Бумажный журавлик

– Это катаракта. – Доктор Стоун снял очки, глубоко вздохнув. – Не стоит откладывать лечение сейчас, последствия могут быть самыми непредвиденными. Он погрузился в чёрное кожаное кресло, взял ручку и потянулся за картой, на которой аккуратно черной чернильной ручкой было выведено имя: «Митчелл Коби Грасси». Моя мама непонимающе посмотрела на доктора Стоуна. Ей явно не была знакома эта болезнь, впрочем, как и мне самому. Я сидел на белой табуретке, напротив какого-то массивного прибора, который был чем-то схож с большой лампой для гостиных комнат. Доктор Стоун положил ручку и потёр переносицу, продолжая глубоко вздыхать. Он молчал. В комнате воцарилась тишина. За окном была прекрасная погода. Это был апрель, такой солнечный и тёплый. В кабинете было настолько тихо, что можно была расслышать, как на улице играют дети, как ездят машины и как прекрасно поют птицы. Пение птиц. Это то, что я любил больше всего на свете. Они как маленький уличный оркестр. Любое пение птиц уникально. У каждой свой звук и свой ритм, как у разных музыкальных инструментов. Птичьи голоса переливаются, создавая мелодию. Именно так звучит весна. Я на минуту прикрыл глаза, вслушиваясь в эту симфонию. Она всё дальше уносила куда-то высоко-высоко в небо. Но опустил меня на землю низкий голос доктора, который беседовал с моей матерью. - Но это довольно распространённое заболевание. – Он встал из-за стола и подошёл к увеличенной модели глаза. - Вот смотрите, хрусталик глаза – «естественная линза», пропускающая и преломляющая световые лучи. Он как линза в фотоаппарате, быстро фокусируется на том или ином предмете, ближе-дальше, вправо-влево. - Он демонстративно двигал искусственной моделью. - При катаракте происходит помутнение этого хрусталика, теряется прозрачность, и в глаз попадает лишь небольшая часть световых лучей, вследствие чего зрение резко снижается. Мама внимательно слушала врача, улавливая каждое его слово. – У вашего сына она появилась травматическим путём, – продолжил он. – Поэтому вы не сразу заметили ухудшение в его здоровье. – Поставив прибор на полку, он вновь сел за стол. – У болезни есть несколько стадий, и у мальчика она в самом разгаре. Мы можем заменить «естественную линзу» на искусственную. Зрение, безусловно, восстановится, но он больше не сможет его фокусировать. – Доктор Стоун серьёзно посмотрел на меня, отчего я вздрогнул. - Но болезнь не стоит на месте, и медлить с лечением не стоит, ведь потом зрение может безвозвратно исчезнуть. Ох, любит же он нагнетать обстановку. – Понятно. Что же, спасибо большое. – Мама выглядела растеряно. С самого детства она пыталась сделать мою жизнь как можно безопаснее: никогда не отпускала далеко гулять (ну, не сейчас, разумеется, мне всё-таки уже семнадцать лет), если зимой на улице было холоднее, чем обычно, она либо укутывала меня в три куртки или вообще оставляла дома; запрещала играть в футбол, хотя, собственно говоря, я и не горел особым желанием. Представьте, какого ей сейчас. Он сделала всё, чтобы её ребёнок рос здоровым, и тут ей выдают, что у него травматическая катаракта. Все её старания коту под хвост. Я больше не мог находиться в этом девственно чистом кабинете, пропахшим спиртом, и поспешно вышел в коридор. - Миссис Грасси, - окликнул её доктор Стоун. - Можно Вас на пару минут? Мама кивнула головой, присаживаясь на стул. Я шёл по коридору, дожидаясь маму, и рассматривал стенды. Как странно, несмотря на то, что на мне очки, я не мог прочитать ни единого слова. Разве что только огромным красным цветом слова «ИНФОРМАЦИЯ» или «РАСПИСАНИЕ». Всё остальное плыло в моих глазах, словно они были наполнены слезами. Только я не могу потереть их или промокнуть салфеткой, чтобы видеть лучше. Я не мог разглядеть лица проходящих людей, не мог разглядеть узоры на линолеуме, по которому я шёл. Я почти слепой. Эта мысль не давала мне покоя. Я не мог поверить, что могу ослепнуть до конца… что потом перед моими глазами всю жизнь будет красоваться Черный квадрат Малевича. Думая о всё этом, я не заметил, как меня с силой ударила дверь, появившаяся из неоткуда. Я почувствовал резкую боль в голове, из-за чего не смог удержаться на ногах и упал. – О Господи! Я тебя не заметил, извини, – проговорил светловолосый парень и поспешно подал мне руку, помогая встать. – Ничего, просто немного больно. – Я ухватился за его руку и поднялся на ноги. – Сильно попало? – Этому парню явно было жутко неловко за свою неаккуратность. – Сколько пальцев? – Он отодвинул руку. Я был немного растерян, потому что я и без удара по голове не смог бы разглядеть ни его руки, ни пальцев и объяснять ему это было бы бесполезно. – Митч! – Это мама, она уже стояла у выхода из поликлиники. – Всё в порядке, ничего страшного, – сказал я блондину и побежал к выходу. Я сел в машину на переднее сиденье и потёр лоб. Черт, главное, чтобы шишки не было. Хотя вряд ли я смогу этого избежать. Вдруг, не убирая руки от головы, я замер, почувствовав, что на мне нет очков. Черт, ещё раз. Наверное, они слетели, когда этот чокнутый ударил меня дверью. Поздно было возвращаться, так как мы уже ехали по трассе. Маме я об этом не сказал. Незачем её тревожить ещё раз. Она и так не может отойти от моего диагноза. Да и я особо не волновался, ведь теперь от очков толку было мало. Меня занимал вопрос, что я буду завтра делать в школе, как теперь я буду справляться со всем этим.