Брат?

Жил-был Тсунаеши. Солнышко, лапочка, мамина радость – симпатичный пятилетний мальчуган, в меру упитанный, довольно тихий и послушный ребенок. С трудом вставал по утрам, закатывал маме истерики по поводу подъема и переживал пятиминутную бурю из маминого смеха и щекотания пяток прохладной рукой. Не любил кашу, зато с удовольствием поливал золотистые блинчики клубничным джемом, попутно заляпывая себя, стол и пол вокруг. Любил гулять с мамой по утренним улочкам огромного (так ему казалось) города Намимори, заглядывать в чужие дворы, смотреть на проезжающие мимо машины и умоляюще смотреть на маму после каждой встречи с толстым пушистым соседским котом. Этот кот был предметом лютой зависти маленького Савады: несколько раз ребенок даже попытался отловить чужого домашнего любимца, но хитрое животное приспособилось прятаться от него на дереве. Малыш решил, что пора обратиться за помощью к маме, попросил ее забрать кота домой, но женщина была непреклонна, даже заплаканное личико сына не разжалобило ее каменного сердца. Другого же кота Тсунаеши категорически не хотел. Возился с девочками в песочнице, дрался с ними совками, постоянно проигрывал из-за предательского удара в спину маленьким ярко-красным ведерком. Это ведерко очень нравилось Саваде, у него самого такого не было, а потому мальчик охотно поворачивался спиной к его хозяйке, чтобы та снова вытащила тщательно скрываемое обычно сокровище. Жил Тсунаеши вдвоем с мамой, но папа у него тоже имелся. Только приезжал очень редко, иногда Савада даже успевал забывать и сильно удивлялся: что это за дядя приехал к маме в гости, почему так внезапно хватает Тсуну на руки и таскает по комнате? Нечего и говорить, что папа не очень нравился Тсунаеши, он иногда думал, что они с мамой вполне могли обойтись и без этого шумного и гораздого на глупые выдумки дядьки. Впрочем, Тсунаеши рос, опрашивал детей вокруг и убеждался, что папа нужен: у всех остальных, по крайней мере, таковой в хозяйстве имелся. Тем более, что со временем Емитсу – а именно так звали папу – стал больше времени уделять своему сыну. Привозил ему машинки, играл на полу и на улице, кидал с ним мячик и брал на рыбалку. (Тсунаеши ее проспал, если быть полностью честным, но дремать у папы на коленях оказалось очень приятно). И таким вот милым, ласковым, бесконечно добрым и ласковым мальчиком Тсуна и рос. Его не тянуло опробовать «ругательные слова», он не пытался драться с мальчишками, отвоевывая какое-то невнятное «место под солнцем» (что-то вроде этого несколько раз упоминали старшие мальчики, выгоняя его и друзей с любимых качелей). Однажды папа приехал с каким-то очень добрым дедушкой, который не стал смеяться на то, что страшная соседская собака опять довела малыша до слез. Старичок ласково улыбнулся малышу, подержал его на руках, потрогал руками лоб Тсунаеши. После этого прикосновения мальчику стало так тепло и спокойно, так хорошо… Жаль, что все очень быстро закончилось. Потом прошло еще какое-то время, Тсунаеши не отслеживал его ход, но знал, что скоро ему придется пойти в школу. Мама утверждала, что там будет очень интересно, а еще там можно найти хороших друзей, поэтому Савада с нетерпением ждал этого момента. Впрочем, школа умудрилась жестоко разочаровать Саваду, поскольку в первый же день из-за катастрофической неуклюжести Тсуне дали кличку «Никчемный», а потом его еще и сильно побил какой-то старший черноволосый мальчик с суровым лицом. Так или иначе, школьная жизнь ускорила течение времени для Савады, но не испортила его легкий характер. Все бы шло так же тепло и солнечно, как и обычно, если бы не случилась беда. Девятилетний Тсунаеши как раз мучил уроки и себя заодно, стараясь сделать хоть что-то, когда снизу донесся протяжный мамин крик. Савада даже не думал о том, что там может быть опасно, он не боялся, а просто мчался, поскольку чувствовал всем своим телом: с мамой беда. Еще с лестницы он услышал какие-то грубые мужские голоса. От угрожающих интонаций по телу Тсунаеши пробежал морозец, но почти сразу же Тсуна ощутил то самое тепло, которое волнами расходилось от сердца почти как в тот день, когда в гости приезжал тот хороший дедушка. Это тепло погнало мальчика вперед. Оно накапливалось так быстро, что в один момент Савада почувствовал, что еще немного – и он просто лопнет, разлетится на мелкие частички. Интуитивно сделав какое-то движение руками, затем выставив их вперед, Савада выпустил в гостиную огромную волну ослепительно-оранжевого пламени. Маме ничего не было, зато от остальных осталась только горстка жалкого пепла. Почуяв неладное, в дом ворвались остальные напавшие. У Савады уже не осталось сил на то, чтобы снова выпустить волну, зато он понял, что может пристально посмотреть на незнакомцев и отправить их в свой недавний кошмар, после которого он сам еще долго не мог уснуть, ежась на влажных от пота простынях. Бандиты разбежались в разные стороны. Тсуна знал, что они ничего не вспомнят ни об этом доме, ни о его обитателях, ни о своих товарищах. Сейчас мальчика волновало другое: на полу лежала горстка зловонного пепла, перепуганная мама мелко дрожала и тихо всхлипывала, а он сам чувствовал, как что-то глубоко внутри замерзает в нем навечно. В тот день не стало лапочки, солнышка и маминой радости Савады Тсунаеши. Осталась только жалкая оболочка, наполненная страхом, болью и гневом.