Глеб
(Писалось под Kiesza – So Deep & What is love; http://vk.com/audios304258210)
О, счастье мне! Я снова могу ходить, как нормальный человек. Пусть немного больно и непривычно из-за хромоты и палочка коротковата для моего немалого роста, но всё это ерунда по сравнению с гадскими и ненавистными мною костылями. После посещения больницы звоню Алику. Не могу не поделиться с ним своей радостью. Ловлю себя на мысли, что больше не вынесу этой не проходящей ни днем, ни ночью тоски по нему. Ужасно устал бороться с самим собой. Пора с этим заканчивать. Поскольку рабочий день еще не закончен, еду на работу и устраиваю там всем разнос, по большей части для профилактики, нежели за дело. Довольный, что снова в боевом строю, еду домой. Устал. Ходьба даже на короткие дистанции выматывает похлеще спринтерского бега. Квартира встречает меня привычной тишиной, но впервые в жизни меня это не радует, а удручает, хочу другого. Шумного уюта, горящего камина и запаха еды с кухни. Кристально ясно осознаю, что устал быть один. Раздеваюсь и иду в свою спальню. Ужасно хочется принять ванну. Набираю воду, добавляю в нее пену и горсть морской соли. За прошедший месяц это первое полноценное купание, которое я могу себе позволить. Блаженствую не меньше часа. Когда выхожу, успеваю лишь надеть на ногу тутор и накинуть халат, как раздается домофонная трель, извещая меня о позднем визитере. И кого это принесло на ночь глядя? Открываю дверь и вижу на пороге совершенно счастливую мордашку Алика. От его искренней, чистой и светлой улыбки у меня самого расплывается лицо. Господи, я уже и забыл, как же он красив. Этот непослушный хохолок его темно каштановых волос, эта невероятная нежность кожи, эти неповторимые синие глаза и такие чувственные губы. Боже, дай мне сил! – Привет, – еще шире улыбается Алик, – прости, что нарушаю твои правила, – говорит он и подходит ко мне вплотную. От него приятно пахнет парфюмом, морозной свежестью и чем-то неуловимо напоминающим Новый год, – но я ужасно сильно по тебе соскучился, – выдыхает он мне в губы, а я больше не могу себя сдерживать. Обхватываю его за талию и с силой прижимаю к себе. Другой рукой, которой опираюсь на палку, зарываюсь в его непослушные волосы и с жадностью изголодавшегося зверя впиваюсь в губы, сметая все на своем пути. Поцелуй получается страстным и развратным. Толкаемся языками, то сплетаясь ими, то выталкивая, то покусывая, то посасывая. Стоять на одной ноге, опершись на нее всем весом, становится сложно и неудобно. Приходится выпустить Алика из объятий. Позволяю ему поднять убогий костыль, выданный мне в больнице, который он тут же отбрасывает со словами: «Эта гадость тебе не подходит» и с ловкостью фокусника извлекает элегантную трость* из длинного футляра, который я сразу же и не приметил. – Вот, попробуй, – говорит он, вручая мне красивый аксессуар. Смотрю на него и не понимаю, как можно было родиться в этом жестоком, порочном и несовершенном мире таким добрым и чутким созданием, не знающим, что такое эгоизм и гордыня. Беру в руки трость, она легкая, практически невесомая. Гладкая ручка из светлого материала, похожего на камень, удобно ложится в ладонь, давая возможность полностью на нее опереться. Делаю несколько шагов по прихожей. Идеально. – Ну как? – с придыханием спрашивает Алик, заглядывая мне в глаза. – Во-первых, здравствуй, – говорю я свои первые слова за эти несколько минут нашей встречи, – во-вторых, я не меньше твоего соскучился по тебе, – подхожу ближе и за затылок притягиваю Алика к себе, заглядывая ему в глаза, – ну и в-третьих, спасибо тебе за столь нужный и замечательный подарок, – последние слова уже шепчу в его приоткрытые и жаждущие моего поцелуя губы. Снова залипаю на них, не в состоянии оторваться от этой живительной силы, которую они мне дарят. От страсти и возбуждения уже кружится голова и разрывается от боли пах. Господи, как же я соскучился по своему мальчику. По его хриплым стонам, срывающимся с истерзанных губ. По трепещущим рукам, жадно блуждающим по пылающему телу. По горячему языку, напористо ласкающему мой член. – Глеб, – хриплым голосом стонет мне в рот Алик, разрывая наши объятия, – у меня остался еще один подарок для тебя, – заканчивает он, заглядывая мне в глаза, – пойдем в гостиную, там нам будет удобнее, – улыбается, быстро сбрасывает с себя верхнюю одежду, разувается и проходит в квартиру. Иду за ним. От меня не