Алик
Нет… Нет… Нет… Этого не может быть… Зачем? Ну зачем он снова появился в моей жизни? Я не готов, я слаб, я трус… Боже, ну почему сердце до сих пор сжимается от боли? Почему руки холодеют, и живот скручивает от волнения? Бежать, нужно бежать.… От себя, от него, от Глеба… Я трус, я слабак, я ничтожество… Сижу в курилке, забившись в угол, и курю уже третью по счету сигарету. Как только Глеб ушел, оставив нас с Олегом и Викторией наедине, я сбежал, трусливо поджав хвост. Никогда раньше я не задумывался над тем, где и как может произойти наша с ним встреча. Как только мы расстались, я оборвал все контакты с тем миром, в котором он вращался. Меня приглашали на фуршеты и рауты, но я упорно отказывался, боясь этой встречи, как самого страшного наказания на свете. И вот сейчас, когда я и думать забыл о своем страхе, он настиг меня в самый неподходящий момент. Четвертая сигарета… От никотина уже мутит, на языке горечь. Нужно сходить умыться и ехать домой. Подальше отсюда, подальше от Олега, подальше от себя. Встаю и иду в туалет, не обращая внимания на окружающих, а зря… – Ну что, Аличек, попался? – приторно улыбается Олег, наступая на меня хищным зверем, медленно оттесняя к стене. – Неужели и в правду не рад меня видеть? – с издевкой спрашивает он, саркастически изгибая темную бровь. Смотрю на него со всей ненавистью и презрением, на которую сейчас способен. – Нет? Жаль... А вот я по тебе очень сильно соскучился. Даже возбудился немного, – похабно облизывается он, положив пятерню на свою ширинку. – Иди нахуй, Олег, – сквозь зубы цежу я, сжимая руки в кулаки. – Ах-хах-хах! – заливисто смеется этот придурок, запрокинув голову назад. – Уж лучше ты Аличек и желательно на мой, – отсмеявшись, говорит он, пристально заглядывая мне в глаза. – Ты же помнишь, как хорошо нам с тобой было? – продолжает наступать на меня Олег, а я тем временем с ужасом понимаю, что отступать больше некуда – позади стена, – скажи мне, Алик, ты же не разучился глотать, как я тебя учил? Может, продемонстрируешь папочке своё мастерство? – Отъебись от меня, ублюдок! – выкрикиваю я, делая отчаянную попытку вырваться из ловушки, в которую меня загнали, но не тут-то было. Схватив за плечи, Олег с силой впечатывает меня в стену, вышибая из легких весь воздух, ощутимо приложив головой об кафель. От резкой боли, полоснувшей затылок, на несколько секунд выпадаю из этой реальности, давая мужчине возможность беспрепятственно прижать меня локтем к стене и впиться в мой рот собственническим поцелуем. Дезориентированный и обездвиженный я не сразу осознаю, что вообще происходит, и лишь когда слышу строгое покашливание со стороны двери, получаю долгожданную возможность не только дышать, но и видеть, но уж лучше бы я ослеп… Еще ни разу мне не доводилось сталкиваться с такими страшными, чужими и совершенно пустыми глазами Глеба. Наш зрительный контакт длится всего лишь миг, но и его достаточно, чтобы понять — это конец! – Олег, будь добр, попридержи, пожалуйста, свой похотливый член хотя бы до конца вечера, – брезгливо говорит Глеб, ополаскивая руки в умывальнике, – мне не нужны грязные сплетни вокруг моего честного имени, – заканчивает он, перед выходом одарив нас с Олегом презрительным взглядом. Буквально через секунду меня настигает осознание того, что сейчас произошло. Горло перехватывает спазмом, а слабость в ногах вынуждает меня осесть на пол… – Ненавижу тебя… как же я тебя ненавижу… – обреченно шепчу я, зарываясь руками себе в волосы и раскачиваясь из стороны в строну, словно болванчик. – Алик, да что с тобой такое? – уже серьезно спрашивает Олег, присаживаясь передо мной на корточки, – Эй, посмотри