* * *
Когда Гарри наконец пошевелился, шел четвертый день. И все же мальчик не очнулся. Глаза бешено двигались под закрытыми веками, а руки мелко дрожали от снившегося кошмара. Северус хотел разбудить его: у него не было никакого желания видеть хотя бы еще секунду страданий мальчика, что бы тому ни виделось. Но что, если, увидев Северуса, мальчик только сильнее испугается? Впрочем, колебался он всего мгновение, потом он попытался пробудить Гарри, дотронувшись до необоженной части его руки и слегка качнув. Мальчик не проснулся, но трястись перестал, и сон его стал спокойнее. Северус посчитал этот знак за продвижение. Наступила тишина, и Северус начал говорить о том, что им нужно было разъяснить больше всего, хоть и понимал, что говорить об этом, в то время как Гарри не может ни услышать его, ни ответить ему, — это не самая храбрая вещь, которую ему приходилось делать. Он понизил голос насколько был способен и пробормотал: — Гарри, я страшно сожалею обо всем, что случилось на моих занятиях за последние месяцы. Все, что я делал… Все это было сделано не со зла, я лишь хотел, чтобы ты стал еще сильнее в зельях, чем раньше. Не побоюсь предположить, что ты можешь сварить любое зелье первого курса за половину времени, которое тратят твои ровесники. Я давил… Я давил на тебя, зная, что ты примешь вызов… Но я понимаю, что это выглядело совсем не так, и я признаю, что мои истинные мотивы в обращении с тобой на уроках и в сарказме были не совсем ясны и понятны. Я могу только попросить прощения. До недавнего времени я и не догадывался, почему ты отказался жить со мной, чего я добился с таким трудом, и мне… Он умолк и уткнулся взглядом в свои бескровные руки. «Да ладно, Северус, — мысленно пнул он себя, — он ведь еще не очнулся. Ты можешь говорить все, что хочется. Все, что требуется». — Мне было больно, Гарри, — наконец признался он, и тугой узел в груди ослаб, дав ему силы говорить дальше. — Ты знаешь, в моей жизни такое уже случалось — с твоей мамой. Много лет назад я в порыве злости назвал ее гнусным словом, и она навсегда отказалась принимать мои извинения. Нашей дружбе пришел конец. А потом, когда ты посмотрел на меня с таким… с таким отвращением, с такой ненавистью и ее глазами, я… Я сорвался. И да, я продолжал хорошенько срываться и дальше. Северус все еще смотрел на руки, не в силах поднять взгляд и узнать, слушает ли Гарри. Он по-прежнему был скрыт от посторонних глаз, никто не увидит, как стиснуты его руки. Никто не увидит его боли. Никто не обнаружит тяжесть на сердце, холодный темный страх того, что от доверия, которое Гарри когда-то оказал ему, не осталось ничего, кроме осколков и черепков. Тьма и ужас ждали его в бездне, готовые принять в свои объятия, едва он перевалится через край. — Когда ты упал там, в комнате с Темным Лордом и Квирреллом и тем огнем, истекая кровью, я думал, ты умрешь и я не успею извиниться перед тобой, не успею сказать тебе, как сожалею о том, что сделал тебе больно, и это было худшее чувство в жизни. Хуже изначальной боли, клянусь. Надежда была крохотным, тлеющим огоньком, погребенным под виной и стыдом. Надежда — все, что у него осталось. Надежда, что он сможет поправить свои отношения с юным Гарри Поттером. У него многие месяцы не было и шанса поговорить с ним. Мальчик закрылся от него, а он заколотил дверь между ними. Он только недавно сознался себе, как сильно ему нравилось говорить с Гарри — о его маме, об учебе, даже просто о шахматах. Но теперь у него есть возможность сказать то, что необходимо, и то, что хотелось. Время и условия располагали к тому, чтобы он поделился маленькими событиями из жизни Хогвартса, которая шла своим чередом, или из своей жизни, которую он ни с кем до этого не обсуждал, потому что у него не было слушателя. Так что он рассказал Гарри о том, что они с директором обсудили случившееся, и о том, как Северус орал на директора за то, что тот обманулся двуличием Квиррелла. Он описал большую часть подарков