Be My Yoko Ono

      В момент блаженной туманной дремоты за несколько секунд до полного пробуждения Питеру кажется, что он провел одну из лучших своих ночей с почти-психопатом-бывшим-наемником, который принес ему пиццу и, конечно (Питер в этом уверен), пытался его убить. Убить или, может, поцеловать? Он моргает и осознает, что не может двигаться, потому что очень тяжелое тело придавило его к дивану. Тяжелое и бормочущее что-то о Робе Лоу, застенчивой ламе и любви, которая не называет своего имени.       О-о-о-оу, понятно. Это был не сон.       Взгляд Питера фокусируется на настенных часах и, о, невиданная удача: еще целых две минуты до того, как надо вставать на работу. Что еще прекраснее, запястье совсем не болит. Он стягивает повязку и разминает страшно затекшие пальцы – потрясающее чувство.        – Всё тип-топ и снова в лучших традициях бристольской моды? Как вообще мода может быть бристольской? Ну знаешь, чувак, все эти британские тупицы и их выдуманный––       Ой, вы только посмотрите, кто проснулся.       Питер тут же отвешивает звонкую оплеуху затылку Уэйда полностью залеченной рукой: – Ты только посмотри! Как новенькая!        – Ты меня только что стальной балкой по голове шарахнул? – предполагает Уэйд, потирая ушибленное место.        – Неа, – весело возражает Питер, спихивая Уэйда с себя и дивана, – в моей руке никаких искусственных деталей, к тому же я предположил, что твой череп по крайней мере вдвое крепче. Питер потягивается и делает вид, что не замечает осознания Уэйдом того факта, насколько "неприкрыто" он выглядит без костюма и при свете дня. Парень торопливо тянется за бейсболкой, а Питер понимает, что да, тут еще работать и работать. Но некоторый прогресс уже на лицо, и это заставляет Питера чувствовать себя более чем уверенно во всей этой сумасшедшей ситуации.        – Ты же не один из тех чудиков, кто "бегает" по утрам и ест на завтрак йогурт, я надеюсь? - интересуется Уэйд, посильнее натягивая кепку, – у меня свои стандарты, знаешь ли, – он наклоняется и подбирает с пола кусок заветренной пиццы [Засчитано! Завтрак!] и откусывает. В конце концов, на ней всего-то чуть-чуть пыли.       Питер пытается подавить рвущийся наружу смех, но весьма безуспешно: – Да ты просто мечта тех, кто не может найти дно своей жизни.        – Звери-и-инец,-ринец-ринец, – слышится не попадающий в ноты и такт ответ, – Дин Вормер пытался нас закры-ы-ыть и что-то там еще про малолетних девочек...        – Ладно, прекращай, – Питер обрывает ужасающее пение, поливая себя дезодорантом вместо того, чтобы как следует принять душ. И нет, он не перенимает привычки Уэйда.        – Что? – хмурится Дэдпул, – я думал, у нас тут крепкая мужская дружба. К тому же, эта история с бондажом, – он неопределенно машет рукой, – я имею в виду, не в том извращенном смысле, конечно. Разве что тебе нравится––        – Мне пора на работу, и я точно опоздаю, если ты сейчас же не начнешь шевелиться, – Питер торопливо стягивает футболку, в которой спал, и надевает другую, вроде бы относительно чистую, собирая с пола совершенно случайные бумажки и запихивая их в рюкзак.        – Бросаешь меня ради этой шлюхи минимальной заработной платы?        – Ага, – соглашается Питер, кидая в Уэйда пару его ботинок, – а теперь иди и найди какую-нибудь милую старушку и помоги ей перейти через улицу или сходи в кино в соседнем квартале, там как раз сегодня Рэмбо-марафон. Потому что ты точно не остаешься здесь и не продолжишь разрушать мою квартиру.        – Я не собираюсь разносить твою маленькую паучью норку, – Уэйд изо всех сил пытается выглядеть крайне оскорбленным, – я могу охранять ее целость и сохранность целый день, ты же знаешь.        – Нет, ты не можешь.        [Не-е, я и правда не могу]        – Так что где-то тут ты, может быть, и прав, – неохотно признает Уэйд, выходя из квартиры в одном ботинке, – хотя я мог бы, например... так, я забыл, а о чем мы разговаривали?        – Пока! – наспех прощается Питер, захлопывая дверь и сбегая по лестнице вниз, – не делай по крайней мере ничего такого, после чего нам придется придумывать клятвы о неразглашении, скрепленные кровью.       С этими словами Питер исчезает, оставляя сбитого с толку Уэйда на лестничной площадке.        – Кажется, я только что забил гол, ничего на самом деле не собираясь забивать? – он задумчиво пытается засунуть ногу во второй ботинок и снова включает голографический проектор, который показывает рыжего 30-с-чем-то-летнего мужчину с довольно очаровательными веснушками.       "Чем займемся теперь, бесстрашный герой...?" – размышляет Уэйд, на ходу доедая еще один идеально сохранившийся кусок пиццы, – маленькие милые старушки, говоришь? Это я могу! Особенно, если они такие же смелые, как Би...       Незнакомая голова высовывается из общего холла: – Э-э, мистер, вы слишком громко говорите с собой. Нельзя ли немного потише?        – Это называется повествование от первого лица, невежда! – грохочет Уэйд и выпрыгивает в ближайшее окно навстречу шумным городским улицам. ***       В общем, день Питера складывается очень даже неплохо. Ему удается добраться на работу вовремя, а еще никто, кажется, не замечает, что он сегодня не принял душ и не побрился. Не происходит никаких важных событий, и всё идет гладко, но Питер чувствует, что его губы растягиваются в дурацкой улыбке гораздо чаще, чем хотелось бы это признавать, когда он думает о том, к кому вечером вернется. По всей вероятности, жизнь налаживается.       Так кажется ровно до того момента, когда Питер открывает дверь собственной квартиры и видит внутри Уэйда, полностью облаченного в костюм, в крови и уставившегося на окровавленный нож. Сидящего на диване, словно сломанная марионетка, небрежно закинутая на полку.       Питер и предположить не мог, что сглазил себя настолько сильно.       Он аккуратно закрывает дверь и изо всех сил пытается не думать о худшем. Нет, напоминает ему объективная часть мозга, не о худшем, а о самом логичном и очевидном, если речь идет о Дэдпуле. Он наемный убийца. Железобетонный факт. Но факты для Питера в последнее время не в чести, к сожалению.       Питер делает несколько несмелых шагов по направлению к сидящему на диване парню, который, как ни странно, не произносит ни слова: – Что случилось? – голос Питера звучит на удивление спокойно. Чего совсем не скажешь о том, что творится на душе.        – Милые маленькие старушки, ты сказал, – Уэйд неотрывно смотрит на пол. Его голос ещё более хриплый и грубый, чем обычно, и грязное лезвие с глухим звуком падает на пол.       Кровь Питера застывает в жилах. Нет, он бы не стал. Он просто не смог бы. Ни за что.        – Две убежали, но одну мне удалось перевести через дорогу в целости и сохранности, понимаешь? – продолжает Уэйд, не обращая ни на что внимания, – она была очень милой, но я оглянулся и заметил, что направляется она в совсем уж дерьмовый район, а они её преследуют, Пити. Зачем? В её чертовой сумке едва ли найдется пара сраных центов! – он смотрит Питеру прямо в глаза, а тому все вдруг становится убийственно ясно.       Питер чувствует, как невидимая рука сжимается вокруг его сердца еще сильнее, поэтому он бесшумно опускается на диван рядом с Уэйдом: – А что потом?        – Трое против одной восьмидесятилетней, которая дальше своего носа ничего не видит? Подумай сам, гений! – Уэйд пару раз сжимает и разжимает кулак, а потом, кажется, немного успокаивается, качая головой, – я бежал... так быстро, как только мог, Пити, но увидел только кровавое месиво черт знает чего на полу, когда добрался туда. И тогда я съехал с катушек. Совсем чуть-чуть, – он смеется, горько и бесцветно, – я даже не помню, что сделал с ними, Спайди. Может быть, там теперь настоящий морг, а может быть их остатки теперь можно потягивать через соломинку, – он бросает перчатки на пол, – кажется, у меня небольшие проблемы с самоконтролем...и еще... может, я слегка опасный и сумасшедший?       Питер осторожно (о, так осторожно) снимает забрызганную кровью маску и бросает в сторону, затем кладет ладони на плечи Уэйда и неосознанно очерчивает на них успокаивающе круги большими пальцами.        – Кажется, я и правда напортачил в этот раз, да? Хороший парень Пул, всегда тут, чтобы совершить немного убийств, когда больше никто не хочет этого делать, – продолжает Уэйд с невыносимо чистым и ясным взглядом. Таким, будто у него разбито сердце, – теперь вон из клуба, знаю. Постараюсь забыть секретное рукопожатие и––       Сбивчивая речь прерывается мягкими губами, прижатыми к его собственным в легком и удивительно нежном поцелуе.        – Тебе надо принять душ, – мягко говорит Питер, разрывая поцелуй и подталкивая Уэйда, будто ребенка перед сном, к ванной комнате, – помойся, а я все тут уберу, не беспокойся об этом.       