Будешь со мной встречаться?

Отоспавшись после вечеринки, Кёнсу решил отсидеться дома в тишине и покое. Он убрался в квартире, опробовал новый рецепт, который ему посоветовала мама на днях, посмотрел новый фильм. Все это время он старательно пытался не думать о событиях на вечеринке. Но удавалось плохо. Во время уборки его преследовал образ смущенного Чонина, во время готовки – ощущение его рук на теле, а когда дело дошло до романтической сцены в фильме – Кёнсу уже во всю воображал, на что мог бы быть похож поцелуй с наглым первокурсником. Собственные мысли смущали его, заставляя сердце громко биться в ушах. Решив, что хватит тухнуть дома, он идет на прогулку в ближайший парк. Подставляя лицо солнцу, юноша тихо улыбается и радуется звенящей пустоте в голове. Обычно в таком состоянии ему хочется петь, музыка сама зарождается где-то внутри, настойчиво прося выхода. Украдкой оглядываясь, Кёнсу не видит поблизости людей. Глубоко вдохнув и прикрыв глаза, он начинает тихо напевать, отпуская все скопившееся внутри напряжение. Больше всего на свете парню хотелось бы почувствовать уверенность в себе. Он талантлив, ведь так? У него красивый голос вроде бы. Но слишком тихий и неуверенный. Кёнсу знает, кто в этом виноват, но обиды или ненависти он уже не чувствует, только всепоглощающую неуверенность в себе. Этот случай произошел с ним в средней школе. Жестокие дети, остающиеся детьми, приобретают к этому времени вполне взрослые темы для оскорблений. У него был друг - веселый, надежный, хороший друг - как раз до того момента, как он при всех не назвал Кенсу “сраным педиком”. За 5 минут до выступления. Его вытолкали на сцену, впихнув в руки микрофон. А он стоял, смотрел на ухмыляющиеся лица учеников, слушал их перешептывания, и горло сдавливало спазмом. Он не мог вымолвить ни слова, ему казалось, что все они смотрят на него и смеются над ним. Спеть в тот день он не смог, позорно сбежал. Друг потом долго просил у него прощения, говорил, что ему наговорили про Кёнсу чудовищных вещей, что во всем виноваты “эти болтливые курицы”. Они помирились, но общаться как раньше не смогли. Старшую школу он выбрал подальше от дома, надеясь, что глупые слухи про одного маленького До Кёнсу никому на другом конце Гоянга не нужны. И оказался прав. Но вот уверенность в себе для публичных выступлений не вернулась как по волшебству. Несмотря на это, он прошел собеседование в Корейский национальный университет искусств. В основном, помогли его старые заслуги, победы в конкурсах и успешные выступления. Но был и еще важный фактор. И звали его Пак Чанель. Этот солнечный гигант, с которым они были знакомы минут тридцать, всего парой слов и широкой улыбкой помог собраться и выступить перед комиссией, за что Кёнсу благодарен другу до глубины души. Мысль о Чанеле отдается улыбкой на лице и последним словом в тихой песне. На душе тепло и спокойно. Из блаженного состояния любви ко всему миру его вырывает тихий смешок. - На ловца и зверь бежит, - произносит кто-то голосом Ким Чонина, заставляя Кенсу широко распахнуть глаза. Прямо перед собой на расстоянии пары метров он видит этого самого Чонина. Рядом с ним, взяв того за руку, стоит Бен Бекхен, недоуменно переводя взгляд от одного парня к другому. - Бекки, это тот вокалист, про которого я говорил, - улыбается первокурсник, переводя взгляд на друга. – Он классный. Бекхен несколько мгновений смотрит в лицо Кёнсу, а потом кивает, постукивая пальцем по губам. С улыбкой он поворачивается к Чонину. - Ты тоже знаешь, да? Слышал? – немного восторженно произносит младший, потрясая руку друга. Ему нравилось думать, что Бекхен хорошего мнения о втором вокалисте. Тот кивает в такт его словам, и улыбка Чонина обращается к Кёнсу. - Видишь? Цени. Бекки одобряет, а он гениальный. Кёнсу кажется, что он попал в параллельную реальность. Развязный, наглый, настойчивый Чонин с вечной ухмылкой на губах из вчерашнего дня и этот улыбчивый, милый парень рядом с Бекхеном – совершенно разные люди. Нет, то есть, пару раз Кёнсу видел милого Чонина, но… Он смотрел во все глаза на эту странную пару, отмечая про себя, как