Алик
Открываю глаза и несколько секунд пытаюсь сфокусироваться сначала на потолке, а потом уже и на всей комнате в целом. Тот факт, что я нахожусь в нашей с Глебом спальне, а не где-нибудь в другом месте, меня немного успокаивает, но ровно до того момента, пока мой взгляд не падает на одинокую и абсолютно не мятую половину постели. Превозмогая головную боль, встаю с кровати и сразу же вижу стоящий на прикроватной тумбочке стакан с водой, а рядом с ним несколько таблеток. Непроизвольно улыбаюсь, радуясь столь незначительной заботе обо мне. С жадностью выпиваю предложенные лекарства и понуро бреду в ванную. Нестерпимо хочется принять душ и смыть с себя все события вчерашнего вечера, малодушно надеясь, что эта процедура поможет мне избавиться от неприятных воспоминаний. Но не тут-то было... Вместе с прохладными струями воды смываются и остатки сна, выдвигая на передний план чувство вины и гадливости за свое отвратительное поведение, не говоря уже о случившемся в туалете. С громким стоном отчаянья опускаюсь на колени, обхватив голову руками. Что же мне теперь делать? Как объясняться с Глебом? Где найти правильные и нужные слова? Как убедить его в том, что он дорог мне, как никто другой? Так и не найдя ответов на вопросы, выхожу из душа. Беру чистое полотенце и подхожу к зеркалу. Хм... Признаться, думал, выгляжу немного ужаснее... Да, бледноват и круги под глазами, но это все мелочи, а вот небольшой кровоподтек на губе и скуле заметен, бордово красным пятном напоминая мне о недавней встрече со своим прошлым. Прошлое... Как же мне избавиться от него? А-а-а... Вопросы, вопросы. Одни лишь вопросы и ноль ответов... И снова не придя к какому-либо консенсусу со своими мыслями, выхожу из ванной комнаты и резко замираю, встретившись взглядом с холодной сталью глаз Глеба. Он сидит на кровати, опершись руками о колени, и пристально на меня смотрит, затем медленно поднимается и говорит: — Одевайся и выходи. Я буду ждать тебя в кабинете, — после этих слов он разворачивается и уходит, а я стою и не могу пошевелиться. Я уже очень давно не слышал такого чужого и отстраненного голоса любимого. Мы словно вернулись в прошлое, в самое начало наших с ним отношений. Тогда, когда мы действительно были чужими друг для друга людьми. И вот как теперь воспринимать всю эту безрадостную реальность я пока не знаю. С бешено колотящимся сердцем одеваюсь и выхожу из комнаты. На негнущихся ногах иду в сторону кабинета, с каждым шагом погружаясь в пучину отчаянья и безнадеги. Создатель, помоги мне всё это пережить...Глеб
Пока жду Алика, снова закуриваю. Горьковатый дым, смешавшись со вкусом зубной пасты и ополаскивателя для рта, неприятным привкусом оседает на языке. С отвращением сминаю сигарету в пепельнице, поднимаюсь на ноги и подхожу к окну. Картина, что предстает мне с высоты восемнадцатого этажа, просто завораживает. Низкие тяжелые тучи, нависнув над городом, низвергают на землю тонны замороженного дождя, ветром закручивая и швыряя его в разные стороны, с шелестящим перезвоном впечатывая в стекло. Красиво! Алик наверняка будет в восторге, когда увидит... Неуверенное топтание за спиной отвлекает от созерцания стихии, разбушевавшейся за окном. — Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, разворачиваясь к парню лицом. В его темно-синих глазах плещется страх вперемешку с кучей других разнообразных эмоций. Мой мальчик, как всегда, доверчиво открыт, словно книга, приглашая себя прочесть. — Хреново, — удрученно вздыхает он, присаживаясь в кресло. — Ну, неудивительно, — без тени улыбки пожимаю я плечами, продолжая стоять около окна. Колючий шелест снежинок