Vёjes

Не по-зимнему жаркое солнце, разливаясь по поверхности Черноводной, заливало её темные, спокойные воды жидким пламенем в тон Красному Замку и первым камням бурого гранита, заложенного в основании будущего Красного Храма. Казалось, вся Королевская Гавань окрасилась в цвета Таргариенов — цвета пламени и крови, — вот только Рейегар понимал, что красивая метафора в мгновение ока может стать куда более буквальной, нежели королю хотелось бы. Стоит дать толпе лишь малейший повод, и те, кто сегодня смотрит сквозь пальцы на нововведения Молодого Дракона, завтра обернутся против него же. После разговора с Верховным Септоном беспорядки в городе чудесным образом сошли практически на нет, однако единичные случаи имели место быть, и частота их появления будила в короле беспокойство, темными кругами отпечатывавшееся под фиалковыми глазами. Отсюда, с балкона королевских покоев, было видно, как суетятся строители и жрецы на месте, где вскоре будет возвышаться единственный на западе дом Владыки Света. Рейегар прикрыл глаза, представляя, как будет выглядеть невиданное строение, но фантазия его нарисовала лишь столп пламени до небес, искры которого осыпают весь город. — Ты беспокоен, сын мой. Король повернулся, опершись спиной о каменные перила и ловя ласковый взгляд матери, сидевшей в кресле позади него. Она прибыла в столицу только утром, и лишь сейчас им выдалось побыть наедине, однако чуткое сердце королевы-матери успело отметить все невзгоды, терзавшие её непутёвого сына. — Я ступаю на путь, который не смел избрать никто из моих предшественников, матушка, полагаю, беспокоиться в таком случае — нормально. Слабая улыбка тронула губы Рейлы, и женщина отняла иглу от шитья. — Разумеется, все было бы так, если б причина крылась лишь в этом. Король удивленно вскинул бровь и невольно почувствовал себя снова ребенком, который, сколько бы ни силился, никогда не умел лгать матери. Он тяжело вздохнул. Рейла смотрела так, точно знала о каждом его затаенном страхе, будто читала мысли, которые Дракон так тщательно хранил ото всех, даже жены и Эртура. О пророчестве, о кошмарах, о наследнике и призраках Летнего Замка, преследовавших его долгие годы. Казалось, она знала о нем все, даже больше, чем он сам, но то, вероятно, удел матери, который мужчине понять не дано. Прежде принц Рейегар все бы ей рассказал, поделился страхами и сомнениями, но король себе этого позволить не мог. Он сам взвалил на себя бремя, ему самому его и нести, благо, Рейла — не Серсея, она не стала допытываться и обижаться, уважая его право на секреты. За это король благодарен матери стократ. — К сожалению ли, к счастью ли, но на этом все. — Он простодушно развел руками. — Люди шепчутся, матушка, Паук и его пташки приносят тревожные вести, и даже всем золотым и красным плащам в городе вместе взятым не под силу остановить досужие сплетни. Королева-мать поднялась и подошла к сыну. — Им нет, зато королю под силу. — Женщина сжала его ладонь, но Рейегар лишь невесело усмехнулся. Как мог он заставить людей перестать говорить о том, что новый храм — попытка привнести в Семь Королевств варварские традиции Эссоса; взыгравшая в Таргариене кровь Старой Валирии, толкавшая его в нечестивые путы огнепоклонников? Как мог унять те волнения, что поднимали слепцы, не рискнувшие смотреть дальше собственного носа, заковавшие себя в узы вековых устоев и не готовые ни к чему новому? — И что ты предлагаешь? — Король потянулся за кубком, на дне которого искрилось рубиновое, как трехглавый дракон на его груди, вино, и хмыкнул: — Отдавать несогласных красным жрецам для жертвоприношений? Слыхал, у них это в ходу. Рейла с укором покачала головой, но уголки губ выдали улыбку: — Покажи им, что все, чего ты хочешь, — это их благо. Вели в честь именин дочери устроить праздник, на котором свои чудеса покажут заморские жрецы, а торговцы из Браавоса и Лиса выставят на продажу все свои милые безделушки. Народ любит праздники, всегда жаждет хлеба и зрелищ. Дай им и то и другое, и они позабудут, о чем еще вчера бурчали в подворотнях и трактирах. Рейегар согласно склонил голову, однако отсутствующий взгляд выдавал, что он вновь погрузился в свои мысли. Матушка была мудрой женщиной и хорошей королевой, её всегда любил народ, в то время как отца — боялся. Она говорила правильные вещи, на них обращал внимание и сам Рейегар в разговорах с Малым Советом и десницей, вот только Рейла, при всей своей доброте, не понимала, что