I'm forever yours faithfully

— Ты не представляешь, как мне хорошо с тобой, — шепчет Мейсон и улыбается, отрываясь на несколько секунд, а потом снова припадая к губам Портера. Они всегда настолько сладкие и приятные для него, что он готов просто прижиматься к ним двадцать четыре часа в сутки и не нуждаться ни в чем. Мейсон бы все отдал, чтобы просто всегда быть рядом со Спенсером. Вечность. Если бы только это было возможно, то он бы отдал все драгоценности мира. Отдал бы все, чтобы ходить с ним за руку по городу, чтобы целовать его при семье, чтобы слышать от друзей и знакомых, что «вау, вы так подходите друг другу». Но этого никогда не будет. И этого действительно заставляло его грустить. Но не сейчас. Не тогда, когда Спенсер рядом и гладит его спину, смеясь ему в губы. Спенсер хороший. Спенсер красивый и самый-самый лучший. Они не только целуются и занимаются сексом, нет, они действительно любят и заботятся друг о друге. Спенсер всегда спрашивает, какого черта Мейсон так легко одет или поел ли он с утра. И плюет на все споры: снимает куртку, надевая на него, ведет в кафе и кормит досыта, верно, пока он уже совсем не сможет встать со стула. А Мейсон всегда говорит ему о том, чтоб тот был аккуратен, когда ездит по работе на ранчо. В кой-то мере, это действительно было опасно. Мейсон тянется к кожаному ремню на джинсах Спенсера, но тот останавливает его руки. — У нас очень мало времени, детка, — он, кажется, сам ненавидит себя за эти слова. Ведь он и сам так сильно соскучился по телу Мейсона, по его запаху и вообще по всему ему. Мейсон смотрит на него обиженно, с грустью, а потом предпринимает еще одну попытку, но Портер опять его пресекает. Да, они не могли целоваться, говорить «люблю» и обниматься несколько недель, но сейчас у них правда остается слишком мало времени. Жена Спенсера будет зла, если он вовремя не заберет дочь из садика. Ее подорвут с работы и она уж точно догадается проверить своего мужа в гараже. И то, что она ей увидит не понравится не ей, не остальному городу. И больше у Мейсона и Спенсера будет не единой встречи. Только позор до конца жизни и гарантированное гниение в одиночестве при вечным шептанием за спиной. Не лучшие перспективы, но надеется на большее не приходилось. — Ненавижу тебя, — шипит МакКарти, слезая со Спенсера и вылезая из машины. — Знаешь, я тоже найду себе кого-нибудь, если ты не против. Я же все же не робот, — он выглядит действительно расстроенным. И его слова не имеют для него самого никакого смысла. Ему не нужен никто другой. Не нужен секс с кем-то другим. Ему нужен только Спенсер и тепло его тела рядом. — Мейсон, а то, что я гей, тебя вообще не смущает?! — Спенсер еле сдерживался, чтобы не сорваться. — Эта семья держится на добром слове моего ебанного отца и психованной матери, помешанной на внуках. Мейсон слегка виновато опускает взгляд. Он знает, как Спенсеру тяжело это дается. Мейсон предлагал ему уехать, но был обсмеян. Спенсер не оставит ни родителей, ни дочь. Не потому что он так сильно их любит и обожает, а потому что не может. Единственный человек, кого он любит по-настоящему — это Мейсон. Всегда был и всегда будет. Спенсер смягчается, подходя и крепко обнимая Мейсона к себе. Так, чтобы хватило хоть на какое-то время. — Я хочу тебя, я очень тебя хочу. Просто пойми, что сейчас это может грозить крахом. Крахом нам навечно. Ты же не хочешь этого? Потому что я не хочу. Если тебе... Если тебе так нужен секс, то, хорошо, найди себе кого-нибудь, я не буду возражать. — Мне не нужен никто, кроме тебя, — шепчет Мейсон и утыкается носом в светлую шею. — Мне тоже. _______________________ Мейсон лежит на груди Спенсера на простынях, наспех раскинутых на полу в гараже, чтобы было не так холодно. Глаза прикрыты, но ресницы трепещут ежесекундно, пока ладонь Портера гуляет по его идеальному телу. Мейсон жалеет, что нет такого: остаться в одном моменте на целую вечность. Он бы выбрал этот, не задумываясь. Сейчас он слушал сердцебиение Портера и понимал, что это его любимая мелодия. Он бы хотел слушать ее на повторе. МакКарти катастрофически не может без него жить. И это выглядит так, будто он начинает сходить с ума. И он думает, что, возможно, это неправильное решение, но лучше принять его сейчас. Потом будет не так больно. Ему просто необходим был некоторый перерыв. И не такой: две недели без секса, неделя без поцелуев и пару дней без зрительного контакта. А действительный перерыв. Чтобы он смог