«В плену своих фантазий»//«Captivated in fantasies»

За окном не было видно Биг-Бена, да и Тауэрский мост мимо тоже не пролетал. Не было отблесков ночных фонарей от глади Темзы и не скрипели тяжелые дубовые двери городского музея истории, который обычно показывали приезжим. Не было того Лондона, на который Коралина могла посмотреть и со спутника Google-карт, что несказанно радовало. Не то, чтоб ей было совсем неинтересно увидеть именитые часы и парламент или какие-то еще достопримечательности столицы, но сейчас настроения культурно развиваться не было от слова «совсем». Вместо этой скукотищи за стеклом в грязных каплях дождя отражались неоновые огни и фонарики от вывесок всяких баров, пабов, мотелей и прочих заведений. Из магнитолы доносился то несвязный рэп каких-то американских исполнителей, то жуткие завывания под ритм отбивания костями по рельсам (иначе Коралина не могла обозвать ту тяжелую музыку, которая периодически выкрикивала из динамиков), то более приемлемый тяжелый рок, старый или новый. Однажды даже прозвучало начало какой-то дико печальной и лирической песни, которую водитель тут же переключил. Похоже, не хотел, чтобы девушка узнала, что он, весь из себя брутальный и самоуверенный, иногда напивается и плачет под песни Адель или Лары Фабиан. Помимо нескончаемых разговоров, Коралина также обращала внимание на места, которые они проезжали, запоминая название каждой увиденной кофейни, чтобы потом обязательно ее посетить. А еще она украдкой наблюдала за Билли, который, похоже, немного развеселился, когда они выехали за черту Круга. Видимо, это место действовало на него негативно, угнетало, только вот было непонятно, почему именно. Оно не было более депрессивным или серым, дождливым или сырым, чем остальной Лондон. Наоборот, там были весьма приятные пейзажи, открывающиеся из окна — на лес, речку, озеро, железную дорогу меж деревьев, по которой уже давно не ходили поезда… Хотя да, если задуматься, то в сравнении с остальными районами столицы Круг был до одури одиноким местом. Там было всего шесть или семь домов, два из которых принадлежали семье Трюмперов (а теперь и семье Джонс). Кроме того, что парень однозначно посвежел за время поездки, Коралина также смогла понять, какая музыка ему нравится и как он себя ведет во время прослушивания определенного жанра. Похоже, что рок ему придавал какой-то уверенности в себе, его глаза начинали как-то опасно сверкать скромным азартом. Когда играл американский рэп, где исполнители читали обо всяких непристойностях, он закатывал глаза и отворачивался к окну, не желая вслушиваться в текст песни. А вот классика или просто медленные мелодии успокаивали его, он снова отворачивался, но уже для того, чтобы наблюдать за мелькающими в ритме песни домами и деревьями. Билли оказался весьма восприимчивым к музыке, что показалось Коралине занятным. У нее появилась определенная теория насчет того, как можно заставить Билли говорить, и одним из основных инструментов для осуществления замысла была именно его любимая музыка. — Вот такой Лондон и вправду намного привлекательнее, — заметила девушка, улыбаясь. Том понимающе кивнул: — Не скажу, что это супер-интересно, но, думаю, лучше показать тебе что-то практичное, а не водить по экскурсиям и мучить какими-то датами. Так что сейчас будем бродить по дешевым супермаркетам и еще более дешевым барам. Чтобы потом ты знала, где купить быстрорастворимую лапшу и выпить, если загрустишь. — Это важнее, чем Тауэр, — согласилась Коралина, усмехаясь. Ну, что ж, это и правда было нужнее. Тем более, что именно о последнем она думала достаточно часто в последнее время. И было бы неплохо выпить в компании Тома, так как, оказалось, он вырос не таким уж и беспросветным тупицей, каким, ей казалось, он должен был вырасти. Напротив, он стал в разы приятнее в разговоре и даже внешне, так как до этого и впрямь периодически напоминал мальчика из крайне неблагополучной семьи, которому приходится отбирать одежду у бездомных и ходить с этими ужасными дредами. Что всегда удивляло девушку, так это тот факт, что он и таким всегда нравился окружающим. Девочки обращали внимание на то, что он был каноничным симпатичным хулиганом, а