милы они друг с другом, как крепко держатся за руки. И выводы ему не нравились. Плюс ко всему, он не понимал, о чем они говорили только что, и это еще сильнее раздражало его. - Кенсу-я, - тихо зовет Чонин, улыбаясь, - ты что, в астрале? От столь неформального обращения, Бекхен удивленно вскидывает глаза от телефона и начинает смеяться. Вместо тихого мелодичного звука, который Кёнсу помнит, из горла звезды рвется хрип, от которого все вздрагивают. Чонин тут же заглядывает в лицо старшего друга, пытаясь убедиться, что все в порядке. В ответ тот устало качает головой и присаживается на скамейку рядом с Кёнсу, протягивая ему свой телефон. На экране он видит набранное сообщение и поспешно отводит взгляд, мама учила его, что чужие письма читать нельзя. Бекхен слабо улыбается и настойчиво тыкает телефон в лицо парню. “Привет. Я – Бен Бекхен, мы учимся вместе. Чонин говорит, что ты можешь помочь. Я помню твой голос и тоже так думаю. Как видишь, я не могу говорить. Через неделю концерт, как ты помнишь, от него многое зависит. Я должен был петь. А Чонин танцевать. Мне уже помочь нечем, но я очень прошу, замени меня, помоги хотя бы моему другу”, - гласило сообщение. Кёнсу изумленно смотрит на Бекхена, подозревая глупый розыгрыш. Но его печальная улыбка и красные глаза говорят об обратном. Когда он закрывает сообщение, Кёнсу успевает заметить фото Чанеля на рабочем столе. Бен немного подвисает, смотря на угасающий экран, а когда он становится черным, то включает его вновь, для разблокировки проводя большим пальцем по экрану. Действие повторяется два раза, каждый раз тонкий пальчик проводит как раз по щеке двухмерного Чанеля. По какой-то причине именно это становится для Кёнсу решающим в принятии решения. - Хорошо, я помогу, - тихо произносит он, аккуратно дотрагиваясь до запястья Бекхена. – У тебя все в порядке? Ну… Помимо голоса… Смотря на это, Чонин, с одной стороны, чувствует себя немного виноватым, а с другой – хочет прыгать от радости. Но как ни крути он доволен, что не пришлось быть засранцем и склонять Кенсу к содействию другими методами. В кармане Кёнсу, прерывая его вопрос, начинает звонить телефон. Бекхен вцепляется в его руку, когда видит номер Чанеля, и с ужасом начинает мотать головой из стороны в сторону, как будто не соглашаясь с чем-то. - Если что, ты не видел Бекхена и вообще такого не знаешь, - слишком резко произносит до этого молчавший Чонин, понимая реакцию друга. Видя, как напрягся от его тона Кёнсу, он жалобно добавляет: - Пожалуйста, так нужно. - О, Чанель-а, привет. Ты только проснулся, что ли? Потрясающие новости? Какие? Ну-ка делись, - он не может не улыбаться, разговаривая с лучшим другом. Из трубки льется поток безумного восторга низким голосом Чанеля, он рассказывает о том, что произошло прошлой ночью, о том, что чувствует. А Кёнсу, впитывая каждое слово, медленно оборачивается к окаменевшему Бекхену, который смотрит в одну точку. Теперь ему многое понятно насчет состояния местной звезды. Чонин тоже смотрит на Бекхена. В парке тихо, и он слышит каждое слово, что доносится из трубки. Когда разговор заканчивается, все трое молчат, думая о своем. Первым встает с лавочки Бекхен, подходя к младшему, он прячет лицо у него на груди, обнимая за талию. Чонин тут же обнимает его в ответ, бросая быстрый взгляд на Кенсу. Он сидит на лавочке, и, кажется, сейчас заплачет. Чанель так рад. А Бекхену так больно. Они прощаются у дома Кёнсу. Бен просто кивает головой, не поднимая глаз, а Чонин просит его прийти после занятий в понедельник в 1-й репетиционный зал. Воскресенье для него не запоминается ничем, кроме звука его собственного голоса. С самого утра он открывает окно в комнате, ведущее во двор, и начинает заниматься. Стараясь не думать о том, что во дворе в выходной день очень много людей, он подходит ближе, чуть усиливая мощность голоса. Криков возмущения и тухлых помидор не следует, что безумно воодушевляет Кёнсу. О Чонине, Бекхене и Чанеле он забывает после третьей песни, когда с улицы слышится детский голос: - Мамочка, а кто так красиво поет? - как пролетает оставшийся день, он не замечает.