Быть или не быть...

Свадьбу решили отмечать скромно, вместе с похоронами Ивана Брагинского, что сама невеста посчитала неуважением и хамством. Наталья настояла на перенесении свадьбы, но прекрасно понимала, что делать этого никто не будет. Тогда она сказала, чтобы отметили все как можно тише. Вообще Наталья могла бы и все отменить — брата больше нет, и ее никто не сдерживает, но эта мысль как-то не прижилась. В конце концов она была не глупа и понимала, что без сильного мужского плеча она не справится. Поэтому об отмене свадьбы она даже не задумывалась. В последние часы, по просьбе невесты, огромное пышное свадебное платье Натальи, невыносимо ярко сверкающее в лучах утреннего солнца, с невероятным количеством бусин и роз из шелка, украшенное жемчугом и камнями, поменяли на скромное, простое платье в пол, пусть и очень красивое. Прическу невесте сделали попроще, машину выбрали поскромнее, а количество украшений сократили до минимума. И предполагаемая свадьба века превратилась в обычную, ничем не выдающуюся формальную церемонию, пусть и невероятно большую и пышную. Стоя перед огромным зеркалом, Наталья отрешенно ждала, пока горничные помогали ей справиться с узким неподдающимся корсетом и создавали на ее голове невероятную красоту, на что девушке было все равно. Арловская выглядела вконец запутавшейся, будто ее душу поглотило отчаяние. Тонкие темные брови не были уже столь привычно нахмурены, они были приподняты, выдавая страх девушки перед неизбежным и всю ее беспомощность. Она осталась совсем одна. Сначала лишилась некогда любимой старшей сестры, а чуть позже смерть забрала и Ваню. Теперь некому ее защитить, и никто не встанет на ее сторону. В светлые русые волосы, уложенные в высокую прическу, похожие на колосья пшеницы, были вплетены изящные белые лилии. Это были цветы смерти. Но Наталья не стала возражать — она вообще уже ни на что не обращала внимания. Пусть делают, что хотят. О, как ей хотелось заснуть крепким сном, проспать долго-долго, а потом тихо открыть глаза и легко засмеяться от того, что это был всего лишь невероятно длинный ужасный сон, но нет. Наталья была вынуждена стоять безжизненной статуей и терпеливо сносить все эти пытки Афродиты. Она не плакала ночью. Тонув в отчаянии, девушка просто сидела на кровати, тупо уставившись в одну точку, невероятно широко распахнув глаза и обхватив голову руками. Нет, Наталья не была безсердечной, она просто не умела плакать. Забыла, как это делается. Гордая Наталья шла по жизни, надев маску безразличия и хладнокровия. В последнее время эмоции все реже появлялись на этом прекрасном лице, поэтому неудивительно, что Арловская забыла, как надо смеяться, плакать, волноваться или удивляться. Зато сердце не забыло. И от того, что она все это хранила в себе, девушке хотелось лезть на стену. Появилось невероятно сильное желание поступить как верная Джульетта из вечной трагедии великого драматурга и всадить острый холодный нож себе меж ребер. Слабым шепотом девушка попросила унести ножницы, так бесцеремонно лежащие на столике у зеркала. Наталья всегда была мертвенно бледна, а в своем белом длинном развевающемся платье стала похожа на полупрозрачное приведение. Лишь темно-синие глаза и неестественно яркие губы пятном выделялись из целостного загробного образа. Наталья не могла смотреть на отражение своих глаз, они слишком сильно напоминали ей о брате, только у Вани они были немного светлее, да с небольшим нежным оттенком фиалкового. Видеть этот взор было невыносимо больно, но что-то не позволяло ей отвести взгляд. И Наталья упорно продолжала с потерянным видом и разрывающимся сердцем смотреть на отражение своих же глаз. По настоянию невесты, с самого утра гости поехали не в ресторан или церковь, а на кладбище — освятить могилы почивших Ольги и Ивана. Наталья стояла с отсутствующим лицом, каждой клеточкой своего тела ощущая Смерть, стоящую рядом. Не прошло и двадцати лет с их последней встречи, а эта старуха уже хохотала рядом с ней во всю свою драную глотку. Маленькие ладони, заключенные в лайковые перчатки, нервно сжимались и разжимались, будто Наталья собиралась сделать хороший удар. Противоречивые чувства переполняли душу девушки, и Арловская чувствовала, что медленно сходит с ума. Почему ее не допустили к телу брата? В заключении было сказано, что смерть наступила вследствие воспаления легких. Может быть, Ваня и вправду странно кашлял в последнее время, но девушке не давало покоя то, почему ее не пустили… Никто из гостей не веселился, даже Джонс смирно стоял, помалкивая, потому как у невесты было такое лицо, что, казалось, она готова метнуть один из своих многочисленных ножей в любого, осмелившегося нарушить благоговейную тишину. А в том, что Наталья прихватила с собой парочку своих остро заточенных блестящих друзей на собственную свадьбу, не