понять, что он хочет и может получить от жизни, которая уже и так сделала ему самую отвратительную вещь, что могла. И сейчас, когда он думал об этом и пытался не дрожать, он прекрасно понимал, что если он скажет это — пути назад не будет. — Я уезжаю, — довольно тихо говорит он и чувствует себя так, будто он умер. И действительно: время будто останавливается. Вокруг все замирает, а чужая рука перестает выводить на спине причудливые узоры. Мейсон жмурится, сдерживая желание повертеть головой, чтобы все это исчезло и он проснулся. Желательно в законном браке со Спенсером, где-нибудь на окраине Парижа, от того что их будит их ребенок. — Куда? — хриплым голосом спрашивает Спенсер, пытаясь избавиться от эмоций, но попытки тщетны. — Не знаю, — пожимает Мейсон плечами, поднимаясь. — В Алабаму, возможно. Возможно, еще куда, — молчание. — Ясно. Мейсон вздыхает, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Я больше так не могу, — голос надрывается. — Мне... Мне нужен отдых, понимаешь? От всего этого. Мне плохо, Спенсер, мне очень плохо. Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти. Я не могу. Если я еще раз увижу тебя с этой коровой в обнимку, я точно свихнусь и убью ее. Спенсер смеется. Он бы не был против. Портер садится напротив Мейсона, беря его ладони в свои руки, и смотрит на него буквально самым нежным, любящим и заботливым взглядом из всех, что можно было бы себе представить. — Я буду очень по тебе скучать, — говорит Портер, прежде чем Мейсон набрасывается на него с объятьями и поцелуями. — Береги себя, хорошо? В твоей ебанной Алабаме никто не будет смотреть за тем, чтобы твой ебучий шарф был на шее, ты это понимаешь? Пообещай, что ты позаботишься о себе. — Обещаю. Я всегда буду принадлежать тебе. — Я всегда буду принадлежать тебе, — уверенно повторяет Спенсер и прижимает брюнета крепче. _______________________ — Что на ужин? — спрашивает Спенсер, безразлично проходя к столу и заваливаясь на стул. — Где дети? Китти, увлеченно читающая что-то около пустой плиты, даже не отрывается от книги и не здоровается с мужем. — Ну не знаю, боль и разочарование? — цокает она языком и переворачивает страницу. — Детей я отправила к маме на каникулы. Хотя думаю, я не спасу их этим от уже испорченной психики, в связи с тупостью их отца и постоянных ссор. Портер закрывает лицо руками и вздыхает, молясь Богу, в которого он не верит. Просто это единственное, что он может сделать, живя с этой отменной стервой. Прошло уже десять лет и каждый день все это больше и больше походило на конец света. И что самое веселое: многие ставили их семью в образец. Оба имели достаточно успешную работу, двух прелестных детишек, хозяйство. Но если кто-то бы прожил хотя бы один день в этих четырех стенах, то он бы никогда не захотел возвращаться назад. Любовь, проще говоря, так и витала в воздухе. Жаловаться Спенсер, будто бы и права не имел. Потому что он не любит Уайлд сейчас, ровно как и десять лет назад, когда соглашался стать ее мужем в церкви. — Тебе открытка, — она разбирает почту и кладет ее прямо перед ним, узнавая только имя. Китти никогда не интересовали его дела. Что, может, и к лучшему. Спенсер задумался. Ему уже пару лет открыток не посылали, даже с работы: обходилось без этого. Поэтому жест был довольно внезапным, даже настораживал. Тем не менее, прочитать нужно было, ведь это могло быть связано и с работой, поэтому он сделал это. И его сердце тут же остановилось. «Я буду пятого мая, вечером. Выходи. Мейсон» Так, ну во-первых, сегодня было пятое мая, а на дворе — вечер, поэтому Спенсер буквально себя не контролировал. А во-вторых, какого, блять, хрена? Снизу слышится звук кнопки руля и Портер буквально с места подрывается, едва ли не сшибая жену и слыша причитания в ответ, но ему плевать. Он несется по лестнице вниз, грозясь точно сломать себе что-нибудь, еле успевает открыть дверь, хоть он и почти уверен, что смог бы ее пробить. Портер хватает Мейсона за шею теплыми руками и целует настолько страстно, настолько горячо, глубоко и влажно, что у МакКарти подкашиваются ноги и он вынужден схватится за капот. Уже темно, но Портер не может рисковать, уводя его за дом. До конца волноваться не получается: одежда срывается в процессе, а стоны до неприличия громкие. — Я так сильно по тебе скучал, — буквально рычит Спенсер, вжимая его в стену. — Тебя не было пять гребанных лет. Это нормально, блять? Ничего. Ты мог прислать ебанную открыточку, а? Хоть