найдутся те, кому очевидные блага, что сулят нововведения и сближение с Эссосом, придутся не по вкусу. И то будут вовсе не благочестивые бедняки, чью веру «оскорбит» присутствие в столице храма РʼГлора, а знать, приближенная к королевской семье, чье влияние появление на политической арене нового игрока может ослабить. Им не нужны представления, им нужен ручной правитель, на которого легко влиять увещеваниями, страхом или хитростью — не важно. Тайвин Ланнистер имел власть над его отцом, он попытался получить её и над молодым королем, отдав ему свою дочь, но просчитался. Таргариен поморщился и устало потер переносицу, прикрывая глаза. Кажется, он стал чересчур мнительным и недоверчивым. То ли отцово наследие давало о себе знать, то ли это и есть удел королей, но это пугало его. Рейегар заставил себя улыбнуться и кивнул: — Да, думаю, ты права, и это решит большую часть наших проблем. Благодарю тебя, матушка. — Надеюсь, что так. — Рейла склонила голову набок, заглядывая сыну в глаза, но смолчала. — Тогда расскажи мне, как наша именинница? Нам не удалось еще увидеться. В письмах ты писал, что она души не чает в твоей новой жене… Король нахмурился. «Твоя новая жена» — так и никак иначе матушка именовала Серсею. Он не знал, чем так досадило ей семейство десницы, но нескрываемая неприязнь в разговорах королевы-матери с десницей или его дочерью была почти осязаемой. — Рени прекрасно. Думаю, сегодня вы еще успеете с ней наговориться вдоволь. Они с Серсеей раздают милостыню беднякам, но к ужину вернутся, она так ждала вашего визита, что едва ли сомкнула глаза до рассвета — рисовала ваши с Визерисом портреты. Кстати, о нем… Напоминание о младшем брате заставило Рейегара нахмуриться, а Рейлу поникнуть, и потемневшее лицо матери рассказало королю куда больше, чем любые её слова. Мальчишка всегда был вздорным и себялюбивым, но после смерти отца, когда Рейегар стал королем, а Визерис — лордом Драконьего Камня, его крутой нрав вконец испортился, и, не отвези его мать прочь от Двора, последствия могли быть плачевными. — Он в восторге от своего лордства, так увлечен управлением собственным замком, много времени проводит с мейстером, — тихонько проговорила мать, и сердце короля сжалось от горечи. В младшем брате с юных лет просматривались признаки отцовской хвори, и Рейла, пережив одного безумца, рисковала оказаться наедине с другим. Рейегар ненавидел себя за подобные мысли, но беспокойство о матери все равно брало верх. — Он тебя обидел? Возможно, тебе лучше вернуться в Красный замок и?.. Рейла остановила его одним властным движением руки, и в фиалковых, как у сына, глазах, исполненных тоски, на миг вспыхнул былой, истинно таргариеновский огонек: — Нет, прошу, не продолжай. Он мой сын. Рейегар вздохнул: — Ты ведь знаешь, что со временем не останется выбора. Он слишком похож… — Нет! — Королева так неожиданно повысила голос, что Таргариен вздрогнул, с удивлением глядя на мать. — Он не похож на твоего отца. Женщина, кажется, и сама смутилась, но продолжила тоном куда более мягким, и на лице снова пролегла та тень печали, что появлялась на прекрасном лике королевы Рейлы Таргариен, когда речь заходила о покойном муже: — Твой отец был славным ребенком, добрым, веселым и милосердным. Тем… кем он стал, его сделали люди. — Мать облокотилась о перила, и Рейгару показалось, что она вмиг постарела на десяток лет, пусть в серебристых волосах и поныне не было видать и следа седины. — Люди, причинившие ему зло. Визерис — хороший мальчик, пусть и капризный. Перед его глазами был дурной пример для подражания, ты и сам это прекрасно знаешь. Но он всеми силами тянется, пытаясь подражать тебе. Рейегар хотел было возразить, но Рейла не позволила. Так странно было терпеть подобное обращение ему, за долгие два года на троне привыкшему к беспрекословному повиновению и благоговению. Рейегар не был жестоким правителем, однако никто другой, кроме матери, не позволил бы себе перебивать его. Даже Серсея. — Да, порой он перегибает палку, заигрывается в Дракона, но, Рейегар, пойми, он мой сын. Он — часть меня: моя награда, моя кара и моя ответственность. Кем бы он ни был, что ни говорил или творил, я голыми руками разорву любого, кто захочет причинить ему зло. — Рейла пожала плечами и подхватила старшего сына под руку, увлекая его прочь с балкона. — Как и за тебя, милый. За вас с братом я убью. Или умру. У тебя и самого есть дочь, и наступит день, когда ты меня поймешь.