Две души

Дни текли своим чередом. Гарри тщательно просматривал передовицы «Пророка», полагая, что такая новость, как оправдание его крестного, просто не может оказаться дальше второй страницы. Гермиона была с ним в этом солидарна, но в привычной дотошности просматривала газету полностью. Но весна приближалась, а новостей о Сириусе не было. Лишь в начале марта, когда Гарри уже совсем извелся и практически забросил учебу от беспокойства за судьбу крестного и старого аврора, искомая новость все же увидела свет. «Запоздалое правосудие» — гласил заголовок утреннего «Пророка», украшенного большой колдографией Сириуса. Выглядел он, как и положено беглому узнику, на редкость жутко. Статья за авторством уже известной детям мисс Скитер в трагическом тоне поведала читателям о бедном, несчастном и никем не понятом страдальце, героически пошедшем против семьи, обманутом коварным другом, без вины проведшем в Азкабане двенадцать лет и сбежавшем «при первой же возможности», дабы защищать крестника в меру скромных сил. Вторая же часть статьи была посвящена благородному господину министру, добившемуся правосудия, не менее благородной госпоже начальнице аврората и воистину демоническому образу Аластора Грюма. По версии Скитер, старый аврор был маньяком-убийцей, мечтавшим заточить в Азкабан как минимум половину магической Британии, а вторую половину — зверски убить: «Множество невинных и воистину достойных людей в конце войны было схвачено именно им. Некоторые смогли оправдаться, но сколько еще невинных заточено в тюрьме? И сколько их погибло от рук того, кто, по собственному признанию, никогда не пытался сохранить жизнь тем, кого захватывал?» Скитер утверждала, что Грюм тщательно препятствовал установлению истины, намекала на его возможную причастность к побегу Петтигрю, но «с прискорбием сообщала», что ввиду отсутствия строгих доказательств его вины хоть в чем-нибудь, его просто отправили на заслуженную пенсию. Это отсутствие доказательств оказалось отменным поводом пройтись еще и по Краучу-старшему, который, по мнению журналистки, обеспечил полный произвол аврората в конце войны, что и привело к появлению (и безнаказанности) таких чудовищных личностей. Соученики после статьи Скитер смотрели на Поттера с искренним и глубочайшим сочувствием, и каждый второй спешил узнать, что же думает Гарри по поводу чудовищного Грюма, так несправедливо поступившего с его крестным. Парень предсказуемо не выдержал, и подрался с особо настырными вопрошающими, сопроводив драку оправдательной речью в адрес Грюма и заработав в награду волну слухов о собственном подорванном психическом здоровье. Люпин ходил с каменным лицом, и успокоить Гарри ничем не мог — своего бы внутреннего волка удержать от необдуманных действий. Гермионе и Невиллу оставалось лишь запастись терпением и стараться держать Гарри подальше от прочих учеников. В конечном счете, дело дошло до того, что троица перестала даже появляться в большом зале, предпочитая сходить на кухню, которую по такому случаю показал им Люпин, и поесть там. Кухня, как и домовики, повергли Гермиону в легкий шок: она-то думала, что «всё само делается», а оказывается — тут бедные порабощенные создания рабским трудом обеспечивают и еду, и уборку и всё прочее. На попытку Невилла объяснить ей, что это нормально, она искренне возмутилась и очень обиделась на друга. Однако, голод и аргумент «есть все равно что-то надо, готовить сама ты не умеешь, так что поверь пока на слово Невиллу, а на каникулах разберешься, что и как на самом деле», не позволили девушке положить свое здоровье в борьбе за правое дело и демократические идеалы. Карина, которой мысль о неприемлемости принудительного труда казалась на редкость абсурдной, оказалась перед интересным вопросом: как выяснить, что такое домовики и почему они в таком положении, раньше Гермионы, и как объяснить излишне справедливому ребенку, что возмущаться в происходящем нечем. Было у Карины такое стойкое подозрение, что раз домовики Хогвартса своим положением довольны и на робкие попытки Гермионы донести до них всю несправедливость их жизней реагировали искренним возмущением «глупой девочкой», то и бороться за их права — бесполезная трата времени. Впрочем, заметив, как Невилл после уроков подозрительно шепчется с Драко, Карина не поленилась выяснить тему разговора, а выяснив — успокоилась. Невилл советовался с младшим Малфоем на тему одалживания Гермионе умных книжек, а возможно и проведения для неё консультации с взрослым чистокровным на тему «откуда пошла служба домовиков магам и почему это хорошо и правильно». Драко же интересовался причинами нелюдимости Поттера в последнее время — «скучно же, остроумие не на ком оттачивать», и обещал поговорить с отцом. Заодно выдвинул и другую ценную мысль. — Вот смотри, Лонгботтом. Грейнджер у вас активистка, и не ленится бороться со всем, что ей кажется неправильным. Но не дура — и ей можно объяснить, что все хорошо, и вообще стоит оставить в покое ветряные мельницы. А что другие магглорожденные? А вдруг они думают точно так же, как Грейнджер, но молчат, ничего не понимают, не спрашивают, а потом приходят в министерство и начинают ерунду вместо законов проводить? Я вот всё пытался понять, как с Грейнджер познакомился, чем же они так от нас отличаются. Вроде такая же девчонка, поумнее многих даже. И тут вот ты спрашиваешь такие вещи, а я вот думаю — а ведь магглорожденных никто-никто не учит ни этому, ни всему остальному, что для нас очевидно. Помню, в поезде тогда, перед первым курсом, она меня все про традиции расспрашивала. Я ж решил, что она просто разговор поддерживает, а на самом деле знает всё. А она и правда ничего об этом не знает! Просто потому, что рассказать ей было некому. Но ей-то мы расскажем, а остальным кто расскажет? Почему вообще маггловедению нас в Хогвартсе учат, а их маговедению никто не учит? Невилл ответа на вопрос не знал, но мысль его заинтересовала. И обещание Драко «Всё-всё выяснить и рассказать, и Грейнджер, и Поттеру, а то он же тоже с магглами рос, ничего не знает, поди. И крестный этот его тоже, чего он расскажет, он от семьи отрекся!» — легло в благодатную почву, заставив Невилла отправиться писать письмо бабушке.