marriage

Чонина поразило, какой властью обзавелись До Кёнсу и маленький Кайсу. Раньше их влияние он чувствовал только на себе и не придавал этому значения, потому что его устраивало. Но эти двое, не прилагая усилий, подчинили себе мистера Кима всего за пару часов перед ужином. После этого семья Ким насторожилась. Наблюдать за этим было странно. Даже папа Чонина не мог вить верёвки из мужа так, хотя он — любовь всей его жизни. Обычно он обладал наибольшим влиянием, а теперь торчал в уголочке с Чонином и неверяще косился на своего альфу. Тот улюлюкал, держа Кайсу и слушая строгие указания До Кёнсу с несвойственной покорностью. — Скажи, что мне мерещится, — взмолился Чонин, спрятавшись за папу. Папа не мог вымолвить ни слова. Вскоре Кайсу утомился и начал недовольно морщиться в руках деда. Кёнсу ревностно отобрал малыша, перенёс его в люльку и завозился с простынкой. Тогда папа Чонина вытолкал мужчин из спальни и прикрыл дверь. Он уселся с альфами за накрытым обеденным столом и пригубил прохладной воды, чтобы настроиться на новый лад. Все были голодны, но не начинали без Кёнсу. — Справляетесь с нагрузкой? — спросил старый омега, разложив на коленях тканевую салфетку белого цвета. — Вам нужна помощь? Мистер Ким, опередив сына, сдержанно напомнил про категоричный отказ Кёнсу в вопросе няни. — Я не о том толкую, дорогой, — вежливо произнес папа Чонина. Чонин пригласил продолжить мысль, а сам голодным взглядом шарил по столу: у него не было выдержки игнорировать вкусности. — Мы с отцом могли бы позаботиться о Кайсу, чтобы вы денек-другой хорошенько выспались и набрались сил. Вы выглядите очень измотанными, а мы были бы рады провести время с внуком. Чонин расплылся в улыбке, которую всегда дарил папе, если был безмерно тронут. В отличие от мистера Кима, папа выбирал более спокойный подход к парню и добивался своего. — Звучит замечательно! Я помогаю Кёнсу везде, где могу, но этого мало. Никогда не думал, что с маленькими детьми столько сложностей. Твоё предложение надо обсудить вместе, скорее всего, Кёнсу согласится. Папа Чонина радостно пискнул, стрельнул в мужа взглядом а-ля «а ты так не можешь, мистер узурпатор» и запричитал о том, как будет возиться с крохотным Кайсу. Он не заметил, что мистер Ким отщипнул от ароматной курочки кусочек и быстренько сжевал, балдея от наслаждения. Чонин протянул руку, чтобы повторить за отцом, но папа внезапно вновь обратился к Чонину: — А как там дела на личном фронте? Я могу называть вас парой? Или Кёнсу рассердится? Чонин быстро убрал руку от курицы и изменился в лице. — Не знаю, всё… сложно. Если смотреть на ситуацию со стороны, то я бы сказал, что мы пара. Он переехал ко мне, признает меня как истинного и если соскучился, то «жажду» с удовольствием утоляет. Отвечает на поцелуи, радуется, когда я рядом или перенимаю заботу о Кайсу на себя. А еще он не попрекает меня за то, как с ним обошлись год назад. Но в этом и беда. Я не уверен, что Кёнсу меня любит. Он как будто просто смирился, а не… Чонин толкнул пальцем серебряную вилку, вперился в блики на ней. Но окаменел, услышав от отца меткий вопрос: — Потому что по идее он должен мстить и ненавидеть тебя? Он расстроенно кивнул. Он ведь не на ногу Кёнсу наступил. Он втоптал в грязь его искреннюю любовь, которая взросла сквозь обиды и унижение. Такое обращение с сокровенными чувствами невозможно простить, если хоть чуть-чуть себя уважаешь. Мистер Ким по-старчески цокнул языком. Не то чтобы сын неверно рассуждал, но это была одна сторона медали. Чонин не видел другую из-за раскаяния. — Твой омега куда лучше тебя понимает, что жизнь — это нечто большее, чем боль после развода. Он сильный мальчик. Умеет смотреть в будущее. Если он с тобой, значит, уверен, что ты неопасен. Какое-то время царила тишина. Чонин не знал, как продолжить беседу. Уветливый голос папы раздался после длинной паузы: — Чонин, ты забыл, что время может творить с людьми. Оно сточило острую ненависть, как вода точит камень. Да и ты другой. Если думаешь, будто Кёнсу остался с тобой из соображений «так удобней» или «лучше так, чем ничего», то иди сюда, я тебе отвешу пару ласковых, — на секунду папа стал строгим, точно суровый воспитатель. — Такие