - Ты шутишь? - омега подносит чашку к носу и сравнивает аромат чая с тем, что запомнил вчера. Один к одному. - Мистер Фриман-Фрай пахнет этим чаем. Ты разве не заметил вчера, у него же было как раз начало...ну, ты понимаешь. - Нет, - кажется, Бенедикту только что сломали картину мира. - Там было столько запахов, я и не подумал, что... Я... - Воспринимаешь его запах как должное, - закончил за брата Мэтт. Не сказать, что это открытие реально что-то значило. Конечно, никто никогда не проведет жизнь с тем, чей запах неприятен, но и делать предложение руководствуясь носом тоже нельзя. Но теперь у Мэтта на лице широченная улыбка, а у Колина - широченная ладонь. - Значит, он не заболел, как сказал мистер Эджертон, а у него начинались эти дни? - Бенедикт так себе мастер по части перевода разговоров в другое русло, но все подхватывают его тему. - Да, очевидно, хотя они очень тонко обошли эту тему, - Колин ест свою овсянку с апельсиновым джемом и, наконец, вспоминает, как это вкусно. - Думаю, дней через пять ты сможешь пригласить мистера Фримана к нам... - И мистера Эджертона тоже, - Мэтт давит на слове "тоже", на что Ферт только поднимает руки, сдаваясь. - Тогда придется пригласить всех. Но разговоры наедине точно не состоятся в этом случае. - Я возьму остальных на себя, не волнуйтесь, - довольный Мэтт хлопает в ладоши и уже продумывает в голове детали. Он слишком долго жил в Лондоне, чтобы не впитать в себя страсть к интригам. В это самое время Тэрон стоял напротив зеркала у себя в комнате. Его никто не учил, как быть неотразимым и укладывать альф в штабеля. Как заставлять о себе думать и вертеть ими как ему угодно. Как держать так близко, чтобы те пропитывались его запахом, а потом отшвыривать подальше. У мистера Эджертона никогда не будет наставника в этом... Но у таких ублюдков, как он, это в крови.