по стеклу приятно успокаивает мои натянутые до предела нервы, — ты выпил лекарства, которые я тебе оставил? — Да. Спасибо, — благодарно кивает Алик, растягивая губы в полуулыбке, всем своим видом показывая мне, как он напряжен. — Хорошо, — на выдохе говорю я, облокачиваясь на узкий подоконник. — Алик, послушай, — начинаю я свой монолог, который готовил полночи, — как бы мне не хотелось затевать этот разговор, но по-другому не получится... — на несколько секунд замолкаю, отвлекаясь на очередной яростный порыв ветра, с громким и протяжным воем ударившим по окнам, — этой ночью я много думал о произошедшем и пришел к выводу, что мне будет непросто принять тот факт, что ты мне не доверяешь, но я постараюсь это сделать. Но то, что ты продолжаешь любить другого мужчину, я принять не смогу. Вопреки всему, Алик не возражает мне, продолжая смиренно сидеть в кресле, вперившись взглядом в пол и только лишь услышав последние слова, он резко вскидывает голову и смотрит на меня расширившимися от неверия глазами. — Ну что ты на меня так смотришь? — спрашиваю я, в защитном жесте складывая руки на груди. — Хочешь сказать, что я не прав? — продолжаю давить, в тайне надеясь получить положительный ответ, хотя прекрасно знаю, что это нисколько меня не утешит и не переубедит. Реакция Алика куда красноречивее любых слов. — Боже, я и представить себе не мог, что ты сделаешь именно такой вывод... — глухо отзывается парень, продолжая пристально на меня смотреть. — Алик, а какие еще выводы я, по-твоему, должен был сделать, видя как ты заводишься с полуоборота на человека, с которым расстался почти два года назад? Какие? — Ну уж точно не такие, — обреченно вздыхает он, переводя взгляд мне за спину, — хм... метель... — отстранено констатирует он погоду за окном. — Хорошо, тогда давай зайдем с другой стороны, — психую я, подходя к столу, — почему ты не рассказал мне про Олега? — Прости, Глеб. Я знаю, как отвратительно всё это выглядит, — лепечет Алик, подскакивая на ноги, — но я не люблю его. А не рассказал тебе, потому что боялся озвучить свои страхи, сделав их реальностью... — Они и так уже являются частью нашей с тобой реальности, Алик! — жестко обрываю я парня, едва ли не скрипя зубами от злости и негодования, — неужели ты и сам этого не видишь? Ты только и делаешь, что живешь прошлыми ошибками, постоянно оглядываясь назад. Я устал от отношений, в которых присутствует фантом кого-то третьего! Понимаешь ты это или нет?! — произношу последнюю фразу и только сейчас понимаю, что кричу. — Я так больше не могу...Алик
«Я так больше не могу...» — набатом раздаются у меня в голове слова Глеба, лишая возможности здраво мыслить, говорить, дышать... Только и делаю, что испуганно пялюсь на возлюбленного, ожидая окончательного приговора себе и нашим с ним отношениям. — Мне нужен тайм-аут, — взяв себя в руки, заканчивает он, тяжело опускаясь в кожаное кресло, — и не только мне... Нам обоим. Поэтому какое-то время я поживу в гостинице... — Нет, Глеб! Прошу тебя, не делай этого! — восклицаю я, изо всех сил стараясь сдержать рвущиеся наружу отчаянье и слезы. — Умоляю тебя, выслушай меня... Олег, он... он ничего для меня не значит... Он в прошлом. Да, когда-то я его любил и очень сильно, но потом он изменил мне, понимаешь. Он предал меня, сделал мне больно. Ты думаешь, это так просто взять и простить человека, который растоптал твои чувства?! — тараторю я, захлебываясь страхом и ужасом от мысли, что могу потерять любимого человека. — Нет, это не просто, — соглашается со мною Глеб, холодно смотря на меня поверх сомкнутых в замок рук, — и твоя реакция на воспоминания подтверждает это. Попробуй ответить себе на вопрос, Алик — кого нам сложнее всего простить? — и ты получишь ответ не только на мой вопрос, но и на свой. А теперь я хочу закончить этот разговор. Я до ужаса устал и хочу спать. Если ты не против, я немного отдохну, а потом уеду. — Нет, Глеб, прошу тебя... — Всё, Алик! — решительно пресекает мои излияния Глеб, поднимаясь из-за стола. — Ты должен разобраться в себе, и я даю тебе на это время, так что воспользуйся им с умом, — заканчивает он и быстро покидает кабинет.***