парни больше уважали Тома за его простоту и пацифизм. Ему было абсолютно все равно на то, какими являются люди из его окружения, он мог превосходно водить дружбу с интеллигентами и якшаться по подворотням с малолетними забияками. Он был человеком самых разных интересов, и это было очень здорово, ведь позволяло ему говорить с окружением на абсолютно любые темы. Не то, чтоб в каждой из предлагаемых он был осведомлен, но ему никогда не было скучно — он с удовольствием заводил разговор о том, чего не знает, дабы как раз разузнать побольше. Несмотря на свойственное ему равнодушие, довольно часто ему случалось становиться свидетелем очередного скандала матери с младшим братом, из-за чего становилось до того неприятно, что приходилось попросту уходить из дома. Он хотел бы защищать Билли, но получалось далеко не всегда, да и редко это имело смысл. Миссис Трюмпер всегда относилась к нему с пренебрежением, хоть и выражалось это не во всем. Да, она могла закатить скандал из-за ерунды и довести парня до приступов необузданной ярости, но также могла и преспокойно сидеть с ним на диване и смотреть его любимый сериал на мистическую тематику, который она сама на дух не переносила. То есть, она очень старалась полюбить сына так, как он был того, на самом деле, достоин, но у нее все равно не получалось. Все равно он был для нее лишь некоторым дополнением к Тому, что был воплощением всех ее представлений об идеальном ребенке. Жаль только, таким он был исключительно потому, что она не знала о некоторых аспектах его жизни, которые могли бы значительно подпортить его репутацию в ее глазах. Зато о них знал Билли. Но никогда не смел даже подумать о том, чтоб выдать матери брата. На языке даже не вертелись фразы, вроде «а ты знала, что Том курит?» или «а он с пятнадцати не девственник», которые периодически слетают с губ детей, когда им ставят старших в пример. Том был единственным, кого Билли по-настоящему любил, уважал и не сторонился. И он не мог даже представить ситуацию, в которой он подставляет брата или типа того. Пока Коралина была занята анализом семейки Трюмперов, старший успел припарковаться у входа в супермаркет, чья вывеска мигала и горела только наполовину, и открыть дверь девушке, подавая руку. Та отметила, что помимо всех остальных изменений парень стал еще и куда более обходительным, нежели был раньше. Она прекрасно помнила, как он любил раньше бросаться глупыми фразами о том, что «все бабы — дуры» и «всем им нужны только деньги». Теперь же в его глазах читалось глубокое уважение к Джонс не только как к подруге, но и как к женщине во всех смыслах этого выражения. Ему было в радость подать ей руку, выходя из машины, и предложить накинуть на костлявые плечи свою куртку, ведь эта мадам не удосужилась одеться по погоде. Это все не было чем-то вынужденным, не делалось «потому что так надо», а потому, что ему было приятно позаботиться о Коралине, не имеющей привычки отвечать на подобные знаки внимания. — Раз сегодня ты в любом случае останешься дома одна, то мы скрасим твое унылое бытие своим присутствием, если ты не против, — останавливаясь у витрины с пивом и закусками. — Ты пьешь? — Ты видел мою мать? — усмехнулась Коралина, беря с полки сразу две бутылки. — Пью, конечно! В этот момент позади них раздался смешок, однозначно принадлежавший Билли. Девушка удивилась не так сильно, как Том, ведь для него было в диковинку услышать хоть какую-то реакцию брата на происходящее вокруг. А уж тем более смешок в ответ на шутку. — Тогда я за чем-то покрепче, а ты постой здесь с Билли, окей? Билли недоверчиво посмотрел в спину спешно удаляющемуся брату, не понимая, зачем он оставил его наедине с этой странной девушкой, которая не только прячет у себя чужие вещи, дак еще и злоупотребляет алкоголем, по ее словам. Да и самой Коралине было крайне неловко стоять молча с довольно странным парнишкой, на которого косились все, кому не лень. Не исключено, что Билли всю жизнь был объектом заслуженного внимания, ведь у людей без чувства такта никогда не было мыслей о том, что подобные взгляды могут быть ему неприятны. Зачастую окружающие обращали внимание на общий внешний вид младшего Трюмпера, отмечая излишнюю