Плен

Королевство пробудилось, словно ребёнок от дурного сна, и вовсе не радостью было оно овеяно с пробуждением, а тревогой и беспокойством. Ведь даже осознавая, что все кошмары были лишь дурным сновидением, мы ещё не скоро находим желанный покой. Торин не успел сказать ни слова, лишь едва уложил ослабшего короля на свою кровать, как стража мигом распахнула двери в гостевые покои, и вместе с ними в спальню вошёл наследник Лесного Владыки. Они были похожи на стаю птиц, которых спугнули громким звуком, в этой суматохе на гнома никто и не взглянул. Казалось, всё королевство столпилось у дверей, желая подтвердить давно разнёсшиеся по дворцу слухи. — Король жив! — крикнул кто-то, и на лицах эльфов стали расцветать улыбки. Торин покинул комнату и, избежав внимания эльфов, стал блуждать по дворцу в поисках места, где можно посидеть в тишине и обдумать случившееся. Искать, впрочем, долго не пришлось; ныне жизнь королевства кипела там, где мольбы покинутых надеждой перворожденных достигли ушей Илуватара. Еще несколько шагов, и голоса стихли окончательно. Узкие мосты, по которым невесомые эльфы передвигались, будто паря над землей, были для гнома неудобны. О, как было бы нелепо оступиться и нырнуть в лихую реку, что струилась внизу, укрытая покрывалом тумана. Но мысли Торина сейчас занимало иное. Он медленно шёл вперёд, то и дело поднимая голову, чтобы осмотреть место, где находится. Он умолял Трандуила жить, но сейчас признавал, что не смел на это надеяться. Говорить с призраком, зная, что тот исчезнет, не оставив после себя и следа, было куда проще, чем обращаться к буквально воскресшему эльфу, смотреть ему в глаза, понимая, что тот никогда не сможет его простить. Думы Торина становились всё мрачнее, гном уходил всё дальше, пока, наконец, не оказался в одном из чудных садов эльфийского королевства. Похоже, этот сад был единственным в этих краях, кто жил, невзирая на беды детей Эру. В каждом цветке, что тянулся к редкому солнцу, было больше надежды, чем во всем народе Лихолесья. Проведя здесь некоторое время, Торин вдруг понял, насколько тяжела и несчастна судьба эльфов. Они не знают смерти, но, встретив её, опускают руки, не в силах бороться с тем, что им неведомо. Торин опустился на скамью, глядя на мост вдалеке, что соединял полный тёмных чар лес и эльфийской дворец, неповторимый в своей красоте. Он думал о том, что ни разу не представлял, что произойдет с эльфийским народом, когда новый король взойдёт на трон. Трандуил был отвратителен в своем характере, его сын куда мягче и проще, но долго ли продержалось бы королевство, созданное упрямым, непоколебимым, сильным волей королем в руках ещё незрелого, жаждущего приключений мальчишки? В любом случае, возвращение Трандуила к жизни вызывало у него путанные, не совсем понятные ему самому чувства. И разобраться с ними следовало как можно быстрее, пока не пришлось предстать перед… — Неужто так сильно твоё нежелание видеть меня в живых? Голос, знакомый ему, казалось, уже не одну сотню лет, заставил содрогнуться. — Я думал, ты ещё не в состоянии передвигаться, — произнёс гном, не поднимая головы, но понимая, что эльф находится где-то позади него. Шаги его по-прежнему были неслышны для гнома, и лишь голос выдавал местонахождение Лесного короля. — Ты ошибаешься, — ответил Трандуил. — Силы возвращаются ко мне, к тому же, свежий воздух идёт мне на пользу. — Владыка Трандуил! Этот выкрик всё же заставил Торина обернуться. К эльфийскому королю быстрым шагом направлялся один из придворных, не сводивший со своего короля встревоженного взгляда. Похоже, он был приставлен следить за своим господином, но упустил его и теперь намеревался вернуть обратно во дворец. Трандуил лишь отстранённо взглянул на молодого эльфа, ожидая от него хоть каких-то слов. — Владыка, — снова повторил придворный, опуская голову. — Я…прошу вас вернуться в свои покои, врачеватели велели вам оставаться в постели, пока… — В этом нет необходимости, Ренбрар. Как видишь, я вполне могу стоять на ногах. Торин удивился, насколько спокойно, почти умиротворенно звучал голос эльфийского короля. — Но, Владыка! – сделал очередную попытку эльф, и взгляд Трандуила вдруг изменился. — Смотрю, за