Пока Глеб спит, я сижу в зимнем саду около окна, не переставая удивляться поразительному совпадению погоды и моего нынешнего состояния души, которое полностью соответствует непрекращающейся уже несколько часов метели. А ближе к вечеру Глеб собирается и покидает свою квартиру, прихватив с собой небольшую дорожную сумку и пару костюмов. Признаться честно, за всё то время, проведенное с самим собою, я так и не смог обрести ясности и понимания, что же мне теперь делать дальше... Безусловно я не хочу расставаться с Глебом, но и как доказать, что люблю его больше жизни, тоже не знаю... Из сегодняшнего нашего разговора я уяснил для себя одну простую вещь: моему любимому не нужны слова, ему нужны поступки. А что я лучше всего делал последние пару месяцев? Правильно, убегал - от себя, от Глеба, от собственного прошлого и от призрака Олега. Как ни ужасно это признавать, но отвечая на вопрос Глеба, я понял, что мои чувства к Олегу так и не прошли. Да, это уже не та любовь, что была раньше, и по сути, не любовь вовсе, но то остаточное чувство, что теплилось у меня в груди, и было тем самым каменем преткновения, что мешал мне его простить и отпустить. Сложно забыть и вычеркнуть из своей жизни того, кого любил и боготворил на протяжении целого года. Того, кому доверился, кому посвятил себя целиком и полностью, того, кому безгранично верил... Да, воистину говорят, первая любовь не забывается никогда. Это её дар и её проклятие...Глеб
— Глеб Маркович, я Вам больше не нужна? — Нет, Маргарита Сергеевна, спасибо, Вы свободны, — на автомате отвечаю я, бросив короткий взгляд на своего секретаря. — Тогда до завтра, — прощается со мною женщина и уходит. — До завтра, — отзываюсь я и снова возвращаюсь к изучению документов, которыми загрузил себя по самое «не могу», чтобы не думать об Алике каждую свободную минуту. Вот уже пятый день я практически днюю и ночую на работе, только чтобы не возвращаться в отель и не оставаться наедине со своими собственными мыслями. Я и представить себе не мог, что наше с ним расставание обернется для меня такой пыткой. Я практически ежечасно заставляю себя не возвращаться мыслями к тому воскресному утру и нашему с ним разговору, чтобы не начинать анализировать каждое произнесенное слово. И признаться честно, у меня это чертовски плохо получается. А еще у меня совершенно не получается не подсматривать за парнем… Пару лет назад мой начальник СБ, как всегда переживая за мою безопасность, напичкал дом IP-камерами. И вот уже на протяжении нескольких дней я бессовестно наблюдаю за жизнью Алика. За тем, как он каждое утро просыпается и идет в душ, как завтракает, — хотя чашку кофе с сигаретой сложно назвать едой, — как по вечерам возвращается в квартиру, садится за ноутбук и несколько часов кряду усиленно работает, как всегда расположившись в зимнем саду около окна с неотъемлемым атрибутом в виде большой чашки зеленого чая. Это уже стало привычным, видеть его, следить за ним, и поэтому, отложив в сторону документы, я придвигаю к себе клавиатуру и мышь. Открываю браузер и подключаюсь к камерам. Нахожу Алика быстро. Он как