на меня… – просит он, протягивая ко мне руку… – Убирайся! Пошел вон! Ненавижу тебя! Мразь! Тварь… Звонкая пощечина отрезвляет и обрывает поток моей истеричной брани. Чувствую, как из рассеченной губы начинает сочиться кровь, прокладывая дорожку вниз. Механически вытираю ее рукой, затравленно поглядывая на мужчину. – Ты ебанулся, Алик, – с грустью в голосе констатирует Олег, покачивая головой, – совсем с катушек съехал. Лечись, пока не поздно, – бросает он и уходит, оставив меня одного. В состоянии полной прострации поднимаюсь на ноги и подхожу к раковине. Засовываю голову под кран и несколько секунд поливаю себя холодной водой, остужая мозг и лицо. Пока привожу себя в порядок, пару раз прячусь в кабинке, дабы избежать ненужного внимания и вопросов, которые неменуемо могут возникнут и навлечь на Глеба еще больше неприятностей, чем я уже доставил. Глеб. Имя любимого болью отзывается в моем сердце, заставляя согнуться пополам. Он никогда меня не простит. Не поймет. Не услышит. В очередной раз собираю себя по частям и выхожу из уборной. Как я и предполагал, с приездом группы обстановка кардинально изменилась. Моцарта сменил зажигательный рок-н-ролл, а зал наполнился весело смеющимися и громко разговаривающими людьми. Поискав глазами официанта, направляюсь к нему, параллельно высматривая Глеба. Зачем ищу, сам не знаю. Понятное дело, что он и слушать меня не станет, но я все равно должен его увидеть. По-видимому, я классический мазохист, которому нравится себя мучить. Вот почему я еще здесь, когда нужно было уехать еще с час назад? Сбежать, исчезнуть, испариться, но нет, хожу, смотрю, выискиваю и нахожу… Глеб стоит в компании Виктории и Игоря Викторовича рядом с импровизированной сценой, на которой играет приглашенная группа. Делаю пару больших глотков обжигающей жидкости, совершенно не чувствуя ее вкуса и крепости. Жадно наблюдаю за компанией, прожигая затылок Глеба пристальным взглядом. В какой-то момент он передергивает плечами и оборачивается, я же тем временем трусливо отворачиваюсь, прячась за спинами рядом стоящих людей. Выпиваю еще сто грамм виски, наконец-таки начиная ощущать, как удушливый, липкий страх, сковывающий всё тело и разум, отпускает, пробуждая во мне чувства и эмоции, а вместе с ними и глупую надежду на то, что наши отношения еще можно спасти… Вот только как? Взгляд задерживается на солисте группы, который в данный момент отдыхает около барной стойки, попивая полосато-радужный коктейль. В голову приходит идиотская идея, но я же уже пьян, а как говорится, пьяным и море по колено…Глеб
Чтобы хоть как-то справиться с эмоциями, которые грозятся вырваться наружу, вылетаю на улицу через служебный выход и заношу для удара руку, метясь ею в кирпичную стену, но вовремя останавливаюсь, задумавшись о последствиях столь импульсивной выходки. Разбитую в хлам конечность будет куда сложнее объяснить гостям, нежели запертую в туалете дверь. В немом приступе клокочущей в груди ярости и гнева молочу кулаками воздух, сквозь зубы порыкивая от собственного бессилия и беспомощности. Никогда не забуду полные ужаса глаза Алика. Никогда себе не прощу того, что ничего не сделал, чтобы его защитить. Но я не мог, и не потому, что мне этого не хотелось, а потому, что на мне лежит груз ответственности не столько за себя, сколько за людей, которыми я дорожу. Я не могу открыто заявить всему миру, что люблю мужчину, потому что знаю – эта новость убьет моих родителей. А так же я знаю, что пока жив, буду скрывать свою ориентацию всеми правдами и неправдами, идя на любые жертвы для того, чтобы эта тайна не открылась никогда. Да, я сволочь. Прагматичная, холодная и