укрывается тщательно завуалированная забота обо мне, исключающая любой намек на жалость. Снова удивляюсь мудрости, гибкости и проницательности Алика. А мой мальчик взрослеет, это радует. Сажусь в кресло, рядом пристраиваю трость. Она мне все больше и больше нравится. Тонкий, изящный шафт, покрытый черным лаком и светлая, цвета слоновой кости ручка с красивой, искусно вырезанной вязью по внешнему краю. Сразу видно, ручная работа. Через минуту Алик вручает мне билеты на самолет. Не понимаю. Открываю, читаю и еще больше озадачиваюсь. Он сам приходит мне на помощь: – Глеб, в ночь с 29-ого на 30-ое мы улетаем с тобой в Швейцарию на одиннадцать дней. Остановимся в отеле, который находится в пятидесяти километрах от Цюриха, в городе Люцерн, – на долю секунды Алик прерывается, чтобы перевести дух и бросить на меня настороженный взгляд синих глаз, считывая мою реакцию на уже услышанные слова, – машину я уже арендовал, так что сразу же по прибытии отправимся в отель, он, кстати, хороший, четырехзвездочный, номер люкс с видом на горы и озе… – видя мою обалдевшую физиономию, Алик спотыкается, не договорив, и смотрит на меня большими, перепуганными глазами. А я в шоке! Блядь, я просто в полном и бескомпромиссном шоке! Такого в моей жизни еще не было никогда. Ни один человек на этом свете не дарил мне таких подарков. Все только и делали, что требовали их от меня. И чем дороже они были, тем благосклоннее становился ко мне человек. Я понимаю, что таковы правила игры в моем мире. Так было и так будет всегда, но от этого хрен редьки слаще не станет никогда. И вот сейчас я смотрю в глаза самому бескорыстному созданию, которое когда-либо встречал в своей жизни. Судьба, проказница, неужели ты действительно решила осчастливить меня, послав мне этого удивительного парня по имени Альберт? – Алик, скажи мне, сколько ты потратил на все эти подарки? – спрашиваю я из чистого любопытства, параллельно наблюдая за реакцией парня на свой вопрос. Он удивлен и разочарован. – Глеб, разве это имеет значение, когда речь идет об искренности и желании порадовать... – отвечает он, но потом резко себя обрывает на полуслове, которое уже готово было сорваться с его губ. Но и этих нескольких секунд замешательства мне хватает, чтобы заметить первоначальные буквы, в которые сложились его губы и язык, – дорогого тебе человека, – находится Алик, заканчивая начатую мысль. – Конечно нет, – говорю чистую правду. – Тогда зачем ты спрашиваешь о таких вещах? – недоумевает он. – Для того, чтобы понять тебя, Алик, – мой голос искренен и проникновенен, – убедиться, что ты не плод моего циничного, отравленного жизненными испытаниями воображения. Ты словно восьмое чудо света, которое пока не увидишь, не потрогаешь, не поверишь, – нежно улыбаюсь ему, на что он тут же реагирует, вспыхивая лучиками радости. – Ну так что же тебе мешает прикоснуться ко мне? – томным голосом спрашивает Алик, посылая в мой мозг и тело импульсы в виде желания и стайки мурашек вдоль позвоночника. Всё. Не могу больше. Хочу его. До одури. До дрожи во всем теле. До разноцветных кругов перед глазами. Резко, насколько это позволяет сделать мое собственное тело, поднимаюсь из кресла, опираясь на трость, подхожу к парню и предлагаю ему взять себя за руку. Его сильная и крепкая ладонь тут же оказывается вложенной в мою. Веду его в спальню, пропускаю вперед себя, закрываю дверь и прижимаюсь к нему со спины. Уверен, он прекрасно ощущает степень моего возбуждения, упирающуюся ему в поясницу. Наклоняюсь к изящному ушку Алика и жарким шепотом говорю: – Каждую проведенную без тебя ночь, я мучился и сходил с ума, – останавливаюсь, чтобы провести кончиком языка по ушной раковине и мочке, – от желания поцеловать тебя здесь, – опускаю голову и прохожусь губами по шее, сначала нежно и чувственно, затем болезненно и страстно. Алик протяжно стонет, зарываясь рукой в мои волосы, пытается развернуться ко мне лицом, но я не позволяю, – прикоснуться к тебе здесь, – моя рука скользит вдоль его тела и ложится на возбужденную плоть, слегка сдавив ее через плотную ткань джинс. Алик прогибается в пояснице и трется аппетитной попкой о мой изнывающий от желания член, – почувствовать себя в тебе, – яростно толкаюсь бедрами вперед, как можно сильнее вжимаясь между ягодиц парня. – Глеб… прошу… тебя… – срывающимся голосом, взывает ко мне Алик. Да я и сам уже на пределе. Отпускаю его, разворачиваю к себе и жадно целую, проталкиваясь горячим языком ему в рот. Тишину комнаты нарушают звуки нашего самозабвенного лобзания, смешанного с шуршанием одежды и тяжелым дыханием. Дорвавшись до моего тела, Алик яростно шарит по нему руками не в силах остановиться на чем-то одном, то пробегая пальцами по груди, мимоходом задевая чувствительные горошины сосков, то опускаясь вниз, чтобы приласкать поджавшиеся яички и ствол. Быстрыми движениями избавляю парня от одежды. С джинсами он помогает мне справиться сам, лихорадочно стягивая их вместе с трусами. Замираю на мгновение, любуясь своим персональным чудом света, которое не перестает меня удивлять...