месяц, проведенный без короля, вы настолько одичали, что смеете не подчиняться воле своего Владыки! — в голосе сына Орофера зазвучала сталь, вновь убеждая Дубощита в том, что перед ним не очередное видение. Молодой эльф, казалось, затрепетал от этого тона. Поклонившись, он удалился без лишних слов, неся во дворец дурные новости: вместе со здравием к королю стал возвращаться и характер. Вот только Торину показалось, что вернулся он лишь на мгновение, а Трандуил просто отыграл роль могущественного и сурового правителя. После того, как эльф ушел, этого больше не требовалось, лицо его смягчилось, на нём явно отразилась усталость. И вовсе не физическая. — Сядь, — попросил Торин, видя, как тяжело начинает дышать король. Тот не стал отказываться или противиться совету, опустился рядом с гномом, устремляя взгляд туда же, куда до его появления смотрел Торин — к мосту. Он улыбнулся и, обратив внимание на непонимающий взгляд гнома, пояснил: — Однажды по этому мосту провели связанных, измученных усталостью и голодом тринадцать гномов. Их предводитель отказывался отвечать на вопросы, что вызвало во мне преступное желание сломать его, наказать за неподчинение. Сейчас я думаю о том, какое право я имел поступать столько жестоко по отношению к и без того обделенному существу. Торин слушал эльфа, не скрывая своего удивления. Он не ожидал подобных слов, пусть и не были они наполнены особой мудростью. — У тебя был повод, — напомнил он, словно желал вернуть всё на свои места. Так, как это было привычно для них обоих. — Ты лишил меня его, — с усмешкой ответил Трандуил, и гном обратил внимание, что тот держит в руках ожерелье с самоцветами, то самое, что Торин вложил в безжизненные руки эльфа несколько дней назад. — Война была бессмысленной, Торин. К чему и начинать ее вновь?. — Ты ли говоришь это? — Торин, поражённый словами Лесного Короля, невольно повысил голос; эта печальная улыбка на лице бывшего врага сбивала его с толку. Можно было бы подумать, что это очередная игра, но Трандуил по-прежнему был слишком слаб, чтобы иронизировать. Он поймал на себе взгляд зелёных глаз, и ему показалось, что эльф смотрит ему в самую душу, вырывая изнутри вопросы, которые сам Торин не решался озвучить. — Я был там, — не отреагировав на непонимание гнома, продолжил Трандуил. — В чертогах Мандоса. Я ожидал встречи с Намо, но Владыка Судеб не явился мне. Также никто не повстречался мне на пути, а те двери, на которые мне пришлось наткнуться, оказались заперты. Я словно попал в ловушку, бесконечный лабиринт, я и думать не мог, что смерть может быть такой… непонятной. Я бы даже сказал, неприветливой. Трандуил разложил ожерелье на своих коленях, ненадолго залюбовавшись им. Торин прекрасно понимал его желание, и где-то глубине души радовался тому, что оно пришлось Владыке по душе. — А затем я услышал… голос, — продолжил Трандуил. — он был едва различим, прошло много времени прежде, чем я сумел разобрать хоть какие-то слова. Все ярче и ярче звучал он толи за пределами стен, окружающих мою бесконечную тюрьму, толи внутри моей головы. Сначала я разобрал, как он звал меня, о чём-то молил. Чуть позже я понял, кому он принадлежит. Торин и сам прекрасно знал, о ком шла речь, и Трандуил не стал подтверждать и без того очевидные вещи. — Убийца ты мне или нет, но я, устав от бесконечных скитаний по пустоте, пошёл на голос, зовущий меня. И с каждым моим шагом он становился громче. Вскоре я стал различать не только слова, но и чувства. Я словно принимал на себя всю ту боль, что испытывал говорящий, и не мог поверить в это. Ругал себя за наивность, за глупость. — И всё же ты пошёл за ним, — утвердительно произнес Торин, на что эльф коротко кивнул. — Я пробыл там слишком долго, чтобы оставаться в оковах обид, меня не влекли Бессмертные земли, я жаждал вернуться домой. К тому же, услышав тебя, я понял, что моё время ещё не пришло. Моей ошибкой стало то, что я позволял себе умереть. — Но ты пришёл ко мне, — гном с сомнением взглянул на короля. — Почему? Эльф медленно выдохнул и прикрыл глаза, ненадолго замолкая, словно переводя дух. А затем поднял ожерелье, застёгивая его на своей шее. Гном не мог не отметить, что эта драгоценность