с пожеланиями выздоровления — включая нечто наподобие унитаза от близнецов Уизли, — которые украшали прикроватный столик. Рассказал ему, что Кровавый Барон пришел в себя после одержимости и передал свои сожаления о том, что его вырвало из тела в такой неподходящий момент. — Как только выздоровеешь и сможешь вернуться в подземелья, я уверен, он повидает тебя. Следующее он произнес тихо: — Мы проиграли последний матч. В конце игры мы почти сравнялись в счете, так что все равно выиграли Кубок Школы, но если бы ты играл, мы бы сильнее оторвались по очкам. Запасным ловцом был мистер Малфой, и он хорошо сыграл бы, не присутствуй на матче его отец. Полагаю, ты лишь издалека видел старшего Малфоя, но ты обязан помнить, кому он верен: прежде всего самому себе. Так вот, его сынок-идиот следил больше за тем, смотрит ли на него отец, нежели за снитчем. Так что снитч поймала рейвенкловка — мисс Чанг, кажется. — Он помолчал и добавил: — Тебя не хватало. Сообщив Гарри, что у него очень хорошие результаты за экзамен по зельеварению и по другим предметам, он сказал: — Кровавый Барон поведал мне, как ты уговорил его завладеть тобой. Это было по-слизерински изящно. Но послушай меня, Гарри, это очень важно, и я буду повторять это сколько потребуется: отправляться за камнем, зная, что за ним охотится безумец, и так пренебрегать собственной жизнью… в этом чувствуется гриффиндорская глупость, и мне это не нравится. Я знаю — мне сообщил Барон, — что Распределяющая Шляпа считала, что тебе место в логове Львов, но, малыш… — Он понизил голос и продолжил тише: — Но, Гарри, прошу, пойми. Ты должен знать, что ты один из нас: особенных, забытых, непонятых. Знаю, я последние месяцы был не лучшим примером, но мы факультет, который стоит за своих, прикрывает спины товарищам. Один из твоих друзей сообщил мне о твоих планах той ночью, и ты должен быть ему благодарен, иначе я не смог бы спасти тебя, лежащего одного в лабиринте и истекающего кровью. Тебе не нужно проходить через это одному, Гарри, когда за твоей спиной стоит факультет. Понимая, что следующие слова стоит сказать Гарри, когда тот проснется, Северус остановился. Он повторит их ему. Вероятно, этому ребенку придется не раз повторять важные мысли. — Ты едва не погубил себя, Гарри, и ради чего? Темный Лорд не смог бы взять камень. Директор поделился со мной, как работает ловушка, и его план, основанный на действии зеркала Еиналеж, был тонок, и тем не менее сложен, и куда более хитер, чем что бы то ни было. Он встроил в него защитный механизм, благодаря которому ни один человек, желающий получить камень для себя, никогда бы его не нашел. Понимаешь, что это значит, Гарри? Темный Лорд добился бы своей цели только с помощью невинного человека. Бросив на мальчика короткий взгляд через пальцы, Северус заметил, что его глаза были открыты. Он продолжил говорить все тем же тоном, чтобы не выдать, что заметил это. — Только используя тебя — если бы он схватил тебя, а не пытался убить, — только тогда он получил бы, что хотел. Знаешь, что такое самосбывающееся пророчество? Слышал когда-нибудь о царе Эдипе? — Он дождался, когда Гарри медленно кивнул или сделал что-то наподобие кивка. — Пытаясь избежать дурных событий, которые были ему предсказаны, Эдип невольно стал их причиной, а если бы он дал вещам идти своим ходом, нежелательные события никогда не произошли бы. Так и в твоем случае: пытаясь спасти камень от Темного Лорда, ты едва не помог ему добраться до него. Видишь, как бесплодна оказалась твоя попытка? Но хуже того, его победа могла стоить твоей жизни. Северус вздохнул и опустил капюшон мантии, а затем помог Гарри надеть очки, чтобы он мог встретиться с ним взглядом. Когда мальчик мог ясно видеть его, Северус продолжил: — Позволь мне сказать, Гарри: ты слишком ценен, чтобы так жертвовать собой. Гарри прошептал таким тихим голосом, какой Северус никогда не слышал от него: — Потому что мне нужно победить его. Северус потряс головой: — Нет. Не поэтому. Вовсе нет. Ты очень ценен как человек. Ты важен своим друзьям, команде по квиддичу и мне. Ты хороший человек, храбрый, если не сказать невероятно мужественный, надежный, удивительный, талантливый, разумный, хитрый человек, тот, кого я не хочу терять. Мне… мне нравилось проводить с тобой время, рассматривать фотографии и играть в шахматы. Я впечатлен твоими рисунками. Я повесил в рамку тот, что ты мне подарил на Рождество, знаешь, и он дорог мне как почти ничто другое. Хоть мы и учитель и ученик, я считал, я надеялся, что мы с тобой друзья. Мне ужасно жаль, что наша дружба распалась. Боюсь, ты подслушал кое-что, что сложило у тебя неверное впечатление… — Я знаю, сэр. Кровавый Барон говорил мне. Северус вскинул бровь: — Ага? — Миллион раз. — Гарри посмотрел в сторону. — Я ему не верил. Северус проговорил тихо: — Потому что доверие для тебя — хрупкая вещь, и, по-твоему, я предал тебя, вступив в сговор с Квирреллом, который пытался убить тебя уже дважды. Гарри кивнул, в его лице читалось подозрение, будто он думал, что Северус заглянул в его мысли. — Я понимаю, Гарри. Поверь. У меня такое же хрупкое доверие к другим. Вот почему, думая, что ты отверг мое предложение, я был таким… — Ужасным? — Гарри метнул взгляд к Северусу, а затем снова отвел его в сторону. Северус болезненно сглотнул, но он должен сказать Гарри правду, какой бы унизительной она ни была. — Да, я был ужасен, как ты сказал. Я не хотел думать, что поступаю ужасно по отношению к тебе, считая, что ты разбил наши хрупкие отношения. — Он стиснул руки, все еще находящиеся под мантией-невидимкой. — Еще раз, мне жа… — Я знаю, — быстро проговорил Гарри и снова встретился с ним взглядом. Его щеки пошли яркими пятнами. — В смысле, я слышал вас, сэр, до этого. Думаю, вы считали, что я сплю; и я как бы все еще спал, просто… Северус кивнул: — Я понимаю. Несколько минут они сидели в тишине, предаваясь собственным мыслям. Затем Гарри произнес: — Мы правда продули последний матч, профессор? — К сожалению, да. Тихо вздохнув, Гарри закрыл глаза. — Флинт прикончит меня. — Нет, если я все улажу. Гарри приподнял уголки губ, повторяя то же выражение, что и на лице Северуса.* * *
Прежде чем мадам Помфри посчитала его достаточно выздоровевшим, чтобы покинуть Больничное крыло, Гарри провел в нем еще два дня. В честь той ночи Дамблдор устроил праздничный ужин. За час до празднества, Северус нашел Гарри, прячущимся неподалеку от класса зельеварения. — Я не хочу идти, профессор, — ответил Гарри, когда Северус спросил его, почему тот находится не у себя, переодеваясь к пиру. — Я убил человека. Нечего здесь праздновать. — Да. Нечего, — согласился Северус. Он привел бледного, нахмуренного мальчика к себе в кабинет и предложил сесть. Гарри непринужденно сел в кресло, как всегда делал во времена до ссоры. Его ноги все еще не доставали до пола, а руки и лицо были туго обтянуты кожей. За год он набрал немного веса, но недавняя выходка с Бароном свела на нет все результаты, которые дали питательные зелья и регулярное питание. — Но для большинства твоих друзей и поклонников… Гарри издал неприличный звук. — …Ты спас школу от Темного Лорда. — Как они вообще узнали, что случилось? — Это должно было остаться в секрете, — объяснил Снейп. — Так что естественно, что все узнали. — Немного мерзко от того, в каком все восторге, что умер Квиррелл. Северус не стал поправлять то, как мальчик назвал профессора: в конце концов, бесхребетный дурак не заслуживает почестей. Вместо этого он всмотрелся Гарри в лицо. Их новые доверительные отношения были все такими же — а может, и более — хрупкими, чем были раньше, поэтому, садясь за стол, Северус тщательно подбирал слова. — Никто не знает подробностей, Гарри, и не задается вопросом, как он умер или что ты чувствуешь после этого. С ними ничего не поделаешь, и они не поймут, даже если попытаются. — И не многие пытаются. — Например, твои друзья? — спросил Северус. Гарри повел плечами и