всегда сидит на своем излюбленном месте с ноутбуком на руках. Приблизив изображение, с тоской вглядываюсь в заострившиеся черты. Мой мальчик сегодня особенно задумчив. Он с грустью смотрит в монитор, монотонно просматривая какие-то файлы. Приглядевшись, узнаю наши с ним фотографии, сделанные в Швейцарии. На одном из фото, на котором я в одном полотенце, Алик задерживается и пристально на него смотрит. Затем поднимает руку и с нежностью обводит контуры моего лица, едва касаясь пальцами монитора. От столь искреннего и неподдельного проявления чувств сердце в груди сжимается и камнем ухает вниз. Боже, как же я по нему соскучился. Просто невыносимо. Но ужаснее всего то, что я вижу, как страдает и мучается мой любимый человек, которому я ничем не могу помочь, как бы мне этого ни хотелось. Это его жизнь и его выбор, который он должен сделать сам, без чьего-либо вмешательства. Я знаю, что должен бороться за Алика, но в тоже время понимаю, что не смогу делить его с фантомами прошлого. Я хочу, чтобы он принадлежал мне и только мне, потому что другого я просто не приму. Я люблю этого мальчика и готов многое для него сделать, но только при условии полной отдачи. До появления Алика в моей жизни я и понятия не имел, что такое быть собственником, зато сейчас во всей красе познаю все грани этого странного и порабощающего чувства. Погруженный в свои мысли, упускаю момент, когда Алик уходит из гостиной. Переключаюсь с камеры на какамеру и нахожу его в спальне, но поскольку света в комнате недостаточно не сразу понимаю, что он делает, но когда осознаю, дыхание сбивается на раз, а успокоившееся сердце снова срывается в бешеный галоп. Алик лежит на кровати с разведенными в стороны ногами и медленно себя ласкает через тонкую ткань трусов. Не считая этой незначительной детали, он полностью обнажен и, что самое примечательное, чертовски возбужден. Несколько минут зачарованно наблюдаю за тем, как парень увлеченно себя трогает, приковав взгляд к монитору ноутбука, что находится рядом. Переместившись руками с паха на грудь, Алик начинает самозабвенно ее наглаживать, периодически пощипывая пальцами соски. Он все также пристально смотрит на экран, беспрестанно облизывая и покусывая свои красивые губы. От этого откровенного, запретного и невероятно возбуждающего зрелища мне становится очень жарко и тесно в брюках. Положив руку на ширину, с силой сжимаю член, который уже изрядно напряжен и требует к себе внимания, но я пока держусь и не перехожу к активным действиям в то время, как Алик полностью уже обнажившись, вовсю надрачивает свой член и разрабатывает попку. А-щ-щ… Это просто невыносимо… От дикого и безумного возбуждения кровь ударяет в голову, лишая меня возможности думать и дышать. Рывком срываю с себя галстук, отрывая вместе с ним и верхние пуговицы сорочки. Дыхание такое, будто я пробежал стометровку за одну секунду, а все из-за того, что сейчас вытворяет мой мальчик, прижав колени к груди и подложив под поясницу подушку. Его руки ритмично двигаются. Одна вверх-вниз, другая вовнутрь и наружу. Он уже с легкостью загоняет в себя три пальца, то ускоряя ритм, то снижая. Оторваться от созерцания столь прекрасного и порочного зрелища я бы не смог даже под страхом смерти. Сложно описать себе то, что я сейчас чувствую. Это какой-то неописуемый конгломерат эмоций, в котором присутствует: стыд и страсть, похоть и любовь, обида и прощение. Перестав уже бороться со своим собственным возбуждением, расстегиваю брюки, приспускаю белье и обхватываю истекающий смазкой член. — Ммммм... — в голос стону я, откидываясь на спинку кресла, продолжая наблюдать за действиями