была создана для него, и лишь на нём эти камни сияли в полную силу. — Потому что ты был единственным, кто просил меня жить. Торин не успел даже удивиться, услышав последние слова эльфа. Тот пошатнулся, хватаясь тонкими бледными пальцами за край скамьи, и по какой-то насмешке судьбы вновь оказался удерживаемым своим бывшим недругом. Крепкие руки осторожно сжимали ослабшее тело, и на миг Торин ощутил, что не просто поддерживает, а обнимает Лесного Владыку. И это мгновение показалось ему величайшим блаженством. Торин в самом деле чувствовал себя счастливым от того, что эльф, лишившись сил, предпочитает его объятия, а не холодную землю, что было бы куда более свойственно тому Трандуилу, которого он знал несколько месяцев назад. Эльф не терял сознания, старался держаться, и Торин едва сдерживал себя, чтобы не предложить несчастному вздремнуть, устроившись головой на его коленях. — Позволь мне отвести тебя в твои покои, — сказал Торин, глядя в глаза эльфу. — Тебе нужно отдохнуть. — Какая забота, — тихо усмехнулся Трандуил. — Тебе наверняка хочется упомянуть, что я виновник твоего состояния. — Если бы я до сих пор держал на тебя обиду, полагаешь, вел бы я сейчас с тобой беседу? Кроме того, я до сих пор ощущаю твои страдания. Похоже, ты уже получил своё наказание. Торин окончательно растерялся, поражённый теми изменениями, с которыми Трандуил пробудился от смертного сна. Определенно, проще было бы вынести объявление войны, чем осознание собственной ничтожности. — Я прощаю тебя, Торин Дубощит, ибо сам был виновником случившегося. Ты сделал то, на что у меня не хватило духу, — поймав вопросительный взгляд гнома, эльф приподнял уголки губ. — Я говорю о раскаянии. Моя вина была не в том, что я не помог тебе сразиться с драконом, а в том, что поддался собственному эгоизму. Эта война… — он прижал ладонь к драгоценности на своей шее. — …начата не тобой. Но ты закончил её. Закончил, как сумел, и никто не смеет судить тебя за это. — Но… — Я жив, — улыбка на лице эльфа стала ярче, и он осторожно выскользнул из рук Торина, вновь выпрямляя спину. — И должен меня ненавидеть, — безрадостно произнес Торин. — Иначе… Всё это просто не вяжется в моей голове. — Я был в одиночестве слишком долго. — Я убил тебя. — И спас. Торин опустил голову, обречённо закрывая её ладонями. Слишком нереально. Действительность не может быть такой. Неужели всё-таки сон? — Впрочем, я не могу сказать, что совсем не рад видеть твоих мучений, — с усмешкой заметил Трандуил. — Пожалуй, за это стоило умереть. Торину показалось, что эльф прочел его мысли, ибо слова его прозвучали точно так, как можно было бы ожидать от Трандуила, живого, колкого, прекрасно-дикого, словно дивный, но ядовитый цветок – нужно быть глупцом, чтобы прикоснуться к нему. — Adar*! Видимо, услышав от придворного эльфа неприятную весть, наследный принц решил лично прийти за Владыкой. Вот только вид того, как Трандуил доверчиво прижимается к гному плечом, несколько озадачил Леголаса. Впрочем, Эльфийский король всё же удостоил сына вопросительным взглядом, и принц сменил растерянность серьезностью, шагая к родителю. — Отец, безрассудно уходить от лекарей в такое время. Прошу тебя, вернись и позволь осмотреть тебя. — Я не болен, — равнодушно ответил эльф. — Единственное, что меня волнует, так это причина, по которой вы оставили нашего гостя без внимания. — Но, отец… — Король Эребора прибыл, дабы услужить нам, и какова ваша благодарность? Какова твоя благодарность, сын? О чем ты думал? О троне! — Нет, отец! — выкрикнул Леголас, поражённо распахивая глаза. — Вовсе нет! Я не желал занять твое место! — Ступай, — холодно бросил эльф. — Я в надёжных руках, передай, чтобы впредь меня не тревожили. Леголас лишь неуверенно кивнул, по виду напоминая самого обыкновенного мальчишку, отруганного отцом. Эта сцена позабавила гнома. По крайней мере, Владыка эльфов утратил не весь характер и, вероятнее всего, как и прежде, будет править Лихолесьем своей твёрдой рукой и непоколебимой волей. Чуть позже. А пока им двоим требовалось немного тишины наедине друг с другом. Нерешёнными оставались множество вопросов, но теперь впереди была вечность на то, чтобы дать на них ответ.