***
Затем была Нами. После путешествия на родину она взяла на воспитание одиннадцатилетнего мальчика — как-то не сложилось у нее иметь своих детей, хотя мужчин был предостаточно. Мальчишка был весь в веснушках, рос смышленым, называл её старухой и обожал рисовать. Нами учила его навигации. Он любил море, и ей так хотелось рассказать ему про свои карты. Но он должен сам их найти — и найдет, если будет внимательно слушать и смотреть по сторонам. — Говорят, что великая кошка-воровка Нами нарисовала карту всего мира! — сказал он как-то раз. — Я услышал это из песен Соулкинга. — Серьезно? — спросила навигатор мугивар. — Должно быть, cкучная вещь, эта карта. Будто больше и нет неизведанных территорий, что думаешь? — Не мели чепухи, — сердито ответил ей пацан. — Я слышал, что есть еще один таинственный остров, который Нами не исследовала. Говорят, на этом острове водятся чудеса из чудес! — Кто же это говорит? — рассвирепела Нами. — Кошка-воровка создала карту всего мира! — Да, но я слышал, что это остров особенный! Хотел бы я его обследовать и нарисовать... Но для начала нужно найти карту Нами. Вдруг он всё же там есть. — Что за чудный остров? — думала Нами позже. — Я готова поклясться, что моя карта самая полная. Кто распускает эти слухи? Нами так и не суждено было узнать, что за остров она не сумела найти. Когда мальчику исполнилось шестнадцать, она услышала про смерть Зоро. «Началось», — мелькнула у нее мысль цвета светлой печали. Мальчишка тем временем отправился в море. Буйная натура его не желала сидеть дома и ждать, пока кто-то другой найдет великую карту и проверит эти слухи. Он был слишком юн, чтоб отправляться в путешествие, но Нами его отпустила. Она научила его всему, что знала сама. После его отъезда она закрыла бар и вернулась в Ист Блю. Там, среди мандариновых деревьев, она провела свой последний месяц жизни и умерла на руках у детей Ноджико. Ее похоронили рядом с Белльмере-сан, на утесе, откуда открывался чудесный вид на море.***
Пришел черед Усоппа. Никто во всем мире не знал, кто распускает слухи о таинственном острове, но то были проделки старого лгуна. Это была его последняя — а в некотором роде и первая — ложь. Он не знал, существовал ли остров на самом деле. Но он смотрел на луну и думал: «Чем черт не шутит?» Эпоха пиратов не могла закончиться вот так, без какой-либо тайны. Луффи бы этого не хотел. И потому Усопп писал сказки и распускал небылицы по всему Ист Блю, а потом всё дальше и дальше. Он заставил море вновь волноваться, и дети, множество детей мечтало и гадало, что за таинственный остров? Есть ли он на легендарной карте Нами, о которой поет Соулкинг? Но почему они не смотрят вверх и не видят того, что сказка нависает над ними каждую ночь? Старшая внучка Усоппа была вся в деда. Носатая, кудрявая, любительница сочинять. Она метко стреляла из рогаток в мальчишек, которые ее обижали. Она была намного храбрее Усоппа. В конце концов, именно она первая пришла к этой мысли: — А что, если слухи не лгут? — спросила внучка деда. — Кошка-воровка могла действительно нарисовать полную карту всего мира, но вдруг таинственный остров вовсе не здесь? — и ткнула пальцем в небо. Вся тяжесть мира спала с плеч Усоппа. — Ты должна доказать, что это не пустые слухи! — сказал он ей. — Я тоже так думаю! — Да! — возбужденно воскликнула молоденькая девушка. — Поеду-ка да расскажу об этом всем. Усопп опешил. Но разве она не внучка храброго воина моря? — Позволь я расскажу тебе то, что практически никто из деревни не знает, — сказал Усопп. — Жил-был здесь однажды лгун, который никогда не солгал, и звали его… Вскоре смерть пришла за храбрым воином моря. Настал его возраст. Он умер в окружении любящей семьи, и лишь один человек не плакал в три ручья на его похоронах. Она задумчиво смотрела на небо, а немногим позже тайком сбежала из деревни в море. Дед ей сказал: дорога образуется под ногами идущего.***