сомневался никто. В любом случае, никому не хотелось испытывать судьбу и проверять эту давно устоявшуюся истину. Свадьба больше была похожа на мрачные похороны, что Арловскую, в отличие от гостей, вполне устраивало. Или уже не Арловскую? Кто она теперь? Не Хонда же? В голове мелькнула одна из тысячи тех мрачных мыслей, которые так неожиданно прилетают и столь же быстро исчезают, оставляя после себя неприятное горькое послевкусие. «Ты теперь никто». Беззащитная слабая девушка, ищущая защиты у своего новоиспеченного жениха? Смешно и грубо, но, наверное, так оно и есть. Видимо, все-таки придется ей аккуратненько свои ножички в ящичек сложить и отправить в мировое турне по дну океана, а свободное легкое платье заменить на тяжелое узкое кимоно. «Будь, что будет» — подумалось Наталье, и девушка вновь впала в забытье, потеряв связь с реальностью. Наталья печально опустила голову, и в чашке давно остывшего чая увидела себя — бледную, убитую горем, вынужденную держать все в себе. И глаза… Боже, опять эти глаза… Два больших глубоких озера, которые вместо воды заполнены болью и печаью. Так похожи на глаза брата. Странно, но до этого дня Наталья сей удивительной схожести не замечала. Вероятно, потому, что раньше ее взгляд не был таким печальным и грустным, как у Вани. Наталье так хотелось заснуть. И не просыпаться. А когда она все-таки проснется, будет ярко светить солнце, из кухни будут приятно щекотать нос сладкие запахи Олиной выпечки, а громкие шутливые переругивания Грузии и Армении проникнут в уши и выпихнут соню из теплой кровати. Наталья часто мечтала снова оказаться в большом особняке Советского Союза. Но их дома больше нет. Семья разлетелась, переругалась, доски прогнили, а камень рассыпался в пыль. И все. Кроме теплых воспоминаний от этих счастливых времен не осталось ничего. Почти все торжество прошло для девушки как в тумане. Наталья не помнила, как все закончилось, равно, как и не могла вспомнить, когда все началось. Какие-то жалкие обрывки времени, полные фальшивых улыбок, красивых костюмов и невероятного горя, проносились в голове вперемежку с редкими моментами ужасного счастливого забытья. Впервые за несколько лет Наталья ничего не чувствовала — в сердце была только странная пустота, которая приносила почти физическую боль. Глаза слипались от усталости. Несколько жутких часов, показавшихся вечностью, и вот в небе светит такая же одинокая, как и Наталья, луна. Такая же недосягаемая, даже звезды отошли от нее, уступая серебристому спутнику лучшее место на небе, отошли и стоят кучками вдалеке, сбившись в созвездия, завидуя ей и думая, как сдвинуть с неба возлюбленную солнца. Гости уже разошлись, а она стоит в своем новом холодном доме, из которого хочется сбежать в лес, громко закричать, пугая сонных птиц и пожаловаться такой же несчастной, холодной, одинокой, разбитой луне. А хуже всего то, что рядом с ней, держа Наталью за руку, стоит не любимый брат, а какой-то чужой человек, которого ей следует любить и называть не иначе как «мужем». Холодная жуткая пустота этого мертвого дома остро вонзилась в сердце Натальи. В глазах предательски защипало. И девушка неожиданно для себя просто и искренне расплакалась. Что она чувствовала? Ей не было страшно или одиноко, скорее, ей было противно. Противно от того, что свадьбу празднуют вместе с похоронами ее брата, словно его и не существовало, желая лишь угодить прихотям капризной невесты. Наталья уткнулась носом в пиджак Кику. Тот нежно гладил ее по волосам, успокаивая и тихо шепча что-то. Впервые за долгое время Наталья почувствовала, что она не одна, что у нее есть надежное плечо, на которое можно опереться, и что рядом с ней есть человек, который протянет руку помощи, когда ей будет тяжело. Все воспоминания, переживания и мысли сразу обрушились на несчастную хрупкую девушку, и Наталья зарыдала с новой силой. Кику слекга отстранил ее от себя, взял в руки красивое заплаканное лицо и заглянул в эти прекрасные глубокие темно-синие глаза. В животе все перевернулось, а сердце сделало сальто и начало неистово биться, словно стремясь вырваться наружу. И все же Хонда сумел сдержать себя в руках. Он лишь слегка улыбнулся и тихо сказал: — Слышишь, все хорошо. Мы вместе, — и нежно поцеловал девушку. В сознании Натальи все сразу отошло на задний план, стало каким-то второстепенным, а здесь и сейчас остались только она и Кику. Девушка влюбилась. Так неожиданно даже для нее, что она сама чуть не упала. Осознание этого пришло неожиданно, и у нее словно камень с души свалился, а за спиной выросли крылья. Наталья по-настоящему полюбила своего мужа. Даже если бы на Землю сейчас упал астероид, ей было бы все равно. Кику слегка отстранился и нежно и крепко обнял Наталью. И Арловская впервые почувствовала, что она замужем. За мужем. А еще она поняла, что, да, все будет хорошо.