И единственный раз в жизни Дэдпул делает так, как ему сказали. ***       Питер изо всех сил старается смыть все кровавые разводы и еще бог-знает-что до того, как Уэйд выйдет из ванной. Проще сфокусироваться на этом занятии, чем думать о том, что только что произошло. Об отчаянии, разговоре и о губах на чужих губах. И всё-таки с жизнью Питера творится черт знает что!       Он брезгливо поднимает перчатки и остатки костюма двумя пальцами, нюхает, хмурится и тут же отправляет всё в мусорку. Уэйд может позволить себе замены. Что, конечно, приводит к другому вопросу – а что Уэйд наденет после душа? Питер ростом всего 178 см с атлетическим телосложением, а Уэйд - 188 сантиметров и куча мышц. Им точно никогда не стать Лучшими Подружками-Модницами 4эва.       Ответ на вопрос находится сам собой, когда Уэйд выходит из душа в абсолютно чистом костюме, поправляя маску и перчатки, – Всегда беру запасной, – объясняет он уже спокойным голосом, – часто случаются форс-мажоры.        – А, – отвечает Питер, разом демонстрируя всю свою ораторскую гениальность.       Он хочет просто сдвинуться с места, подойти к Уэйду и, возможно, повторить эту манипуляцию с его и своими губами еще разок-два. Или шесть. Потому что это было странно приятно, на самом деле, гораздо лучше, чем приятно, так что пытливому уму Питера надо убедиться наверняка, останутся ли ощущения теми же во второй раз. Знаете. Для научных целей. Или ради утешения? Это ведь достойное оправдание? Только вот в этот раз его голова и ноги наотрез отказываются действовать синхронно, и он стоит столбом, еще раз повторив: - А.       Уэйд смотрит на него. Тяжело. Качает головой.        – Ага, – он растягивает слова, – я пойду тогда, разопью несколько бутылок под хиты Милли Ванилли, устрою классную вечеринку одного гостя в Доме Мертвых. Не кори себя лишний раз, я точно забыл все, что происходило последние пять минут. [Особенно ту часть с поцелуями. Засунул все эти воспоминания в самую маленькую и темную комнату мозга к Присцилле и Терри. Но все нормально, у них там есть телек и вай-фай. И кабельное. Кстати, эта штука с "давай вести себя как настоящие гетеросексуальные мужики" уже даже менее актуальна, чем мем про простреленное колено]       Уэйд уже натягивает маску, когда его плеча касается твердая ладонь.        – Не надо, – неловко протестует Питер, – в смысле. Уходить, – он трясет головой, будто какая-то невидимая сила мешает ему изъясняться нормально, – я имею в виду, не надо уходить.       Уэйд поднимает несуществующую бровь: – Почему нет?        – Потому что я не думаю, что тебе нужно сейчас оставаться одному, – Дэдпул тут же напрягается, но Питер продолжает, – и потому что я прошу тебя остаться.       Уэйд вяло пожимает плечами: – Не думаю, что это хорошая идея. Было весело и все такое, Паучок, но давай смотреть правде в глаза: разве кто-то из нас предполагал, что вся эта фигня с "приятелями" и правилами продержится долго? И я только что это доказал. Поэтому, эй, может, подеремся хотя бы на всякий случай, пока мы не начали меняться нижним бельем и спорить, кому достанется ивовая ветвь Грэмми в брачном контракте.        – Нет, – и снова этот голос. Тот самый, что принимает Решения.        – Что ты там говоришь?        – Говорю, что так просто тебе от этого всего не избавиться, – хватка пальцев Питера становится сильнее.        – Ты думаешь, что я тут слишком легко все воспринимаю, да? – огрызается Уэйд и пытается увернуться от прикосновения. [Очень классного прикосновения, которое покалывает своей приятностью и отправляет меня прямиком в счастливую фанзону. Прикосновения, которое заставляет очень хотеть притворяться, будто я всего этого достоин]        – Я думаю, что убегать слишком легко! – отвечает Питер, – и уверен, так было бы гораздо проще и для меня, если бы мне было плевать и я не хотел можетбытьсновапоцеловатьтебя?       Уэйд смотрит на катастрофически краснеющее лицо Питера и складывает руки на груди: – Совсем стал геем из-за меня, Спайди?        – Заткнись, – бормочет Питер, опускает глаза и неосознанно повторяет позу Дэдпула, – для меня это тоже, знаешь ли, в новинку. Я точно знаю, что нравлюсь тебе, но тебе все равно надо вести себя как сволочь по поводу всего этого? Я парень, ты тоже парень, и я знаю, что это просто––        – Полная жопа?        – Вот именно!        – А я так живу! – Уэйд преувеличенно трагично всплескивает руками, – типа, как на концерте Боба Хоупа. Сначала кажется, что все будет круто и смешно, но потом оказывается, что он сдох десятилетие назад, а его вонючий труп все еще потягивает косяк. Но не расстраивайся: бесплатная лоботомия с каждым Хэппи Мил!        – Не то, чтобы мне было совсем незнакомо всё "странное", знаешь. Ну, я имею в виду, – Питер неопределенно машет рукой, - Радиоактивный паук? Серьезно? Такое нарочно не выдумаешь, – он чувствует, как от этого разговора к нему подбирается знакомая головная боль, – но дело не в этом.        – А в чем дело? – хмурится Уэйд, – нет, серьезно, я вроде как прослушал последние минут пять.        – Дело в том, что ты не обречен. Это не судьба, не карма, не что угодно подобное. Ты сам решаешь, какой будет твоя жизнь, и черт, я знаю, что это звучит до отвратительного банально, но это правда, – Питер просто отказывается верить в мир без выбора. В чем смысл такого мира?        [Ав, ну неужели не мило, когда они все еще продолжают верить в эту чушь?] – Меня постоянно кормят этими сказками, и постоянно всё катится в ебеня, Пити, – вздыхает Уэйд, – что по-другому на этот раз?        – Я.       Кажется, что-то, наконец, заставляет Уэйда воспринимать доводы Питера серьезнее. Он чуть склоняет голову, пристально рассматривает стоящего напротив парня, потом вытягивает вперед руку и делает вид, будто расплющивает его череп между большим и указательным пальцем, а потом снова беспомощно пожимает плечами.        –...так мы уже дошли до той части, где надо сцепиться мизинцами, произнести клятву и поцеловаться? Потому что я тут недавно смотрел "Лунный свет" и знаю точно, что эта фигня разрушит все сексуальное напряжение. <tab – Кажется, да? – на что он только что подписался? Иногда Уэйд настолько отвлекается, что напрочь забывает о самых важных вещах. Таких, как поцелуи, например. Точно, именно о них.       Питер понимает, что хорошо бы ему реагировать побыстрее, потому что их разговор становится похожим на версию Радуги Чтения для взрослых.        –... а теперь ты должен сказать, что тебе всегда нравились дерзкие, больные раком парни с собственной коллекцией катан, а потом за нами опустится стратегически размещенная там занавеска или что-нибудь такое, и мы займемся чем-то более важным––        – Только не говори, что разрабатывал этот план уже давно...        –...и потом, наконец (заткнись, это самая классная часть!), мы снимем специальный эпизод Железного Шефа с Фантастической Четверкой и сестрами Олсен, но Сью Ричардс смошенничает и твоя одежда станет невидимой из-за волшебного соуса барбекю, и ты такой: "О, нет! Мое несчастное обнаженное цветущее тело! Уэйд, скорее слижи это–– "...ну, что не так?        – Просто пытаюсь понять, кто более сумасшедший––, – не сходящая с лица улыбка заставляет щеки Питера по-настоящему болеть.        – Я предпочитаю термин "не смежный с реальностью". Во-первых, явно звучит круче, а во-вторых–– [–– ты можешь ой. Ой-ой-ой, а вот теперь поцелуи. О-о-о-о-о-охххххх. Поцелуи – это хорошо. Поцелуи и прикосновения прям там, а теперь идите и читайте какие-нибудь другие желтые бабблы, кучка извращенцев!]       Питер обнаруживает себя лежащим на полу, когда неохотно прерывает слишком воодушевленный поцелуй, и тяжело дышит: – Кислород. Это проблема, – бормочет он и притягивает Уэйда для следующего раунда, – о-кей, можно продолжать.       А ведь все могло бы закончиться и на потолке. ***        – Итак, – ухмыляется Уэйд, когда приземляется на пол слишком изящно, по мнению Питера, для человека его роста и телосложения, – не хотел бы ты, ну, знаешь...?        – Не хотел бы я что?        – Подраться! – Уэйд кивает на открытое окно и небо, усыпанное мерцающими огнями, – Всегда хотел надрать маленькую задницу Спайди на каком-нибудь национальном памятнике или чем-нибудь столь же драматически подходящим.        – Тогда, полагаю, тебе придется еще о-о-очень долго мечтать об этом, – усмехается Питер, натягивая маску и ускользая в прохладный ночной воздух, – прошлая попытка на Эмпайр-Стэйт-билдинг была еще более жалкой, чем твой хук справа.        – Эй! – кричит Уэйд ему вслед, на ходу одергивая маску, и тоже ныряет в окно, – я бы мог называться Железным Кулаком, если бы этот псевдоним уже не заняли! – он с ловким сальто приземляется около уличного фонаря, – знаешь, в этом прозвище хотя бы не упоминаются всякие насекомые, что было бы слишком унизительным.       Питер оборачивается и начинает вопить, когда замечает, что Уэйд почти догоняет его: – Ага, как же, мечтай! Только в твоих снах, фанбой.        – Каждую ночь, Спайди. Каждую ночь.