расчетливая тварь. Я жил так все свои тридцать семь лет и сомневаюсь, что сильно изменюсь, даже несмотря на свои чувства к Алику. Я слишком долго зарабатывал свой авторитет и слишком долго играл роль закоренелого натурала, чтобы одним опрометчивым поступком лишить себя всего. Я не могу себе этого позволить. В моем случае выбор – непозволительная роскошь, которого у меня нет… Одно удручает меня больше всего - это то, как Алик реагирует на Олега спустя столько лет. В моем понимании, ненависть – антипод любви, равный ей по силе и эмоциональному окрасу, и если человек разлюбил, то и ненавидеть он тоже перестанет, а если нет, то… Немного успокоившись и придя в себя, возвращаюсь в зал. Как поется в одноименной песне Freddie Mercury:«Шоу должно продолжаться. И пусть моё сердце разбито, А грим, наверное, уже испорчен, Но я продолжаю улыбаться»
Вот и я так же, механически, словно кукла, улыбаюсь гостям, говорю заученные фразы, раздаю дежурные комплименты и снова улыбаюсь. The show must go on… Лениво беседуя с Игорем и Викторией, явственно ощущаю пронизывающий взгляд в спину, оборачиваюсь, но никого не нахожу, хотя и без того знаю, что это Алик. Я понимаю, что нам нужно поговорить, но пока не готов этого сделать. Мой гнев на Олега и отчасти на Алика еще слишком осязаем и раненым зверем рвется наружу в виде испепеляющей душу ревности. Я очень боюсь наговорить лишнего. – Ты выглядишь подавленным, – проницательно замечает Игорь, как только пьяная Тори покидает нашу компанию, с не менее пьяными подругами, – что-то случилось? – ненавязчиво спрашивает он, потягивая коньяк из пузатого бокала. – Да все в порядке, устал просто, – признаюсь я, позволив себе немного расслабиться в компании своего финансового директора. Хороший он мужик и что ценно — не болтливый, хоть и чертовски наблюдательный. – Дамы и господа, попрошу минуточку внимания, – раздается поставленный голос солиста из мощных динамиков стереосистемы, – в качестве исключения и в честь сегодняшнего праздника, на этой сцене для вас выступит один из гостей. Прошу, встречайте, Альберт.(совет автора, читать под песню Mr. Big – Just take my heart; http://vk.com/audios304258210)
Как только слышу знакомое имя, едва заметно вздрагиваю, перевожу удивленный взгляд на импровизированную сцену и вижу, как на нее, нетвердой походкой, выходит Алик. Берет в руки микрофон, присаживается на высокий табурет, обводит собравшуюся публику взглядом, находит среди толпы меня, задерживается и говорит: – Никаких посвящений не будет, а кому надо, тот поймет. Ребят, музыку, пожалуйста. В зале раздаются первые аккорды акустической гитары. Проигрыш плавно льется из динамиков, лаская слух, а Алик тем временем, закрыв глаза, отдается во власть звука и мелодии. Когда он открывает рот и начинает петь чистым бархатистым тембром, мое сердце пропускает удар, а смысл слов медленно начинает проникать в мое сознание… (Алик поет, конечно же, по-английски, но для вас я выставлю перевод)Алик
Поздний вечер, но никто из нас не спит, Я не представляю себе жизни без тебя, Хочешь знать, почему так много вопросов без ответов? Я продолжаю искать причину, почему все пошло не так. Где наше вчера? Ты и я могли бы воспользоваться им прямо сейчас, Но если это прощание…
Уходя, забери мое сердце с собою, Без тебя оно мне больше не нужно, Я всегда буду любить тебя, но тебя так сложно удержать, Уходя, забери мое сердце с собою.
Вот мы и собрались здесь сейчас, чтобы сделать свой последний шаг. Я не хочу себя обманывать, я знаю, что уже ничего не вернуть, Стоя лицом к лицу, это был бесконечный наш разговор, Но когда любовь ушла, то не осталось ничего, кроме разговоров.
