Slow Burn

Аннотация: А мы вернулись к нашим баранам. Точнее пока только к барану. Все помнят скандал с марихуаной? Мы приблизились к её разгадке :D Они не обмолвились и парой слов друг с другом, на протяжении всего тура Love & Hope. Этого нельзя было не заметить, вот только все удивлялись, в чём причина. Всё было пропитано напряжением. Они чувствовали косые взгляды, которые СынХён постоянно бросал в сторону ЧжиЁна во время репетиции. Видели угрюмый вид, который постоянно портил лицо лидера, как только выключались камеры. Однако никто ничего не говорил, потому что никто (хвала СынРи) не знал, что происходит между двумя рэперами. Когда наступило 19 Мая и погасли софиты последнего выступления в Нагое, ЧжиЁн дал всем возможность отдохнуть. Он схватил самую неприметную на вид одежду, которую он смог найти у стеллажа, и поспешно оделся. Он почти добрался до выхода, когда услышал с другой стороны удивлённое «хён!» и остановился. СынРи стоял посреди коридора, с руками в карманах. Выражение его лица было непроницаемым, но ЧжиЁну надоело играть в игры макнэ. Тур закончился: он собирался свалить отсюда и напиться до полусмерти, может даже подцепить какую-нибудь девушку, которая не знает корейский или английский, чтобы он мог жаловаться или просто говорить ей на ухо о СынХёне, а она бы думала, что он просто шепчет ей что-нибудь пошлое. И как только такие мысли вообще могли прийти ему в голову. Он облажался. – Хён, ты куда? Остальные решили пойти в ресторан Ханами-сан. Он сказал, что будет бесплатная выпивка! Такой энтузиазм СынРи, очевидно, обуславливался возможностью тусоваться и пить вместе со всеми, и не быть посланным. Однако Джи перекинул кожаную куртку себе через плечо и, покачав головой, вышел в ночной воздух, чувствуя на себе взгляд младшего. Он не хотел быть милым, он не хотел отрываться вместе со всеми и чувствовать на себе грустный взгляд СынХёна, пока он глушил алкоголь. С таким нарушенным эмоциональным состоянием как у него, было опасно напиваться рядом с СынХёном, потому что, вероятней всего, он уже не будет соображать и, забывшись, может раздеться и раздеть его, а это уж точно ни к чему хорошему не приведёт. За исключением того, что он будет в руках человека, которого любил. Он со всей силы укусил себя за кулак, чтобы не закричать. ЧжиЁн тормознул такси и попросил мужчину за рулём отвезти его в центр города. Они медленно разъезжали по улицам, без особых целей и назначений, пока ЧжиЁн не приметил какой-то клуб, который выглядел довольно многообещающе. Ему понравилась зелёно-розовая неоновая вывеска, освещающая здание. Он не был уверен в этих людях, вырядившихся как пугала, которые выстроились в очередь возле двери, желая попасть внутрь, но, кажется, они не узнали его, и этого было достаточно. Он заплатил таксисту, вышел из машины, встал в очередь и принялся ждать, ждать, чтобы попасть в одиночку в клуб впервые... да, в жизни. Как только он прошёл мимо вышибал и вошёл в клуб, его лицо озарилось. Идеально! Громкий, ударный звук басов доносился из динамиков; он мог почувствовать, как вибрируют ноги под ботинками, от гремевшей музыки, казалось, отвалятся уши. DJ играл какой-то отвратительно быстрый американский рэп, и ЧжиЁн почувствовал разочарование. Никто не показывал на него, никто не шептал о нём своим друзьям, когда он скользнул сквозь толпу к бару. Ни одна живая душа в этом месте, кажется, его не узнала. Он собирался напиться, трясти задом на танцполе и, возможно, шырнуться какими-нибудь запрещёнными вещами. Он не курил с той ночи, как у них с СынХёном был... Он сжал и без того покоцанные кулаки, впиваясь ногтями в ткань джинсов, морщась от боли. Он считал, что лучше терпеть физическую боль, чем душевную. Ему попался на глаза один из барменов, он вскочил на свободный стул рядом с ним (который зашатался под его весом), и задумчиво поднёс палец к губам. – Red Bull и водку, – крикнул он, посасывая открытую рану на костяшках пальцев и надеясь, что бармен разберёт его японский под звук грохающей музыки. – Какую водку? – крикнул в ответ мужчина. ЧжиЁн махнул не повреждённой рукой. – Да любую. Просто принесите уже. Спустя два часа он уже так наштукатурился, что, кажется, не до конца помнил своё имя, если даже парень, стоящий в писсуаре рядом с ним, практически не пьяный, удивлённо вскрикнул, увидев его. ЧжиЁн завалил голову на другую сторону и одарил парня изучающим взглядом. Он никогда его раньше видел. – Я тя з-знаю? – невнятно сказал он, глядя вниз, чтобы