Плен

— Так это они? Весьма недурно. Ну-ка… — Двалин протянул руку, желая взглянуть на камни поближе; даже ему казалось, что на ощупь они будут холоднее льда. Но гном так и остался сидеть с протянутой рукой, не получив желаемого. Торин, сжимающий ожерелье, раздражённо поглядывал на собрата, всем своим видом демонстрируя, что эта драгоценность впредь не коснется ничьих рук, если он того не захочет. Двалин тяжело выдохнул, опуская руку и поднимаясь со скамьи. В последнее время из Торина сложно было вытянуть хоть слово. Он запирался в своих покоях, как в надежном убежище, прячась ото всех. Однако от самого себя спрятаться оказалось не так просто. — Это принадлежит эльфам, не так ли? – произнёс Двалин, хотя прекрасно знал, какую реакцию вызовет у короля своим провокационным вопросом. Торин побледнел, сильнее сводя брови, и взглянул на гнома так, словно перестал узнавать в нём друга. — Моё, — процедил Торин, стискивая ожерелье с такой силой, что то едва не ломалось в его руках. — Эти камни принадлежат эльфам! – заметно повысил голос Двалин. Нет, он не отстаивал права лесных жителей. Вот только разум Дубощиту необходимо было вернуть. Временами он не воспринимал даже самые объективные вещи, в любой правде видел ложь, а в любых речах — скрытый умысел. — Принадлежали бы, если бы эльфы оплатили работу! – не менее порывисто ответил Торин, бросая ожерелье обратно в сундук. — А тому нет подтверждения! — Они мучают твою совесть! Отдай камни эльфам, будь они неладны! — Убирайся! — в порыве очередного приступа гнева Торин сжал рукоять меча, что ныне всегда носил при себе, и Двалин, смерив его сочувствующим взглядом, удалился, не произнеся больше ни слова. Ещё какое-то время гном стоял перед закрытой дверью, медленно приходя в себя. Брошенное ожерелье свешивалось с края сундука, и камни его сияли, заменяя в этой темнице небесные светила. Торин взглянул на них так же высокомерно, как смотрел на Трандуила, заключённого в подземельях Эребора. — Это всё, что тебе нужно, — произнес он вслух и, немного поколебавшись, нагнулся за драгоценностью, вновь беря её в руки. Великолепная работа, изготовленная лучшими гномьими мастерами. Безупречная, изысканная, в неё был вложен огромный труд, и цена её была оправдана. Вот только Трор запросил больше. Зная, как дороги были Трандуилу камни, что он доверил гномам, король потребовал заплатить за них двойную цену. Но, получив отказ, без сожаления бросил их в сокровищницу, будто те были всего лишь безделушкой, радующей глаз, но не стоящей в сущности ничего. «Эти камни принадлежал эльфам!» — Так забирай! — выкрикнул он, не узнавая собственного голоса, и замахнулся, желая разбить проклятое ожерелье о стену. — Позволь? Рука гнома застыла в воздухе. Торин сглотнул, поднимая голову и вздрагивая от представшей перед ним картины. Сон? Снова? — Позволь? – повторил эльф, протягивая к нему руку, как недавно к ожерелью тянулся Двалин. Вот только агрессии Дубощит на этот раз не чувствовал. Был страх. Уже привычный, но все еще затягивающий в себя, словно болотная жижа. Он обволакивал, заливался под одежду, Торин почти ощущал его вкус. — Это моё, — спокойно напомнил Трандуил, заводя одну руку за спину и чуть наклоняясь, чтобы удобнее было взять из рук гнома желанную вещь. Торин шарахнулся от эльфа, как от огня, спотыкаясь о сундук и переворачивая его, так, что мелкие драгоценные камни рассыпались по полу, закатываясь под шкафы и стеллажи. — Тебя нет! Довольно! Хватит преследовать меня! – не выпуская из рук ожерелье, Торин бросился к двери, но тут же столкнулся практически нос к носу с эльфом. Сердце