Следующим был Санджи. Вернувшись из долгого путешествия по Ист Блю, он обнаружил в ресторане пропавшего шесть лет назад рыжеволосого юнца. Теперь, конечно, он не такой уж юнец — хотя всё равно остается глупым мальчишкой. — Зачем вернулся? — спросил Черная Нога, закуривая сигарету. — Специи не нашел? Рыжий молчал, видимо, сломленный своей неудачей. Что за слабак! Разозлившись из-за его молчания, кок изо всей силы ударил сопляка. — Какого дьявола ты вернулся без них? Тебе в жизни меня не одолеть! — Заткнись, старый хрыч! И без тебя тошно. Я знаю, что они есть. И проклятый остров существует. Говорят, кто-то нашел половину карты Нами. Я больше чем уверен, что где-то здесь хранится вторая часть. — Откуда ты знаешь, что остров существует? Это похоже на какие-то сплетни. Что, если на карте его не окажется? — Значит, Нами нарисовала не всю карту! Я слышал... — Что за глупость. Это всего лишь слухи. — Не тебе говорить про слухи. Олл Блю раньше даже не существовало! — Чертов идиот, — прорычал Санджи. — Я скажу тебе так — карта Нами-суан не у меня. Ищи сам. У тебя есть шансы, как и у всех остальных. А теперь проваливай с глаз моих, неблагодарный мальчишка! — Ты еще попляшешь у меня, старпер! — пригрозил рыжий. — Я встретил человека, который утверждает, что это всё правда. Я обязательно найду этот чертов остров, и заткну тебе пасть своей готовкой, а уж ударить меня ты больше не посмеешь! В противовес его словам, Санджи обрушил на него мощный удар. Пусть следит за языком. Ответить сопляк не посмел. Сыпля проклятиями, он вышел вон. Санджи закурил вторую сигарету. Он предчувствовал, что не сможет дождаться победы рыжего. Не успеет. В его легких цвела болезнь. Рыжий уплывал на рассвете с какой-то шайкой подозрительных пиратов. Санджи вышел его проводить. Мальчишка бросал на него гневные взгляды. Дурак, неужели он хочет расстаться именно так? — Я пошел искать остров со специями, — соизволил, наконец, объявить он. Что ж, это было намного лучше прошлого раза. — Проваливай, — ответил Санджи. Он завещал дочерям передать свою книгу рецептов рыжему, когда тот вернется с победой. Эту книгу считали самой лучшей, и это было единственное, что Санджи мог дать ему в знак признания его силы. После отъезда ученика болезнь Черной Ноги стала прогрессировать. Некоторое время спустя он умер, окруженный своими дочерьми-красавицами. Сигареты всё же его доконали. Олл Блю остался в руках его сильнейших поваров. Впрочем, это лишь до тех пор, пока рыжий не вернется домой.***
Вслед за накама ушел Чоппер. После большого путешествия судовой врач мугивар вернулся на остров Драм. Он чувствовал себя легко. Объездив каждого из тогда еще живых мугивар, он рассказал про то, что мечты могут быть обоюдоострыми. Никто его не возненавидел. Как всегда, когда дело касалось медицины, Чоппер был прав. Никому из мугивар и в голову не пришло оспаривать это. На родине Чоппер собрал несколько талантливых врачей и отравился с ними в море, чтобы открыть первую плавучую больницу. Почему бы и нет? И даже там, в своей собственной лечебнице, Чоппер был в тени. Ему не хотелось внимания Морского Дозора, а врачи оказались понимающими людьми. Госпиталь процветал, и никто не связывал его с одним из мугивар. Это было счастливое время. Собственная больница... Раньше он и не думал о таком, боясь лишних привязанностей. Теперь всё иначе. Среди докторов был один молодой, мечтающий найти лекарство ото всех болезней. Чоппер много времени посвятил ему, рассказывая о премудростях лечения. Но мечта этого врача вела в никуда. А может, это Чоппер ошибся в выводах? Или права Робин, утверждавшая, что он не спасет мир навсегда? Этот доктор был действительно хорош. Заслужил ли он право знать, что за неудача постигла его предшественника? И Тони-Тони не смог сдержать правду в себе. Он всегда жил среди людей, мечты которых холили и лелеяли. Он просто не смог пустить бегать по лабиринту мечтателя — хотя бы этого. «Простите, Робин, Френки и Брук!» — сказал им мысленно человек-олень. — А почему ты думаешь, что ты нашел идеальное лекарство? — задал закономерный вопрос доктор. Это исходило из мудрости и опыта прожитых лет. Жизнь никогда не произойдет из пустоты. Но как это объяснить тому, кто с детства посвятил себя неистовым поискам и ненавидел ограничения? В конце концов, они опять вернулись на старт. «Что за ирония, — грустно думал Чоппер. — Люди так любят ходить кругами». «Но разве ты не создал за это время так много лекарств? Разве это и не зовется прогрессом? — спросил внутренний голос с интонациями докторины. — Мечты всегда были обоюдоостры. Не делай вид, что не знал». Чоппер вздохнул. Всё было так. Вскоре он узнал о череде смертей мугивар. Его это не испугало — он же врач. Он подготовился к ней лучше всех. Чистая одежда, чистая комната, завещание. Он с точностью до минуты знал, когда его сердце остановится. Его смерть была неожиданностью лишь для его коллег. И только одному из них предстояло делать сложный выбор. Он был хорошим человеком, но бросить вызов высшей силе было так по-человечески... Вооруженный знаниями о ловушке для мира, что подготовили Чоппер и его накама, доктор начал свои секретные исследования. В одном он был согласен с мугиварой — куда бы ни завели исследования, тайну следует охранять.***
Поспел черед Робин. — Нас остается всё меньше и меньше, — с легкой грустью думала археолог. Она не горевала. Пусть все тайны не раскрылись перед ней — ее дочь продолжит дело, а потом и ее дети, и дети детей. Так замечательно, что дело Робин не умрет — если она, конечно, решит, что ей делать со своей мрачной, ничем не интересующейся дочерью. А ведь мир кругом начинал бурлить. В воздухе витало предвкушение чего-то необычного. Безумных слухов об острове и картах Нами с каждым годом становилось всё больше и больше. К чему они приведут? — Пожить бы еще немножко и посмотреть, что будет, — мечтала Робин. — Жизнь такая прекрасная... Как можно не интересоваться тем, что происходит за окном? Последние лет пять она пыталась вдохнуть немного жизнелюбия в свое дитя. Но та была холодна — редкие мужчины ее не вдохновляли, а друзей и подавно не было. В ее возрасте Нами уже покорила мир, а Робин изо всех сил выживала и шла к цели. Что делает с собой красивая, но мрачная брюнетка, сидящая в библиотеке, не имеющая ни цели, ни мечты?.. У археолога оставалось последнее средство. Она написала завещание. Это было жестоко, но у нее больше не было времени. Жизнь стремительно ускользала от Нико Робин. Она с помощью Френки создала небольшой понеглиф и зашифровала в нем послание, а затем попросила плотника увезти его куда глаза глядят. А потом Робин умерла. Ее смерть вызвала бурю эмоций во всем мире. Центр «Охара», детище Нико Робин, в которое немало в свое время вложили мугивары и революционеры, был отдан правительству. Всё остальное наследство археолога мугивар оказалось спрятано — и ключ был только в понеглифе, который находился неизвестно где. — Что за демон! — негодовали люди, плохо знавшие эту женщину. «Ненавидь меня, если хочешь, — было написано в постскриптуме завещания. — Но у тебя есть только один путь вернуть то, что было отнято — жить настоящей жизнью. Твоя любимая библиотека и "Охара" — всё это твое, если сможешь найти ключ и вернуть». И дитя демона Охары, проклиная всё на свете, не умея выживать и бороться, отправилось в путь. Что ей еще оставалось делать? Теперь у нее не было дома. Друзей она так и не завела, обеспечивать себя не умела. Впервые она почувствовала вкус жизни — он отдавал соленым, как и само море. Впереди виднелась лишь неспокойная вода, уходящая за горизонт. Женщине было впервые страшно.***