мрачность и худобу, дети иногда засматривались на черные круги под глазами и, наверняка, думали, что перед ними стоит какое-нибудь привидение или вампир. Пожилые люди так и вовсе недовольно морщились, завидев его где-то неподалеку, каждый раз не упуская возможности посетовать на то, что нынешняя молодежь вся поголовно готы, эмо и панки (видимо, считая, что Билли принадлежит к одной из субкультур). На самом же деле, Билли, скорее всего, не было даже достоверно известно, что такое — эти панки и готы. Он выглядел так, как он видел мир, разглядывающий и изучающий его, — в монохроме, со множеством черных оттенков и иногда проскакивающими кровавыми пятнами. Джонс даже периодически ловила себя на мысли, что парень и впрямь напоминает ей паука абсолютно всеми своими повадками. Его манерой движений, телосложением, даже монохромное видение мира, которое было лишь ее догадкой, — все формировало в ее голове образ какого-то арахно-Билли, который дико пугал ее. Даже когда он просто стоял рядом и изучал что-то взглядом, по ее коже будто бегало с десяток тарантулов, а каждый предмет, по которому он скользил глазами, опутывала плотная липкая паутина. — Тебе не стоит меня бояться, — прозвучал его непривычный и тихий голос, а Коралина резко обернулась, вглядываясь в черную радужку прищуренных глаз. Бледные губы изогнулись в слабой сочувствующей ухмылке, а потом продолжили едва слышным шепотом: — Ее сети… Не загадывай ей желание. — Чего? — не поняла девушка, гадая, слышится ей эта чушь или Билли и впрямь несет эту очевидную пургу с такой завидной серьезностью. Парень не ответил на ее недоуменный взгляд, лишь горько усмехнулся, отвернувшись к стеллажу и продолжив оплетать паутиной своих глаз какие-то товары. Желание, сети… О чем он, черт возьми, говорил? Коралина мигом вообразила себя Холмсом в исполнении Камбербетча и подняла в мозгах все архивы книжных метафор, но не нашла ни одной, которая была бы схожа с этими двумя словами. Может, доктор все-таки был прав? Билли неизлечимо болен и вряд ли может формулировать какие-то адекватные мысли, озвучивая их? А то, что слышит Коралина, — лишь отрывки его странных размышлений, которые не несут в себе никакого смысла? Братья долго катали ее по ночному дождливому Лондону, в который она влюбилась с первого взгляда, как бы банально это ни звучало. Том увлеченно рассказывал ей о местах, мимо которых они проезжали, и было отчетливо видно, какое несоизмеримое ни с чем удовольствие ему доставляет эта прогулка. А вот Билли после их короткого и бессмысленного разговора выглядел достаточно удрученным, иногда с неким недоверием и подозрением поглядывая на Коралину. Быть может, он все еще злится на нее за то, что она трогала его вещи, а может, догадывается, что она отдала ему не все найденное. Интересно, что такого было в той исписанной тетрадке, которую Билли так сильно не хотел ей отдавать? Да, наверняка он понял, что тетрадь она оставила себе, так как, пусть и видел он все по-другому, а любопытство в ее глазах тогда заметил бы даже слепой. Но Коралина предпочла не обращать внимания на сверлящий взгляд соседа и полностью погрузилась в увлекательную беседу с Томом, который с завидным увлечением рассказывал ей о том периоде своей жизни, когда только переехал жить на Круг. Поначалу он относился к нему весьма скептически, так как ему, активному и общительному мальчугану, было до одури скучно в окружении леса и соседей-пенсионеров. Не было здесь ни подростков, с которыми Тому было бы интересно пообщаться, ни даже места для занятий спортом, не говоря уже об обустроенных стадионах, на которых проводил свободное время в Лондоне. Школа, в которую ему пришлось перейти, была объектом его самой лютой ненависти, ведь из него там пытались сделать нормального, по меркам консервативных учителей, человека. Он считал, что пошел на непозволительные уступки, убрав с головы дреды, но все равно оставив прическу неподобающей для таких учреждений. Учителя с неодобрением смотрели на заплетенные французские косы и каждый день грозили Тому отчислением, но он лишь снисходительно усмехался и играл языком с блестящим пирсингом в нижней губе. Форма одежды его также мало заботила, он в буквальном