омеги, как Кёнсу, не дают себя и пальцем тронуть, если чего-то боятся или равнодушны к мужчине. — Допустим, так и есть, — Чонин завёлся и поёрзал на стуле. Он этот диалог уже миллион раз мысленно прокрутил; пока что папа шел строго по сценарию и ничего нового не поведал. — Допустим, искренна эта теплота, которую он ко мне испытывает. Но мне надо больше, понимаешь? Больше, чем просто симпатия или доверие. А рассчитывать на его любовь глупо. Дважды в одну реку не войти. — Войти можно, но не такими, как прежде, — очень просто подытожил мистер Ким. Ему было некомфортно в таких беседах. — Если не знаешь, о чем он думает или что чувствует, тогда спроси. Чонин замялся. Пояснить совет отца пришлось старому омеге. Опять же, демонстрируя контраст неба с землей. Если родители продолжат чередоваться, то у Чонина крыша поедет. — «Тебе хорошо со мной?», «что мне сделать для тебя?», «хочешь обняться?», «я не напрягаю тебя?». И прочее. Тебе будет проще за ним ухаживать, а Кёнсу больше не сможет прятаться за молчанием. На самом деле омеги любят поговорить о чувствах! Так они раскрываются. Кёнсу пора сделать то же. Поэтому разговори его. Чонин и правда поступал как типичный альфа. Подошел, взял, доволен. А ведь Кёнсу не помешало бы выговориться. Он многое пережил за год. И едва ли с кем-то поделился переживаниями. Он тихонько носил их в себе, не сломавшись под их гнетом. Мистер Ким наблюдал за сыном с толикой беспокойства. Потом щипал курицу и снова разглядывал задумавшегося Чонина. Когда Кёнсу, извинившись, присел рядом с Чонином, то мистер Ким облегченно выдохнул. Кёнсу волшебным образом повлиял на Кима-младшего: разок улыбнулся, ласково уложил ему вздыбившиеся пряди — и тревоги альфы как рукой сняло. Чонин расслабился и сплел под столом их руки, наслаждаясь присутствием любимого человека. Омежка с виноватым видом взмолился, чтобы семья начала-таки кушать. Ему было совестно перед ними за задержку. Зазвенели столовые приборы, знаменуя начало трапезы. Омега не стал ругать Чонина за то, как обеднело главное блюдо на их половине. Просто отломил покоцанную куриную ножку и положил ее альфе испорченным местом вниз. Все четверо смели ароматную запеченную курицу первой, сдобрив ее закусками и салатами. Повару пришлось раньше времени поставить на стол второе главное блюдо. Его поварская душа радовалась аппетиту этой семьи, но он едва поспевал обслуживать их. От стола семья укатилась колобками только в десятом часу вечера. Стоило ли говорить, что они смели приготовленное с искренней благодарностью? — Всё было таким вкусным, что я готов умереть, лишь бы покушать так снова, — признался старый омега и охнул, увидев тортик на другом конце комнаты. — Нет, беру слова назад. Им впервые не хотелось чая, поэтому они не тронули торт, отпустили повара убирать кухню, а сами заползли в гостиную смотреть фильм. Первым по дивану растекся папа Чонина, следом — мистер Ким. Чонин недолго помялся около плазмы, настроил ее, потушил в гостиной свет и занял место между отцом и Кёнсу. Несмотря на сюжетный драйв, Кёнсу задремал через десять минут. Он честно пытался смотреть кино. Всего на секунду смежил веки, чтобы уставшие глаза отдохнули, но провалился в пространство между сном и реальностью. Краем сознания чувствовал, что безвольно припал к Чонину, но поделать ничего не мог — его окончательно убаюкал жар, который альфа источал. На середине боевика Кёнсу резко вздёрнулся. Испуганно вцепился в Чонина, услышав выстрелы. Мистер Ким и его супруг безмятежно следили за современными трюками, дивясь их реалистичности. Зато Чонин отреагировал на панику омеги и одним властным движением спрятал в своих объятиях. — Спи дальше, — шепнул он и успокаивающе погладил. — Этот шум из телевизора, не волнуйся. Кёнсу обмяк, охотно разместился поудобнее и положил голову ему на плечо. Смотреть в экран он счёл бессмысленным, хотя жалел, что упустил шанс увидеть нашумевший фильм. Поколебавшись, омега взял ладонь Чонина и мерно перебрал узловатые длинные пальцы, чтобы ощупать все ранки и огладить жесткие мозоли. Спросонья он слабо контролировал свои действия. Чонин довольно лыбился, но упорно глядел в экран. Его руку задумчиво поднесли к губам, чтобы