Алика. Уж не знаю зачем, но он тянется к ночнику над головой и включает свет, чем невероятно облегчает мне возможность его видеть. И это заводит меня еще сильнее, потому что теперь я беспрепятственно могу разглядеть эмоции и страсть, которые в многообразии отражаются на его мужественном лице. А потом мы оба кончаем. Я с протяжным стоном и рычанием, Алик же беззвучно, выгнувшись дугой на кровати. Никогда не перестану удивляться многогранности оргазма. Он всегда разный и никогда не повторяется. Просто потрясающе... Медленно выплываю из пучины только что пережитого экстаза и, открыв глаза, застаю картину, от которой готов сорваться с места и бежать к Алику...Алик
Последние движения рук, и мое тело признает сокрушительным оргазмом, от которого сознание взрывается миллиардами разноцветных звезд, а тело выгибается дугой, натягивая мышцы до предела. Секунда-другая, и я в изнеможении падаю на кровать, судорожно хватая ртом воздух. Как только прихожу в себя, взглядом натыкаюсь на заключительные кадры горячего секса двух влюбленных. Я хорошо помню тот день, когда уговорил Глеба на совместное «home video», что было в новинку не только для меня, но и для него, поэтому мы оба не знали, что делать и как себя вести, но стоило нам завестись и войти в раж, всё пошло как по маслу. Тогда мы занимались любовью не меньше часа, долго и упоительно лаская и доводя друг друга до изнеможения чувственными ласками… Воспоминания того счастливого времени неминуемо накрывают меня с головой, скручивая тело судорогой отчаянья и боли. Закрываю лицо руками и впервые за все эти дни даю волю слезам… Не могу больше без него жить… Это все равно что лишиться источника жизненной силы. Все равно что потерять себя без возможности обрести заново. Все равно что умирать изо дня в день, но так и не обрести освобождения… Это невыносимо… Это больно... Это сводит с ума… В какой-то момент слезы высыхают, а в голове происходит озарение, являя моему внутреннему взору то единственное правильное решение, которое я так долго искал…***
Утро пятницы начинается со звонка в приемную руководителя и записи к нему на приём. Сознание кристально чистое. Нет ни страха, ни волнения. Все четко и понятно. Спокойно одеваюсь. Завтракаю и выхожу из дома. По пробкам добираюсь до центра города, долго и нудно паркуюсь, и всё равно приходится пешком идти пару кварталов, но меня это нисколько не огорчает. Морозный воздух и скрипучий снег под ногами действуют на меня умиротворяющее, даже несмотря на то, что я и так абсолютно спокоен и собран. Здание банка встречает меня сонной тишиной и немногочисленными клиентами за стойками операторов. Куда идти я хорошо помню, поэтому сразу же поворачиваю налево и направляюсь к турникету охраны, на котором меня ждет уже выписанный на мое имя пропуск. На лифте поднимаюсь на предпоследний этаж и попадаю в красиво обставленную приемную управляющего банка. Молодая девушка секретарь любезно провожает меня до кабинета, предварительно оповестив шефа о моем прибытии. — Ну здравствуй, Алик, — приветствует меня Олег, откинувшись на спинку своего кресла, — признаться честно, твой звонок меня удивил. Даже пришлось перенести одну встречу на послеобеденное время, чтобы поскорее узнать, что же тебе так срочно от меня понадобилось? — Здравствуй, Олег, — отзываюсь я, присаживаясь в кожаное кресло напротив рабочего стола, за которым сидит мужчина. — Чай, кофе? — радушно предлагает мне он, выгибая черную бровь. Как и всегда, призрак моего прошлого выглядит потрясающе и это глупо отрицать. Гладко выбритый и упакованный в идеально скроенный костюм от «Brioni», он с ленивой надменностью