удостоверится, что он всё ещё занят делом и не намочил свои ботинки. Парень похлопал его по плечу, на что ЧжиЁн нахмурился. Он надеялся, что не этой рукой тот держал сейчас свой член. В его воображении невольно мелькнула сцена из их пародии на Coffee Prince, когда СынХён после того, как сделал дело, прикоснулся пальцами к его губам... Он стукнул кулаком о стену, наблюдая, как растекается кровавое пятно на белой плитке. – Уоо, чувак. Я просто хотел поздороваться. Тяжёлая ночка? Я думал у вас, ребят, концерт или что-то там... – произнёс он неловко, глядя как ЧжиЁн замер, не двигаясь с места. – Эй, ты как? ЧжиЁн моргнул и, наконец, посмотрел вниз. Ах да, он же писал. Хах. Он заправил штаны и перевёл взгляд на парня рядом с ним. – Я н-норм. Те чё надо? – спросил он, не особо заботясь, что ведёт себя как мудак. Парень, похоже, не обижался, однако вопросу он улыбнулся. – Просто хотел сказать «привет», и... у меня есть кое-что, что я могу тебе дать, если ты хочешь, конечно. И судя по всему, мне кажется, что тебе это даже нужно, – ответил он, указывая на красные полосы на стене рядом с ним. ЧжиЁн снова нахмурился. Что этот хер о себе возомнил, раздавая ему советы? Говорит, знает, что ему нужно? Он уже собирался было послать его и уйти, когда парень сунул маленький белый цилиндр ему под нос. Он уже понял что это, по одному только запаху, и тот факт, что у него не пропало обоняние (чёрт возьми, запах был такой манящий) дал ему понять, что он знал, что это было за сырое дерьмо. Его зрачки расширились, но он резко отстранил голову назад. – Ты больной что ли? Не буду я это брать, – гаркнул ЧжиЁн, отодвигаясь в сторону раковин позади него. Парень одарил его забавным выражением, затем полез в карман, доставая зажигалку и зажигая смесь. Он подержал огонь пару секунд, затем глубоко втянул бумагу с вишнёвым запахом и выдохнул облако едкого дыма. – Уверен? Всего пару затяжек. Расслабься. Здесь всем насрать. Он был так пьян, а слова этого парня звучали так убедительно, хотя он и не особо нуждался во всём этом. Если бы он только мог стать непробиваемым как скала, он смог бы забыть преследующий взгляд сынхёновых глаз, особенно не ранее как вчера, когда он только спускался со сцены. Всё, что ему хотелось, это забыть о том, как сильно он любил этого человека, да и любит до сих пор. Ему всё ещё хотелось обнять его, запустить пальцы в его идеально уложенные волосы. Погружённый в свои мысли, его рука непроизвольно двинулась вперёд. Накуриться или расхерачить кулак об стену, что из этого лучше? ЧжиЁн выхватил из протянутой руки наркоту и затянулся так глубоко, что почувствовал, как покалывают лёгкие. Он едва не закашлялся на выдохе, сплёвывая в раковину и делая очередную затяжку, прежде чем передать вещество обратно парню, который продолжал оставаться для него безымянным. – Я уже понял, что ты меня узнал, но сам-то ты кто? – спросил он, откашливаясь и снова сплёвывая. От этой херни его лёгкие разрывал внутри огонь. ЧжиЁн не курил ещё ничего настолько качественного, с тех пор как последний раз был в Японии. Хренова Корея... – Сасаке Кёхэй, – сказал он, не столько кланяясь, сколько кивая головой, вставляя наркотик обратно между губ. Они курили в полном молчании, не зная, что сказать друг другу (как это часто бывает с незнакомыми людьми), пока трое мужчин не побеспокоили их, открыв дверь сортира. ЧжиЁн поспешно погасил курево о столешницу, отдавая остальное Кёхею, бросая подозрительные взгляды к новому дополнению, заполнившие их пространство. Мужчины, кажется, не заметили повисшую в комнате дымку, или им просто было плевать. ЧжиЁн неожиданно обнаружил, что он улыбается своему «партнёру по курению». Словно они сделали сейчас что-то неправильное. Но так, в принципе, и было. – Спасибо. Наверное, это действительно то, что мне было необходимо. – Нет проблем, – сказал Кёхэй, улыбаясь в ответ. – Мы с друзьями сидим в кабине в задней части клуба. Они отличные ребята. Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь. ЧжиЁну не нужно было думать об этом, да даже если бы он хотел, он бы не смог. Его мозг был в приятном онемении, погрязший в тумане ТГК и водки. Он согласно кивнул, и Кёхэй указал головой в сторону двери. – Иди за мной. Спустя ещё часа два, ЧжиЁн обнаружил себя в задней части кабины, засовывающим язык в рот одной из подруг Кёхэя. Натсуки? Натсуми? Он был слишком... в гавно, чтобы помнить или беспокоится об этом, и лишь смутно осознавал, что не смог ее взять с собой по дороге обратно к общежитию. Она была довольно красива, и её руки в его штанах приятно отвлекали от мыслей о СынХёне; мыслей, которые не покидали его даже в бессознательном состоянии. От них было больно, но боль становилась всё размытей и постепенно отступала, так же как и отступала боль в раненой руке, когда мысли становились совсем бессвязными. Так что он приказал своим мозгам более или менее заткнуться, пока как-её-там-зовут делала отменную работу руками. Он кончил ей прямо на её симпатичненькое розовое платьице и, собравшись, он потянул её с собой вдоль тротуара, ведущего к общежитию, где было вызвано такси. Водитель одарил его убийственным взглядом, пока он продолжал заправлять штаны и дал Натс- (ой, да хрен с ней) деньги на дорогу, ведь она всё-таки едет одна. К тому же химчистке можно было бы махнуть рукой, если бы она только поняла, кому только что дрочила. Он подмигнул её изумлённому лицу, закрывая за ней дверь, затем нагнулся к открытому водительскому окну, чтобы заплатить за дорогу, чувствуя, как его одаривают самым неприятным взглядом, который когда-либо на него смотрел. – О, старик, да ты просто завидуешь, – сказал он на невнятном корейском, смеясь над водителем, не понимающим ни слова из того, что он сказал. – Простите. Доброй вам ночи, – сказал он на этот раз на японском. Лицо таксиста засветилось, как только он пересчитал деньги, потом снова посмотрел на ЧжиЁна. – Сумасшедшие корейцы, – пробормотал он. Стекло начало подниматься, закрывая вид, ЧжиЁн отошёл от двери к обочине, глядя, как трогается такси. Как-её-там улыбнулась ему и махнула в заднее окно, выбрасывая руки над головой, изображая одно из тех дурацких эгьё-сердец, которые так любили делать девушки. Подумав, что она добилась желаемого эффекта, она откинула голову назад, засмеявшись, пока машина не скрылась за углом. Он уже почти добрался до своей комнаты, когда шёпот «хён» заставил его прижаться к двери и тяжело вздохнуть. Опять этот грёбанный СынРи. – Ну что? – прошипел он, не собираясь контактировать ни с кем в таком состоянии ума, разве что, кроме туалета, пока не прекратит кружиться голова. Он не хотел задушевных разговоров хотя бы потому, что в конечном итоге это могло закончиться тем, что он расскажет макнэ обо всех своих приключениях этого вечера, а потом ещё придется иметь дело с убийственным и душераздирающим взглядом СынХёна, потому что СынРи не сможет держать свой проклятый рот на замке, ради сохранности собственной жизни. Несмотря на то, что он никому ещё не рассказал о том, что увидел той ночью в общежитии. – Я просто хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. – Убедился? Я в порядке, макнэ. Иди в постель. – Но ЧжиЁн-хён... – Сказал же, я в порядке, СынРи. Увидимся утром. С этими словами он заперся в своей комнате и плюхнулся на кровать. Голова кружилась, от него несло, как от пепельного завода (и это никак не спасало от болезненного чувства в его кишечнике, его вот-вот стошнит), все, что ему хотелось, это заснуть и проспать несколько дней. Уж в этом он был хорош. Если завтра его никто не разбудит, он, вероятно, проспит весь день. Он лежал на кровати и что-то прикидывал, стараясь не думать о том, как могло бы быть хорошо, свернись он калачиком рядом с СынХёном, как в те дни, когда они лежали так, смотря аниме, озвучивая его по-своему, потому что тогда они ещё не понимали японского. – Чёрт бы вас побрал! – взвыл он на свои мысли, ударяя по одеялу своей травмированной рукой. На этот раз жалость к себе не уменьшила его горе, а только сильнее омрачила. Он стиснул зубы, пытаясь сдержать слёзы, получалось с трудом. Он разделся до нижнего белья, забив на пижаму, ибо нахер это всё, сегодня ночью ему было слишком лень, и забрался под одеяло. Завтра он собирался поговорить с ЁнБэ. Завтра он собирался поразмыслить о том, что ему делать с СынХёном, потому что так не может продолжаться вечно. Он не проживёт так ещё одну неделю; он просто сойдёт с ума. Он перевернулся на бок, обнимая колени руками, и его глупый, безнадёжно влюблённый мозг сказал ему, что ему чертовски не хватает СынХёна, который обнял бы его сейчас. Сегодня он позволил себе заплакать, он так и заснул, с тоненькими блестящими дорожками в уголках глаз, сбегающие к носу и падающими на наволочку. Физическая боль напоминала ему о его душевной и эмоциональной подавленности, но та, другая боль, щемящая в груди, отпустила его до утра. ___________ P.S. Что-то я совсем разогналась. Пора брать тайм-аут, а то надоем.