смысле получал эстетическое удовольствие от покрасневших гневных лиц преподавателей, которые с ненавистью смотрели на мешковатые джинсы и футболки, кожаные куртки и широкие бомберы. И если отойти от темы довольно банальных нарушений, то парень также не чурался других хулиганств, периодически разбивая окна в кабинетах, подкладывая на стулья учителей кнопки или запирая преподавателей в туалете, чтобы сорвать урок. К директору его вызывали так часто, что он действительно мог бы входить, открывая дверь ногой, и здороваться с ним в стиле «йоу, здарова, братан». Но так как миссис Трюмпер просила его хотя бы иногда делать вид, что он воспитанный, он елейно-медовым голоском говорил: «Здравствуйте, мистер Уильямс». Спустя месяц после переезда Том все-таки нашел себе место и даже компанию для тренировок, обосновавшись на старой заброшенной спорт-площадке в лесу, которая раньше принадлежала уже давно разрушенному детскому садику. К нему с удовольствием присоединялись некоторые одноклассники, после чего ему стало немного более спокойно и приятно находиться здесь. Единственное, что его никогда не покидало, — беспокойство за младшего брата, который из окна своей спальни или чердака наблюдал за тем, как Том снова идет на прогулку с друзьями или выбирается в город в бар. Он не раз звал Билли пойти с ними, и тот даже соглашался! Но в последний момент отказывался, словно ему кто-то резко запрещал. Он садился посредине комнаты и начинал что-то рисовать на уже изрисованных листах бумаги, писать в той самой толстой тетрадке, играть с черным котом, который забирался к нему в комнату через окно. Тому было невдомек, почему Билли так резко меняет свое отношение к окружающим, но точно знал, что он наверняка был бы не против прогуляться с ним и его товарищами. Однако, он без проблем выходил гулять ночами в гордом одиночестве, лишь иногда шагая в компании кота. Животное, похоже, тоже было своеобразным изгоем среди своих, потому и сдружилось с таким одиноким мальчишкой. Том не раз замечал эту не поддающуюся объяснению эмпатию между братом и котом, которого, к слову, Билли так и величал — Кот. Однажды он даже заметил, будто бы они по-настоящему разговаривали друг с другом. Точнее, Билли задавал Коту вопросы и словно получал на них ответы. — Короче говоря, как потеплеет, я тебя отведу на озеро, — пообещал Том, заканчивая свои увлекательные рассказы, которые Коралина слушала с раскрытым ртом. — Мы с ребятами установили тарзанку. Конструкция ненадежная, но в теории должна работать. — Так вы еще даже не опробовали ее, и я для вас — подопытный кролик? — картинно возмутилась девушка, выходя из машины. — Ну какой же ты кролик, — отмахнулся парень, сбрасывая ботинки и проходя в кухню. — Ты по типажу ни капли не кролик. Ты, скорее, суриката или типа того. — Я, по-твоему, похожа на сурикату? — изогнула бровь Коралина, а Билли при этом усмехнулся и последовал за братом, словно нарочно задев ее плечом. Рассыпав сухие закуски по тарелкам и открыв купленные бутылки недорогого пива, тройка уселась напротив телевизора, включив какую-то до безобразия бессмысленную комедию с грязным плоским юморком. Билли даже не пытался вникать в происходящее на экране и просто бродил взглядом по комнате, изучая отдельные предметы интерьера. Коралина периодически посмеивалась с пошлятины, которую выдавали бесталанные актеры, Том продолжал рассказывать ей что-то интересное, отвлекая от фильма. За окном не прекращался дождь, чей монотонный ритм усыплял и успокаивал. Билли, только почувствовав некую сонливость, без разрешения залез на диван и отвернулся спиной к телевизору, мгновенно погрузившись в сон. Дабы не будить его, ребятам пришлось переместиться на второй этаж в спальню Коралины, забрав с собой оставшийся алкоголь. Все в этом доме было братьям таким знакомым, что Том периодически словно переносился в то время, когда они с семьей еще жили здесь. Это не было плохо, наоборот, приятная ностальгия на то и была приятной, щемящей. Однако, его не покидали опасения, что на Билли подобные «возвращения в прошлое» могут сказаться губительно. И черт его знает, как отреагирует его психика на то, если дверь в страну его кошмарных мечт снова отворится…