Я все отдам, Будь у меня шанс вернуть тебя назад, Но если это прощание…
Уходя, забери мое сердце с собою, Без тебя оно мне больше не нужно, Я всегда буду любить тебя, но тебя так сложно удержать, Уходя, забери мое сердце с собою.
На последнем проигрыше, когда слов уже больше нет, а музыка еще продолжает струиться, тихонечко припеваю «because i love you», отдаю микрофон парню из группы и ухожу со сцены под негромкие звуки аплодисментов. Отдав себя всего без остатка песне, ощущаю жуткую усталость не только физическую, но и моральную. Я сделал всё, что мог. Если Глеб захочет, он всё правильно поймет и расценит, а нет, значит, я вернусь в свою прежнюю жизнь и буду снова медленно умирать, чтобы потом вновь воскреснуть, словно гребанный феникс, но как же устал от всего этого... Уже практически перед выходом из ресторана на телефон прилетает sms от Глеба: «Езжай домой и жди меня там. На улице тебя ждет машина» Стою и как идиот пялюсь на экран, снова и снова перечитывая два коротких и простых предложения, реально не зная – радоваться мне или плакать. Да, безусловно, Глеб не из тех людей, кто будет избегать разговора, как обычно делаю я, но и не переживать за то, что это может быть наш последний разговор, тоже не могу. Боже, ну что за бесконечно длинный день и такая же бесконечно длинная ночь. – Привет, Дим, – устало приветствую я водителя, опускаясь на заднее сиденье автомобиля. – Привет, Алик! – весело приветствует меня парнишка, озорно подмигивая в зеркало заднего вида. – Что с тобой? Перебухал, что ли? – немного взволнованно спрашивает Дима, развернувшись ко мне вполоборота. – Шеф двадцать минут назад позвонил и велел немедленно тебя забрать. Хорошо, что я тут неподалеку был, у подружки зависал, смог быстро приехать. Вы там что… ну типа… поссорились, что ли? – Поехали Дим, – апатично вздыхаю я, прикрывая глаза веками, – ты даже представить себе не можешь, как-же-я-устал… Спасибо парню, больше он не мучает меня вопросами, включает музыку и плавно трогается с места. По салону разносится вступителтный проигрыш органа одной из моих любимых песен группы Rainbow – Can't Let You Go, а я как ненормальный начинаю истерически ржать, автоматически переводя слова песни. Не замечаю момента, когда смех переходит в безудержные рыдания, а сам я лежу, уткнувшись носом в ароматную кожу сидения, срываясь на вой на последнем куплете. Прихожу в себя лишь тогда, когда чувствую живительную влагу, щедро льющуюся мне в рот. Крепкая рука Димы бережно придерживает меня за плечи, а сам он безостановочно повторяет: – Пей, Алик, пей, – шепчет напрочь перепуганный парень, поглаживая меня по спине. Присасываюсь к бутылке и делаю несколько жадных глотков воды, только сейчас осознавая силу своей жажды. Чувствую, как истерика отступает, а на её место приходит блаженноя нирване, в которую я проваливаюсь под мерный, успокаивающий голос Дмитрия.Глеб
(Писалось под влиянием вот этих песен: Axel Rudi Pell - Broken Heart (Demo Version) Adam Lambert – If I can't have you; http://vk.com/audios304258210)
– Глеб Маркович, я не знаю, что делать, – в панике говорит водитель, трясущимся голосом пересказывая мне о том что у него случилось, – у Алика только что была истерика. Я напоил его водой и он отрубился... Разве это... – Где ты сейчас? – уже выбегая из ресторана, спрашиваю я, подходя к первому попавшемуся такси. – На пересечении Колхозной и 40 лет Победы, – откликается Дима, тяжело вздыхая в трубку. – Выезжаю, а ты езжай и жди меня на парковке моего дома, – бросаю в ответ я и отключаюсь, – на Московскую 57/1. Быстро! – Как скажете, – довольно улыбается водитель, забирая у меня из рук однотысячную купюру. – Игорь, я сейчас уезжаю, проследи, пожалуйста, за всем вместо меня, – прошу я своего финансово директора, нервно постукивая пальцами по колену. – Что-то случись, Глеб? – взволнованно спрашивает меня мужчина. – Все нормально, просто появились неотложные дела. – В половине двенадцатого ночи? – недоверчиво усмехается Игорь, понижая голос до шепота. – А как же Виктория? – с осуждением продолжает он в попытке меня пристыдить. – Она в твоем полном распоряжении, – безразлично отзываюсь я и кладу трубку.***