Алик
(Писалось под Lorde – Everybody Wants to rule the world; Limp Bizkit – Behind blue eyes; http://vk.com/audios304258210)
Беру Глеба за руку и веду к большой двуспальной кровати. Стягиваю с него халат и слегка подталкиваю к краю. Он не сопротивляется, ложится, смотрит на меня своими жемчужно-серыми глазами, в которых плещется неподдельное желание вперемешку с восхищением. Мое сердце срывается в ещё более яростный галоп, разгоняя по телу бурлящую лаву, в которую превратилась моя кровь. Становится жарко. Очень жарко… Забираюсь на кровать, нависаю над Глебом и тихо произношу: – Позволь мне сделать всё самому… – несколько секунд он молчит, после чего согласно кивает. Улыбаюсь ему, выражая тем самым признательность за доверие. Смотрю на него сверху вниз, упиваясь мощью и силой этого совершенного тела. Следов произошедшей трагедии уже практически не осталось, он всё такой же большой, смуглый и невероятно притягательный. Целую его в шею, покусываю ее, а затем зализываю языком. Опускаюсь ниже, к соскам, играю с ними, тело Глеба отзывается трепетом и истомой. Прохожусь влажной дорожкой по ребрам и животу, по паху и внутренней стороне бедер, срывая с губ любимого сладостный стон, ненадолго задерживаюсь на его яичках и наконец, погружаю истекающий смазкой член себе в рот. От одного этого уже готов кончить, так сильно по нему изголодался. Сам же Глеб выгибается мне навстречу, заставляя вобрать себя еще глубже. Не протестую, максимально заглатывая его на всю длину. Хриплый, срывающийся стон служит мне усладой и благодарностью. Но мне этого мало. Мое тело требует присутствия чего-то твердого и горячего, готового подарить мне наивысшее наслаждение и долгожданную разрядку. Еще с прошлого раза помню, где у Глеба хранится смазка, беру ее, быстро смазываю его и себя, проталкиваясь пальцами в сжатое колечко мышц, медленно растягивая упругие стенки ануса. Все это время Глеб пристально наблюдает за моими действиями, не пытаясь взять инициативу в свои руки, и лишь когда я решительно приставляю головку его члена ко входу, резко говорит: – Алик постой, – делает попытку меня перевернуть, но я не даюсь. Легко толкаю его в грудь, падаю сверху и яростно целую в губы, врываясь в рот языком и устраивая там эротический танец для двоих. Глеб отвлекается, забывается, я же тем временем насаживаюсь на его член по самые яйца. Задыхаюсь от мгновенной боли, замираю, делая глубокие вдохи–выдохи… – Глупый, – с нежностью в голосе говорит мне Глеб, поглаживая руками мою поясницу и ягодицы, затем начинает медленно и возбуждающе целовать шею и ключицы, болезненно покусывая их и снова возвращаясь к пульсирующей жилке на шее. Отвлеченный этой лаской, боль отходит на второй план, давая возможность снова почувствовать тот шквал эмоций, что бушует во всем теле. Приподнимаю бедра вверх и снова опускаюсь ими по члену вниз. Наслаждение окатывает волной по всему телу, заставляя дрожать, выгибаться и стонать. Хочу его видеть, хочу зрительного контакта. Выпрямляюсь, продолжая медленно скользить по налитому желанием естеству. – Глеб, я хочу, чтобы ты смотрел на меня, – с придыханием в голосе прошу я. Он хищно мне улыбается, от чего мурашки срываются в забег по всему моему пылающему телу. Скрестившись взглядами и руками, мы окунаемся в чувственный водоворот страстей, в котором мир перестает для нас существовать. Мы возносимся на гребне экстаза всё выше и выше, ближе к звездам, ближе к невесомости. А когда срываемся вниз с головокружительной высоты, нас поглощает лавина такого мощного оргазма, от которого невозможно не кричать и не метаться, не рвать и не царапаться, не умирать и не возрождаться вновь… Не замечаю, как в бреду наивысшего наслаждения с моих губ срывается одно короткое: «люблю»…