бешено колотилось о рёбра, по лицу крупными каплями стекала влага, но Дубощит застыл, не смея пошевелиться, опасаясь потерять эльфа из виду. — Что ты такое? Видение? Я болен? — отчего-то задыхаясь, проговорил гном. Эльф молчал, какое-то вовремя не сводя взгляда с драгоценности. А затем медленно выпрямился, заведя за спину и вторую руку. Недобрая улыбка коснулась его губ. Этот знакомый, надменный, насмехающийся взгляд. Презрение в смеси с жалостью. Однако этот взгляд успокаивал Торина. На миг показалось, что они оба вернулись в привычную для них игру, вечное соперничество, которое сейчас почему-то виделось таким бессмысленным. Но наваждение исчезло. Трандуил скрыл улыбку, как будто хотел всего лишь раздразнить гнома. И своего он определенно добился. Торин был растерян. — Тебе хуже, чем мне, — Трандуил поднял взгляд, глядя поверх головы гнома. Торин едва сдерживался, чтобы не обернуться, не взглянуть, на что смотрит эльфийский король. — Почему ты приходишь? Ты… не можешь быть духом или призраком, ведь ты ещё жив!.. Жив?.. Уголки губ эльфа вновь приподнялись. — Потому я и здесь. — Зачем? — Зачем ты потратил несколько часов на то, чтобы отыскать ожерелье, которое тебе не нужно? — Ответь мне! Эльф ухмыльнулся, обходя Торина мягкой, почти невесомой поступью. — Я — олицетворение твоих мук, сын Траина. Твоих бессонных ночей, твоих немыслимых страданий. Я — твоя совесть, что раздирает тебя изнутри, потрошит твою душу, стремясь оставить лишь пустую оболочку. Я — твоя боль. Твои страхи, скрытые тобой же глубоко в сердце. Остановившись перед гномом, Трандуил вновь наклонился к нему, понижая голос, словно кто-то кроме Дубощита мог услышать его. — Велико было удовольствие, не правда ли, Торин Дубощит? Мои крики завораживали тебя. Мои слезы вызывали желание, не так ли? Трандуил поднял руку, медленно поднося её к лицу гнома. — Ты сожалеешь? – шепнул он, и ладонь его почти коснулась щеки Торина. Горный король кожей ощутил исходящий от неё холод. — Ты сожалеешь? – повторил Трандуил, и на этот раз Дубощит почувствовал, как холод буквально сковывает тело. Изо рта с выдохом вырвалось облачко пара. Сожаление. Он всегда считал, что сожалеть о содеянном глупо, что бы ни произошло. Сожаление не изменит ситуации, не успокоит душу. Но отчего-то хотелось наклонить голову, позволив ему, наконец, коснуться себя. Проклятье. — Да, — выдохнул он и распахнул глаза, видя перед собой лишь стену. *** Пусть до Лихолесья оказался не таким близким, как Торин ожидал. До эльфийского королевства он добрался лишь к закату. Загнанный пони беспокойным ржанием отреагировал на натянутые поводья, тормозя так, что земля взрыхлилась под его копытами. Торин спешился, оставляя животное и подходя к главным вратам эльфийского дворца. Стоящие в карауле эльфы, заметив Короля-Под-Горой, вытянулись, и синхронно склонились перед ним. — Я хочу видеть вашего Владыку, — без лишних вступительных фраз произнес Торин. — У нас нет приказа сопровождать гостей, — ответил один из них. Торин не мог не признать, что эльфы были правы, он даже не удосужился предупредить о своём приезде. Однако сюда он всё же прибыл, обдумав и такую ситуацию. — В таком случае сообщите Ферену, что прибыл Торин, сын Траина, и что эльфы у него в долгу. Один из эльфов, получив поручение, направился внутрь. Оставшийся же на карауле, казалось, и не замечал больше гнома, продолжая нести службу. К Торину вышли довольно быстро, застав Горного короля, когда тот почти с любопытством осматривал внешний вид роскошного дворца Трандуила. Определенно, эльфы знали толк в изысканности. Впрочем, как