с помощью поцелуя попрощаться перед сном. Сухие пухлые губы коснулись темной кожи на тыльной стороне, посылая по телу Чонина мелкие заряды щемящей нежности. Чонина окатило чувствами, словно их тщательно прогрели на огне и вылили на него неостывшими. Сердце в кои-то веки болело наслаждением. Кёнсу в аккурат мазнул поцелуем по подбородку Чонина и поспешил улечься. Ну и что это было, спрашивается? Чонин ворошил ему волосы пять минут с лёгкой задумчивостью, затем десять минут инертно, затем пятнадцать по привычке. Вскоре омега перестал обращать внимание и глубоко заснул, прижавшись к истинному всем телом. Альфа просидел до конца фильма так, словно выпал в собственный мир, покинув тело. Он редко моргал, дышал глубоко и нечасто. Та ласка Кёнсу многое значила для него, потому что Кёнсу сделал это при папе с отцом. Пускай и знал, что они слишком сосредоточены на актёрах. Но сделал же. Это значило, что Кёнсу готов посвятить других в происходящее. Что, в свою очередь, давало зеленый свет Чонину. Когда сеанс подошёл к концу, мистер Ким первым схватил пульт и выключил телевизор. Комната на какое-то время погрузилась в полную темноту, и Чонин непроизвольно стиснул Кёнсу, словно ждал атаки. Но папа Чонина щелкнул выключателем, чтобы загорелся свет. — Пора домой, а то мы прямо тут заснем. Вон, одного уже вырубило. — Я провожу вас, — Чонин медленно и аккуратно выполз из-под омежки, стараясь не потревожить сон. Уложил его на диван с ногами и отвёл с лица отросшие волосы. Чонин без энтузиазма пополз за родителями в прихожую, потягиваясь и разминая мышцы. Мистер Ким подал сыну руку для рукопожатия и ушёл к машине, зевая во всю пасть. Старый омега повозился с клатчем, проверяя содержимое, после чего кинул в гостиную взгляд, полный любви. — Поцелуй его на прощание за меня. И очаровашку Кайсу тоже. Чонин кивнул. Первым делом именно так и поступит. У него в голове кроме этого почти ничего и не водилось, если честно. Он слабо представлял, как такое сознание заставить работать в отцовском бизнесе. — Спасибо большое, что навестили нас. — Спасибо, что пригласили, — мигом подхватил папа. — Чонин, милый, никогда не забывай, что мы рядом с вами. Не стесняйся просить о помощи. Он взволнованно коснулся сына, увидев, что тот нахмурился, думая о своём. Чонин сравнивал своих родителей с родителями Кёнсу. — Ты так вырос, ты был такой прекрасный сегодня, — он шмыгнул носом и испугал Чонина внезапными слезами. — Меня тронуло то, как вы живете теперь. То, как общаетесь. — Мы же не общ... — начал было Чонин. —... почти без слов... какое тут общение. Папа прямо на пороге обвил его шею морщинистыми руками и поднялся на носочки. — Вы разговариваете душами, милый. Ты хоть представляешь, что это значит? Я почти потерял веру, что вы когда-нибудь сможете так, но, знаешь, я не ожидал, что это будет так красиво смотреться. Ты говоришь, что вы не пара, но вы идеальны. Омегу это окончательно растрогало, и он едва успевал смаргивать слезы. — Вспомни, каким был Кёнсу, если вы гостили у нас. Посмотри на нынешнего Кёнсу. Ты сразу все поймешь. Поймешь его чувства. Они есть, поверь старику, просто пока Кёнсу не уверен, стоит ли высвобождать их. В прошлом ему смелости не хватило, но ведь ты теперь другой и не обидишь его. Чонин, помоги мальчику раскрыться. У Чонина всё встало на свои места. Сомнения, которыми он делился перед ужином, как-то потускнели. Кёнсу мог и не признаваться в чувствах вслух, но ведь и его поступки рассказывали обо всём. — Как же мне с тобой повезло, — он сделался в объятиях папы покорным мальчиком, понежился от запаха и сильно стиснул хрупкое тело за пояс. — Ты всегда даришь мне чуточку света. Направляешь. Учишь жизни. Что бы я без тебя делал? — Ну ты загнул, — хихикнул тот альфе в ухо, стараясь убрать с ресниц влагу. — Я учу тебя понимать омежек, и только. — Моя жизнь — в Кёнсу. Я всё правильно сказал. — Ладно, ладно, — папа сдался, отстранился, недолго пялился на морщинки Чонина и вздохнул. Время было беспощадно. Вроде и прожили вместе не долго, а у Чонина уже своё гнездо и кроха-наследник. Чонин галантно взял папу под руку, стер с его щек влажные дорожки и сопроводил его по ночному участку к автомобилю. Дождался, когда