Френки был предпоследним. Он был весь в делах и заботах, когда почувствовал, что его жизненные запасы исчерпаны. Не было в этом мире колы, способной его зарядить энергией. Его любимая троица покинула Френки друг за другом. Он их никогда не подталкивал к уходу, но и удерживать насильно не стал. Сперва ушел, как ни странно, средний — самый пылкий и необузданный. Старший, спокойный и уравновешенный, отправился в море через полтора года. А младший, изобретательный и гордый, оставался с Френки до последнего. А потом ветер перемен принес в Ватер 7 корабль с развеселой командой пиратов. Чем-то они покорили младшего — то ли разговорами о карте Нами, то ли о чудном острове, который находится на луне... «Что за нелепица», — усмехался плотник про себя. И Френки остался один. Семья не могла заменить их. Он больше не мог строить корабли даже через любимых учеников. Он отдал им сердце и душу, и отдал бы им еще больше, если бы нашел — но больше ничего не осталось. Плотник провожал младшего своей самой роскошной улыбкой. Он чувствовал гордость за всех троих, и был безумно рад получать за них листовки с наградами. Эти бестолочи постоянно во что-то ввязывались... А потом пошли слухи, что его ученики взялись за серьезные эксперименты. Они пытались заставить корабли летать. Эта новость лишила его последних сил. Теперь, когда он знал, что его ученики в порядке и нашли, чем занять себя в этом огромном мире, Френки почувствовал облегчение. О, эта троица потрясет всех. Они не собьются с пути. И плотник стал сдавать. Он же был самым старым из мугивар, не считая Брука. Френки умер в своем любимом городе. Желающих почтить память великого плотника было так много, что Ватер 7 оказался переполнен. Люди приплывали с самого Олл Блю. Жаль, он так и не узнал, что на площади напротив Галлей-Ла в его честь воздвигли огромную статую. Он умер, и как хотел — с шумом и помпой, а его могила была просто су-у-упер.***
Брук немного задержался. Ему нужно было активировать ловушку Чоппера, а некоторое время спустя он наблюдал за ней. А еще музыканту хотелось немного последить за теми, кто пришел после мугивар. Они начинали новую, свою эпоху, и мир уже начал дрожать в преддверии надвигающихся перемен. Песни Брука, такие душевные, постепенно сменялись хитами новых звезд. Они пели о мечтах, о новых героях, о новых свершениях. Луффи слишком долго царствовал в умах людей, и теперь должен был уступить трон. «Бесполезно, — думал музыкант. — Нас начинают забывать. Теперь все хотят понять, где находится остров — тут или на луне... Скоро, совсем скоро они поймут». Тогда скелет покинул сцену. Он пришел повидать Лабуна, чтоб в последний раз сыграть ему старинную песенку. — Мы с тобой — ушедшая эпоха, — грустно говорил Брук. — Мы стали историей. Нас выселили из настоящего. А помнишь, как всё начиналось? Молодые и смелые, они взорвали этот мир, и я был с ними и делал то же самое. Что теперь будет с этой шляпой? Кому мне её отдать? Последний из мугивар вертел в руках потрепанную соломенную шляпу. Она пахла свежим морским бризом, Брук чуял это, хоть у него и не было носа. — Не знаю, что и предпринять. Оставлю-ка я её здесь, на этой скале. Быть может, кто-нибудь найдет. Последи за ней, хорошо? Лабун издал согласное «буу». — А помнишь, когда я первый раз после стольких лет разлуки увидел тебя? Я думал, что выплачу все глаза. Хотя у меня нет глаз. Я тебе не рассказывал, как впервые встретил мугивар? Послушай... — Эй, Брук, хорош трындеть, — раздался до боли знакомый голос. — Ты ему сто раз уже рассказывал. Пошли уже. Скелет вскинул голову: — Ребята!.. Перед ним стояли они — такие, какие были на Ратфеле: молодые, сильные, веселые. Луффи протягивал ему руку. Всё же что-то было с ними не то. Луффи был без шляпы, а Зоро — без мечей, и даже Усопп оставил где-то свои Кабуто и очки. Музыкант положил скрипку рядом со шляпой и произнес: — Прощай, Лабун. — Ага, давай, покедова, — поддержал Мугивара. — Ты, кит, не торопись особо. Мы пойдем медленно, ты всегда успеешь догнать. Брук вложил костлявую ладонь в протянутую руку Луффи и исчез из этого мира. Он был последним.