и гномы. И это подтверждала его почти невесомая ноша, спрятанная в поясной сумке. — Вы прибыли один? Наверное, этот же вопрос волновал и стражу. Торин лишь кивнул, не обращая внимания на очередной поклон. Больше вопросов не последовало, по крайней мере, до тех пор, пока гном не оказался внутри. — Мы не ждали вас, — признался сопровождающий его эльф, торопливым шагом ведя Торина через залы дворца. — И, признаться, сейчас не лучшее время для беседы с Владыкой Трандуилом. Он не приходит в себя и вряд ли сможет что-то вам сказать. — Этого и не требуется, — Торин сосредоточенно нахмурился, прижимая ладонь к сумке. — У меня дар для короля. И я бы хотел вручить его лично. — В любом случае, король не сможет его принять, мастер гном, — продолжал настаивать на своем эльф. — Владыка Трандуил… — Если бы не я, Владыка Трандуил давно стал бы ужином для волков! – повысил голос Торин, что, на удивление, заставило Ферена изменить своей непоколебимости. С минуту он о чём-то размышлял, и каждая беспокойная мысль отражалась на его лице, выдавая себя появляющимися морщинками между бровей. — …Леголас прибудет после заката и захочет побыть рядом с отцом. Вряд ли присутствие посторонних обрадует его. — Я уйду раньше, — пообещал гном и, получив кивок согласия, направился вслед за эльфом. Стража. Кругом эльфы — облаченные в кольчуги, стоящие наготове с мечами и копьями. Покои короля охранялись лучше, чем сокровищница Эребора. Эти бездушные создания будто вросли в пол. Останутся ли они здесь, когда эльфийский король…. Ферен жестом предложил Торину остановиться, подходя к эльфам и о чём-то переговариваясь с ними. Единожды те взглянули в сторону гнома и минуту спустя расступились, перестав заслонять собой двери, ведущие в покои Трандуила. Ферен с явным нежеланием открыл их перед Горным королем. Он же и закрыл за ним дверь, когда Торин оказался внутри. Наверное, ещё никогда светлица так не оправдывала своего названия. Здесь было проще посчитать количество стен, чем окон. Однако все они были занавешены плотной тканью, почти небрежно, словно в этой комнате уже объявлен траур. Отношение эльфов к случившемуся выводило гнома из себя. Те будто и не старались помочь королю. Пустили всё на самотек, заперли тело своего Владыки, словно не желая лишний раз видеть его. Да случить что-то подобное с правителем-гномом, ни на миг бы его не оставили в одиночестве. Лелеяли бы надежду до последнего вздоха, искали бы способы, лекарства, целителей, но никак не нового короля. Трандуил лежал на кровати, и, видно, так его положили сюда, как только привезли из Эребора. Поза мертвеца. Вытянутое тело, расправленные плечи, сложенные на животе руки, лежащие поверх покрывала. На лице застыло ледяное спокойствие и умиротворение. Словно ему было хорошо там, где он сейчас. Торин подошёл к его кровати, осознавая, с каким трудом даётся каждый шаг. Как бы ни считали остальные, он никогда не был равнодушен к случившемуся. И никогда не оправдывал себя перед другими. Впрочем, и истины не знал никто, кроме него самого. Сложно ли поверить, что эльф погибает от голода и плохих условий? От ран, от тоски по дому… — Что бы ты сделал сейчас, узнав, что я здесь? — произнёс Торин, присаживаясь подле кровати Лесного Владыки. — Убил бы? Как бы отомстил? Снова это желание спрятать душевные раны. Он и представить себе не мог, что будет настолько сложно открыться даже самому себе. Зачем он здесь? — Наверное, я хочу этого, — признался Дубощит, устало глядя на эльфа. — Чтобы ты отомстил. Почему… Почему бы тебе не проснуться, Трандуил? Не открыть глаза, чтобы я увидел в