– Где он? – спрашиваю я, как только подхожу к автомобилю. – Здесь, – суетливо отвечает Дима, открывая заднюю дверь Мерседеса. – Помоги мне его донести, – привычно командую я, испытывая смешанное чувство страха и беспокойства. То, что у моего мальчика нервный срыв понятно и без заключения врача. Уж больно напряженной выдалась вся эта неделя, плюс сегодняшний день просто добил его и так натянутые до предела нервы. Уже в квартире, раздевая Алика, я проклинаю себя за то, что так и не отправил его домой, когда еще была возможность всего этого избежать… Ну почему, почему я этого не сделал? Эх, порою, мы и сами не можем себе объяснить своих собственных поступков. И вот сейчас, оглаживая руками обнаженное тело Алика, отчетливо вижу проступающие синяки на его левой руке, оставленные моими пальцами, кровоподтек на скуле — очень интересно, а он откуда взялся? — и большую темно-бордовую гематому на правом плече, чуть выше лопатки. Гребаный Олег, я разорву его на части. Уничтожу, сотру в порошок, но всё это уже будет завтра, а сегодня сон. Крепкий и здоровый сон. Которым я так и не смог забыться, всю ночь просидев в кабинете, куря одну сигарету за другой, хлебая виски и думая, думая, думая… Вчера многое для меня стало понятно, обрело смысл и разложилось по полочкам. Виню ли я Алика за то, что он не рассказал мне об Олеге? Нет. Хотя да, есть немного. Безусловно, неприятно осознавать, что твой любимый человек не доверят тебе до такой степени, чтобы открыться и поделиться своим прошлым. Но я и сам не лучше. В моей жизни всегда были и будут тайны, о которых не узнает ни одна живая душа на этом свете. У всех нас есть право на свои маленькие, а иногда и большие, секреты. Виню ли я Алика за случившееся на вечере? И да, и нет. С одной стороны я хорошо знаю, каким может быть Грачевский, налокавшись бухла. А так же я знаю, что Алик не способен на предательство. Но всё это знание ни хрена не помогает от разъедающей душу ревности. Она словно кислота, выжигает зачатки здравого смысла и рассудительности, оставляя за собой черную муть из жгучей ненависти и злобы. Исходя из того, что мне довелось вчера увидеть и услышать, прихожу к выводу, что между Аликом и Олегом было сильное чувство, по крайне мере у первого. Думаю, он любил Грачевского. Любил – какая непростая форма прошедшего времени… Никогда раньше об этом не задумывался. Но сейчас испытывая это чувство к Алику, мне кажется, что разлюбить полностью невозможно. Можно лишь задвинуть это чувство глубоко в сознание, убедив себя, что ты больше не любишь, но вот именно разлюбить – нет. Это же не болезнь, которую можно вылечить, приняв таблетку. Это весьма сложный психо-эмоциональный процесс, не подвластный нашему разуму и логике. Именно поэтому я и думаю, что Алик, не отдавая себе отчета, продолжает любить Олега. Ибо невозможно испытывать такие сильные эмоции, как гнев и ненависть к человеку, который ничего для тебя не значит. И вот как теперь жить с осознанием того, что твой возлюбленный не принадлежит тебе целиком и полностью, я пока не знаю. Это сложно, это не просто, но я найду способ заставить Алика забыть Олега. Если же нет, то просто отойду в сторону…