отвернулся. — Как у вас дела? — У нас… — Гарри замолчал, став рассматривать свой ноготь, который недавно, будучи полностью сожженным, вырос заново. — У нас все хорошо. Но мне тяжело просто общаться с ними. В смысле, я знаю, что кто-то из них сдал меня, возможно, Милли, но я не могу злиться на нее. Не по-настоящему. — Хорошо. — Он не стал раскрывать, кто настоящая «крыса». — Друг, выдавший планы, спас тебе жизнь — Пожалуй. — Прозвучало так, словно ты этому не рад. — Иногда я сомневаюсь, хорошо ли, что я выжил. — Гарри… Мальчик вскинул руки: — Если что, я не суицидник или еще кто, профессор. — Уж надеюсь, что нет! — Но если бы не я, то есть если бы я никогда не рождался… — Тогда, возможно, от руки Темного Лорда умерло бы на сотни, даже тысячи больше людей. — Вы не можете знать наверняка! — Как и ты. Гарри откинулся на спинку кресла и кивнул: — Ладно. Но Квиррелл… — Существо, созданное собственными руками и безволием. Отдав свое тело в распоряжение Темного Лорда, он больше не жил по-настоящему. Если уж на то пошло, ты избавил его от страшной участи. Вздернув подбородок, Гарри сказал: — А что насчет моих родителей? Он… он утверждал, что они молили его о пощаде, но потом он стал говорить другое: что папа умер быстро, сражаясь с ним, а мама вообще могла избежать смерти. Сердце Северуса сжалось. Но это были всего лишь слова, слова, которые Темный Лорд сказал, чтобы задеть Гарри или даже переманить его на свою сторону. Северус с усилием ответил: — Если бы взамен она пожертвовала сыном. Невинным ребенком. Гарри опустил взгляд на свои руки. — Ага. Северус задумался. Что вообще Гарри знает о матерях? — Думаешь, любая мать сделала бы такой выбор? Даже такая отвратительная и черствая, как твоя тетя Петунья? Он дал Гарри подумать над вопросом, и больше всего его обеспокоило, что Гарри в принципе может представить, что Петунья пожертвует своим сыном, не говоря уж о племяннике. — Нет, — сказал Гарри наконец. — Она не позволила бы убить Дадли. Внутренности Северуса свело. — Но тебя позволила бы? Гарри коротко и подавленно пожал плечами, и это было достаточным ответом. — Гарри, это не… Гарри, посмотри на меня. — Когда мальчик встретился с ним взглядом, он продолжил: — Гарри, каких бы недостатков ни было у твоей тети — не пойми меня неправильно, у нее много разных недостатков, — к тебе они не имеют отношения. Ее проблемы с сестрой и магией не твоя вина. Гарри помрачнел сильнее, а еще он громко думал, так что почти невозможно было пропустить его мысли об уродстве и о том, что семья (то, что от нее осталось) правильно делала, отвергая и оскорбляя его. — Неправильно, — твердо сказал Северус, не волнуясь, что Гарри подумает о чтении своего разума. — Никто не в праве изгонять члена семьи, только за то, что тот волшебник. Твои дядя и тетя магглы и не понимают наш мир, но это не дает им права унижать тебя, или заставлять голодать, или отправлять спать в чулан. — Я знаю, — сказал Гарри, но убежденным не выглядел. — Надеюсь. Я буду повторять это снова и снова, пока ты действительно не поймешь. Северус переложил некоторые бумаги на столе с места на место. Он давно проверил их и выслал оценки директору, но любил держать их на столе как раз для таких случаев, чтобы можно было чем-то занять руки, собираясь с мыслями. Успокоившись, он поднял взгляд и пригвоздил Гарри к месту: — Ты передумал насчет лета? — Я… — Гарри глубоко вздохнул, и кабинет наэлектризовался, словно в предчувствии чего-то важного. — Да. Передумал. Если, конечно, ваше предложение еще в силе, профессор. — Оно в силе. Впервые за несколько месяцев Гарри широко улыбнулся Северусу. — Здорово! Тогда я остаюсь с вами. — После двух недель с родственниками. Гарри тут же поник. — Ага. После них. — Я, однако, составлю тебе компанию на эти две недели. — Вы… что? — Я проведу эти две недели с тобой, в доме Дурслей, пользуясь их, я не сомневаюсь, весьма радушным гостеприимством. — Северус прервался, а затем произнес: — Что ты смеешься?