них ненависть? Гном взглянул на дверь, в очередной раз, убеждаясь, что та закрыта. Запереть бы её изнутри, остаться с ним и ждать, пока эльф его услышит. Гном замолчал. Как будто в самом деле ждал ответа. Удерживал себя от того, чтобы коснуться эльфийского короля, ощутить в руке золотистые нити его волос. Он был отмыт, переодет, и сейчас ему не хватало лишь венца и презрительного взгляда в сторону гнома. «Эти камни принадлежат эльфам!» Мысль, что так яростно билась в его голове и побудила Торина отправиться в Лихолесье, вновь напомнила о себе. Разумеется, это то, ради чего он прибыл в эльфийское королевство. Торин без сожаления достал из сумки свёрток, кладя его на край кровати. Он раскрывал его осторожно, словно лепестки у закрытого цветка. Лежащее внутри ожерелье оставалось таким же прекрасным, но сиять ярче даже в царских покоях оно было не способно. Мёртвый камень останется мёртвым и в трясине болот, и в мифриловой оправе. — Так какого Моргота ты делаешь здесь, а не в моих владениях, Трандуил? — с болью произнёс гном, позволяя себе наконец коснуться плеча эльфа. — Очнись… — прошептал он почти с отчаянием. — Просыпайся. И мы сразимся на равных. Как ты того и хотел. Ну же! Отомсти мне! Это я сделал тебя таким! Пальцы сжали хрупкое плечо. Хотелось встряхнуть его. Трясти до тех пор, пока сознание к нему не вернется. — Я лишь хотел обладать тобой, — эти слова сорвались, едва в голове гнома мелькнула подобная мысль. К чему теперь молчать. — Мое желание… унизить тебя в отместку за своё унижение — лишь повод. Лишь… повод… Торин опустил руку вниз и осторожно сжал тонкие длинные пальцы эльфа. А затем положил ожерелье под его руку. Его же пальцами провел по острым граням драгоценных камней. — Это… нравится тебе? – гном усмехнулся, прижимая ожерелье рукой Трандуила. —Разумеется, нравится! Я видел твой взгляд в тот день. Видел, как ты страстно желал их. Желал, но не получил. Торин отвёл взгляд, убирая руки, и с тяжёлым вздохом откинулся на спинку стула. — А я взял то, что желал. Сделал из тебя сокровище. Мог бы оставить в Эреборе. Смотреть на тебя, когда мне этого захочется. Говорить с тобой, прикасаться к тебе. А теперь я отдал всё. И камни, и тебя. Гном грустно улыбнулся, поднимая взгляд к полотку. — У меня осталось ровно то, что я заслужил, верно? Разбитая душа. Кошмары. Видения. Это твоя месть, Трандуил? Что ж…, — упёршись руками в колени, Торин поднялся, ещё на несколько мгновений замирая у его постели. — Победа за тобой. Я мёртв внутри, но твоя душа, я знаю, еще мечется, силясь разбить тот кокон, который ты сплёл собственными руками. Я признаю свою вину и раскаиваюсь, Трандуил. Но моё раскаяние тебе не нужно. Вспомни, для чего ты жил. Он в последний раз склонился над эльфом, произнося слова прямо ему на ухо. — Я посмел коснуться святыни, так быть мне проклятым за мои деяния. За всю боль, что причинил тебе в эгоистичном желании сделать тебя своим. Но святыня должна существовать, ибо что ей прикосновения нечестивых, идущих на поводу у своих желаний? Прикрыв глаза, Торин вдохнул запах розмарина, рассеянного по всей опочивальне. Склонился ещё ниже к его лицу, и губы замерли, почти касаясь лба эльфа. Короткий неровный выдох. — Живи. Я прошу тебя, живи. Так и не решившись, Торин отстранился и спешно отвернулся, покидая королевские покои. Ферен встретил его не сразу. Эльф явно был чем-то обеспокоен, но всё же предложил гному кров, ибо загнанный пони не смог бы преодолеть и половину пути до Одинокой Горы. Торин понимал, что и ему нужен отдых. И принял предложение, пообещав покинуть Лихолесье на рассвете.