по одной в год. Чтобы я хотя бы знал, что с тобой все хорошо. — Прости... Я... — он не может вдохнуть нормально, потому что поцелуи в шею слишком горячи. — Ммм... Блять, Спенсер, я просто... Я люблю тебя. — И я тебя. Китти сидит за столом, вздыхая и вытирая единственную слезу, рассказывающую о том, что ей все же не все равно. _______________________ — Ты такой любимый, такой родной... — говорит Спенсер, пока они сидят на берегу реки, далекой от дома. — Как тебе Алабама? — Нормально. Без тебя, честно, что Алабама, что Лондон — все деревня, — тепло улыбается Мейсон и вдыхает чистый воздух. — Я скучал по этим местам. Скучал по тебе. Пять лет, — ага, как же. На самом деле, признают они или нет, не пять лет. Всю жизнь. Спенсер борется с эмоциями и желанием повалить Мейсона на траву и целовать так долго, как только может. Пока губы не онемеют или сердце не остановится. Мейсона никогда не может быть достаточно. Что удивительно: их взгляды друг на друга за это время вовсе не изменились. — Слушай, а я вот думаю... Может мы сможем как-то видеться чаще, а? Китти на меня абсолютно плевать, а детей пока не будет. Только вот гараж уже видал лучшие виды, это точно. Может, придумаем что-нибудь? — улыбается он и инстинктивно двигается ближе. С лица Мейсона тут же спадает улыбка, будто Спенсер напомнил ему о чем-то, о чем тот явно не хотел вспоминать. — Спенсер, — серьезно говорит он. — Я должен сказать тебе кое-что. Брюнет буквально дрожит, поэтому Портер абсолютно забывает обо всем, беря его за руку и сжимая. Мейсон закусывает губу, к глазам подступают слезы. — Я приехал попрощаться. Спенсер буквально умирает, как тогда, когда Мейсон только сказал ему о том, что уезжает. Какого хрена? Портер выпускает его руку из своей и не знает, что сказать. Слов нет, а Мейсон будто хочет продолжить, но не может. Портер прочищает горло. — А попрощаться ебанной открыткой ты не мог? — не выдерживает он. — Нашел себе кого-то получше, да? Ахуенно. Заебись. Молодец. Но нахуя ты уехал на пять лет, а теперь ты делаешь так? Специально? Мстишь? Мстишь, потому что я не убежал тогда с тобой? — Спенсер, — Мейсону хочется кричать, но у него хватает сил только шептать. — У меня лейкемия. _______________________ — Может, ты еще сможешь вылечиться? — От рака нет таблеток, — слишком резко отвечает он. — Это все? — он едва сдерживается от того, чтобы не броситься на к шею Мейсону в очередной раз. Спенсера пугает этот металл в голосе Мейсона. А Мейсон понимает, что по-другому никак. Его просто душат слезы и обида за то, что Спенсер даже сейчас, в последние недели жизнь МакКарти, не может побороть себя, наплевать на всех вокруг и просто любить. Он не может и никогда с этим не смириться. — Спенсер, меня не станет через месяц. — А мне что потом предлагаешь делать? Что Мейсон мог ему предложить? Ничего кроме своей вечной любви. В какой-то момент этого, видимо, стало слишком мало. — Значит, прощай? — хрипло спрашивает Спенсер. — Да, прощай, ублюдок. Глаза Портера почти за долю секунду оказываются на лбу. — Да, ты не ошибся. Ты гадкий, отвратительный и мерзкий ублюдок. Несчастный мальчик, всю жизнь просидевший в компании нелюбимых и ненужных людей, вечно прячущийся за папочку. Ты жалок и противен. Ты долбанный слабак и это никогда не изменится, — в этот же момент раздается звук довольно сильного удара и Мейсон отлетает почти до противоположной стены. Кажется, ему сломали нос. В глазах темнеет на какое-то время, но он встает. — Убирайся из моего дома, — злостно шипит Портер, а его глаза метают молнии. Наверное, так себя и ведут, когда слышат совсем нежеланную правду. — Сейчас же. Мейсон в шоке и он не совсем понимает, болевой ли он или от того, что Портер смог его ударить. Тем не менее, он не спорит, удаляясь к двери, и проходя мимо Спенсера все же бросает на него беглый взгляд. И ему действительно становится его жалко. Он не заслужил таких слов. — Мне жаль, — говорит Мейсон, не смотря в его сторону у самой двери. — Я надеюсь, что ты будешь счастлив, любимый... Дверь закрывается и Спенсер не может дышать. _______________________ — Что ж, родной, ты прав. Я гадкий, отвратительный и мерзкий ублюдок, но хочешь ты этого или нет, я навсегда останусь твоим гадким, отвратительным и мерзким ублюдком. «Он сказал, что ты точно сможешь позаботиться об этом, потому что никто не заботился о нем сильнее, когда он был жив Мэдисон» Медная банка, измятая записка рядом и вдребезги разбитое сердце.