родители отъедут, запер ворота и по освещенной тропинке вернулся в дом. Внутри он зашторил окна, сходил за пледом и укрыл им Кёнсу, подоткнув по краям. Омега лениво разлепил веки и удивился тому, что никого не задел вытянутыми ногами. Он не чувствовал в доме гостей: ни повара, ни его помощника, ни свёкров, — все разошлись. Дом погрузился в спокойную тишину и согревал оставшихся приятным уютным светом. Чонин склонился к Кёнсу и украл с его губ поцелуй. Прежде чем Кёнсу заметил это, Чонин заливисто рассмеялся и предложил перебраться в кровать. Кёнсу потупил взгляд, не шелохнувшись. — Тебе не нравится, когда я делаю так? — спросил Чонин, присев на пол. Кёнсу различил что-то печальное. Внимательно изучил истинного и помотал головой из стороны в сторону. Нельзя было назвать поступок Чонина неприятным. Кёнсу всего лишь вышибло из колеи. Он совсем не привык к открытой симпатии Чонина. — Ты меня смущаешь, — ответил омега хрипло, раскрасневшись как маков цвет. — То есть мне можно продолжать? Кёнсу долго-долго молчал, мял под пледом кулачки и готовился прикрикнуть на альфу за детское поведение. Но едва улыбка Чонина потускнела, у омеги кольнуло в сердце, и он сказал, что можно. Чонин, не пряча счастливого восторга, приблизился к его лицу. — И целовать? И трогать? И баловать? Ему определенно весело. — У-угу, — До сглотнул. Судя по взгляду, Чонин был очень голоден и потихоньку готовил почву для большего. Однако Кёнсу не мог его остановить. Чонин облизнулся и смял губы омеги перед длительным жадным поцелуем, затем забрался на Кёнсу сверху и вдавил в диван своей тяжестью. Вкусный ветивер щекотал ноздри и туманил рассудок, поэтому Чонин тронул омегу один раз другой, третий, пока Кёнсу, наконец, не ответил. Он положил ладони Чонину на спину, медленно открыл глаза прямо в поцелуе и услышал искреннее признание в любви. Альфа говорил, как на духу, чередуя это с поцелуями в шею, за ухом, в губы или ключицы. Он четко осознал, что желает загнать Кёнсу себе под кожу, пустить его ветивер по венам и ни с кем не делить больше. Хочет пометить его и запереть в своём запахе навечно. Хочет его физически. Странно, но Кёнсу впервые выслушал его, не дёрнувшись. Он расслабленно лежал под альфой и почему-то думал о том, чтобы продолжить прерванный томный поцелуй. Потому что тот был потрясающим и настоящим, нежели мимолетные касания губ к другим местам. Буквально только что Кёнсу признались в ухо влажным шепотом в намерении заняться любовью, а он, потакая, вознамерился возобновить прелюдию. Наверное, это неуместно для молодых родителей — несмотря на усталость и трудности, жаждать близости. Но альфе было невмоготу обходиться объятиями и поцелуями. Они стали сплошным лексическим повтором. Поэтому иногда Чонин переходил границу и настаивал на большем. Сегодняшний вечер стал очередной попыткой прыгнуть выше головы — советы папы и отца подпитали Чонина накануне. — Кёнсу, скажи мне честно, если я… Если я рискну сделать тебя своим, ты воспротивишься этому? В глубине его глаз плясало нечто неописуемое. Едва ли Кёнсу еще хоть раз потом видел в Чонине это. — Сомневаюсь, — честно ответил Кёнсу. — Почему? Чонин не стал предлагать Кёнсу варианты ответа. Не позволил сорваться с языка продолжению. Если бы это случилось, то Кёнсу ни за что не сказал бы правду. Он бы выбрал наиболее близкий к правде вариант. Но быть близко к ней и озвучить её — разные вещи. Кёнсу, чувствуя туман в голове после глубокого сна, глядел на Чонина в упор. Тот не двигался и лежал на нем, разве что неоправданно сильно вцепившись в кисти рук. — Потому что мне этого хочется. — Почему? — Для этого нет определенной причины, Чонин. Я просто так чувствую. — А что ты чувствуешь? — Тепло? Покорность? Спокойствие? Негу? Мне даже усталость приятна, если ты рядом. И мне достаточно почувствовать кончик твоего языка на своих губах, чтобы согласиться на секс. Я не могу назвать это любовью, в прошлый раз она была совсем не такой. Но и не истинность вкладывает в меня эти чувства. Я всё это чувствую именно по твоей вине. Так что ответь мне, Ким Чонин, что со мной происходит? Чонин пялился на него ошалело. А Кёнсу смотрел с лёгким укором и смущением одновременно.