смотрит на меня, оценивающе разглядывая мое лицо, но меня это уже не трогает и не задевает. Не вызывает ни гнева, ни раздражения. — Нет, спасибо, Олег, — вежливо отказываюсь я, слегка изгибая губы в улыбке, — я не за этим сюда пришел… — Ну так не тяни! — с вызовом перебивает меня мужчина, подаваясь корпусом вперед. — Для начала я хотел бы извиниться перед тобой за ту отвратительную сцену, которую я устроил в туалете. — Принято! — восклицает он, резко поднимаясь на ноги, — но уверен, это не единственная причина, по которой ты решил почтить меня своим присутствием. — Ты как всегда чертовски проницателен, — соглашаюсь я, не стесняясь разглядывать красивое тело мужчины, с грацией хищника все ближе и ближе ко мне подбирающегося, — есть еще кое-что, о чем бы я хотел тебе сказать. Я прощаю тебя за то, что ты предал меня и мои чувства. Ты был прав. Я действительно тебя выдумал и наделил теми качествами, которыми ты не обладаешь. Я хотел верить, что ты любишь меня, наивно полагая, что безраздельно являюсь единственным человеком, с которым ты делишь свою постель. Но... я сам виноват, что верил в это, став жертвой своих же собственных иллюзий… — Боже, как поэтично сказано, Аличек, — с сарказмом подмечает Олег, приглушенно мне аплодируя, — я почти прослезился, но всё равно не понимаю, зачем ты ко мне пришел. Неужели для того, чтобы сказать всю эту розово-сопливую чушь про прощение? Ты серьезно? — Да, — спокойно отвечаю я, заглядывая мужчине в глаза, который, уперев руки в мое кресло, пристально на меня смотрит, пытаясь отыскать ответ у меня на лице, — я должен был тебе это сказать в первую очередь для себя самого… — А во вторую? — снова перебивает меня Олег, продолжая сканировать моё лицо взглядом. — А вот это уже не твое дело, — с ехидной улыбкой парирую я, отстраняя от себя сильное тело мужчины на безопасное расстояние. — Вот как… — задумчиво отзывается Олег, присаживаясь на край стола, — что ж, раз ты выполнил свою миссию по глобальному всепрощению, то не смею тебя больше задерживать, — с издевкой говорит он, зло сощурив свои глаза. — Извини, что отнял у тебя время, — с улыбкой говорю я, делая несколько шагов по направлению к мужчине, — и спасибо, что выслушал, — заканчиваю мысль и приближаюсь к его лицу на максимально близкое расстояние, так, чтобы ощутить тепло его дыхания и терпкий запах туалетной воды. «Я отпускаю тебя» — мысленно произношу я, прижимаясь своим ртом к твердым губам Олега. Секунда-другая, и я отстраняюсь, в прощальном жесте проводя рукой по красивому лицу человека, которого только что сделал своим прошлым окончательно и бесповоротно! Теперь пришло время заняться настоящим.Глеб
— Молодой человек, Вам туда нельзя, у Глеба Марковича совещание, — слышу я приглушенный голос своего секретаря, за секунду до того, как дверь кабинета резко открывается, являя взору возмущенное лицо Маргариты Сергеевны и разрумяненное Алика. Сердце в груди делает сальто, пропуская пару ударов. — Это очень срочно! — запальчиво говорит Алик, не обращая внимания на собравшихся у меня в кабинете людей. — Всё в порядке, Маргарита Сергеевна, я разберусь, — привычным тоном руководителя говорю я, поднимаясь из-за стола, — господа, прошу меня извинить за непредвиденный обстоятельства, но не могли бы вы нас оставить. Начальники отделов, понимающе кивая головами, встают и покидают мой кабинет, оставляя нас с Аликом наедине. Не успевает дверь за всей этой толпой закрыться, как мой мальчик срывается с места и, обхватив за шею руками, впивается в мой рот разгоряченными губами. От такого желанного и долгожданного момента, голова идет кругом, а кровь вскипает в жилах и начинает растекаться по всему телу, словно магма... В приступе нестерпимого желания обладать и подчинять, обхватываю лицо Алика обеими руками и с жадностью целую его в ответ, перехватывая инициативу. Целую яростно и дико, зарываясь руками в волосы. Кусаю и вылизываю, разве что, не порыкивая от удовольствия… Мой! Только мой! Люблю! Не отдам! Как безумные лижемся и тремся друг о друга, не забывая избавляться от одежды. Но на это не хватает терпения... Разворачиваю Алика к себе спиной и резко нагибаю его над столом, заставляя упереться в твердую поверхность руками. Судорожно расстегиваю джинсы и приспускаю их вместе с бельем до колен. Снова притягиваю его к себе и впиваюсь в рот сминающим поцелуем. Пока мы самозабвенно сосёмся, Алик забирается ко мне в брюки и крепко обхватывает рукой член, срывая с моих губ приглушенный стон. — В туалет, живо, — хриплю я, подталкивая парня в нужном направлении. Шумно вваливаемся в ванную комнату ни на секунду не разрывая объятий, всё так же безудержно продолжая вылизывать друг другу рты. Снова разворачиваю Алика к себе спиной и вжимаю его грудь в дверцу душа, потираясь твердым, словно камень, членом об упругй зад своего мальчика. Алик тут же откликается на это движение протяжным стоном и ответным потиранием о мой пах. С голодным рычанием хватаю с полочки крем для рук и обильно смазываю его и себя, тут же проникая в Алика сразу же тремя пальцами. Его вчерашние игры с собой облегчают эту задачу, как и само проникновение в узкий подход. От головокружительно-горячей тесноты, крышу сносит мгновенно, как только я оказываюсь в нем по самые яйца. Толкаюсь в него глубоко и размашисто, прихватив одной рукой за волосы, а второй впившись в бедро. Алик с не меньшей отдачей насаживается на мой член, монотонно поскуливая и постанывая, руками скользя по стеклянной дверце душа. В момент, когда мы оба достигаем наивысшей точки экстаза, я притягиваю Алика к себе и затыкаю его рот собственническим поцелуем, заглушая наши обоюдные стоны, которые всё равно просачиваются сквозь сомкнутые губы невнятным мычанием. Последние движения бедер, и я изливаюсь в бархатное нутро Алика, едва не прокусывая ему язык от умопомрачительного кайфа и шквала эмоций, которыми меня накрыло. Несколько минут стоим прижавшись друг к другу. Дыхание у обоих рваное и судорожное, вырывающееся из легких с вибрирующим сипением. — Люблю тебя! — шепотом говорю я, целуя Алика во влажный от пота висок. — И я тебя! — эхом отзывается мой мальчик, разворачиваясь ко мне лицом. — Только тебя! И больше не нужны никакие слова и заверения. За нас это сделали наши тела и души. Они поведали нам куда больше истины, чем мы сами смогли бы рассказать о ней, используя для этого человеческую речь. Есть вещи, которые невозможно постичь умом, поскольку они рассчитаны на чувства и эмоции, неподвластные рассудку. Их нельзя осмыслить, проанализировать или обдумать, их можно лишь только прочувствовать. Всем своим естеством, пропустив через себя словно ток и впитав каждой клеточкой своего тела. Да, я знаю, что наше будущее с Аликом никогда не будет легким и безоблачным, потом что мы оба раненые на душу калеки, которым многому придётся научиться, прежде чем отойти от ударов прошлого и зажить полноценной жизнью, не оглядываясь назад. А так же я знаю, что люблю своего мальчика, как никогда и никого не любил на этом свете, и верю, что его чувства ко мне, несмотря на прошлые сомнения, искренни и чисты, как и сам Алик! И пусть на нашем пути уготовано еще не одно испытание, я знаю, что мы справимся, потому что у нас есть — мы…Happy End or to be continued?! Wait and see…