Джессика
В Дружелюбии нас заставляют переодеться в одежду фракции и разделяют: парни отправляются на разгрузку земли для оранжерей, а мы с девчонками идем в теплицы высаживать рассаду. — Ну чё, Джес, дождалась своего принца? — спрашивает меня Грейс, хитренько прищурившись. — Дождалась-то, дождалась, — тянет Хейли. — Да вот только по ходу встретились два одиночества, развели на дороге костер… — Что ты имеешь в виду? — настороженно оборачиваюсь я к ней. — Да, он весь такой… зажатый, и тараканы у него в голове, видимо, строем ходят! Так что я тебе не завидую, Джес, — качает головой Хейли, скептически поджимая губы. — Будете познавать радости первого секса методом проб и ошибок. Да и вообще! Судя по его характеру, хлебнешь ты с ним еще. Так что готовься. — Да ладно тебе, Хейли, ужасы ей пророчить! — заступается за меня Дани. — У всех когда-то бывает первый раз, и чего теперь от шикарного парня из-за этого отказываться, что ли? Не слушай ее Джес, наш Джони что надо! А Стен его пропесочит в случае чего, да, Фокси? — Я считаю, что в такие дела лучше никому не вмешиваться. Сами разберутся, — недовольно хмурится Теа. — Что одному хорошо, другому может быть не очень. — Ладно, девки, хорош уже! — мне как-то не по себе обсуждать парня, с которым вообще ничего не понятно, и я перевожу разговор на другую тему: — А где Алексис? И Алекса что-то не видно. — А они на полигон, к лидеру уехали, — ловко орудуя тяпкой, как бы между прочим, говорит Хейли. — Оба? — поднимаю брови. — Ну да! У них что-то вроде медового месяца, вот он и повез ее с родителями знакомить. — Что, правда, что ли? Все так серьезно? — Да шучу! — Хейли машет на меня тяпкой и улыбается. — Хрен знает чего они поехали, вроде, лидер вызвал, причем их обоих. Вот и поехали вдвоем. — Жаль, что Лекси нет, — грустно тянет Фокси. — Она б спела нам что-нибудь, не так скучно было бы! — Интересно, что Алекс у нас ведь тоже поет, — со смешком выдает Хейли. — У них раньше даже группа была, еще до его инициации. Не знаю, сейчас уже распалась, наверное, а раньше они целыми днями в подвале пропадали! — Ха, вот они и спелись, — смеется Дани. — С самого начала было видно, что между ними искра проскочила. Так, в разговорах и обмусоливаниях чужих и наших косточек, пролетает время до обеда. В огромном круглом помещении Дружелюбия, где у фракции проходят все мероприятия от приема пищи до голосования, народу тьма. Одетые в одежду Дружелюбия Бесстрашные выделяются только цветом волос, пирсингом и татушками. Я ищу глазами Джона, но не нахожу, а девчонки уже увлекают меня с собой к раздаче. Скучая в толпе за едой, я с удивлением чувствую, что на мое бедро ложится рука. Дернувшись от неожиданности и обернувшись, я, вопреки ожиданиям, упираюсь взглядом в незнакомого парня со слегка чумными глазами. Признаться, я была уверена, что настолько беспардонно могут вести себя только Бесстрашные, поэтому очень удивляюсь, понимая, что меня лапает какой-то Дружелюбный. — Привет, красивая, — открыто улыбаясь, говорит он мне. — Я сегодня вечером свободен, хочешь покажу, как цветут орхидеи? — Руки убери, — грубо отшиваю его, — и отвали! — А то что? Отшлепаешь меня? Так я только за! — нагло и медленно тянет он, а во мне закипает раздражение пополам с отвращением. Они что, со всеми своими девушками тут так обходятся? И девкам это нравится? — Зубов не досчитаешься! — шиплю я негромко, стараясь держать себя в руках и не привлекать внимания. — Э-э-э, крошка, ты новенькая, что ли? Тут нельзя так! В Дружелюбии запрещено драться. А вот ты могла бы быть и помягче, уж больно вся напряженная. Хочешь сделаю тебе расслабляющий массаж? — и он опять тянет ко мне свои грабли, поглаживая мою ягодицу. — Ты такая ладненькая, что просто конфетка! — Слышь, парень, а ничего у тебя не слипнется? — раздается грубоватый и не предвещающий ничего хорошего голос. — Может, это тебе массаж прописать? Внутренний? Черенком от лопаты?! Я оборачиваюсь на голос Джона; он стоит недалеко от нас, притворно-расслаблено опираясь на раздаточную линию и сложив руки на груди. Голос его, в общем и целом, спокойный, однако лицо просто перекошено от ярости. На меня он не смотрит, а вот парня просто прожигает взглядом. — Джони, все хорошо, он мне ничего не сделал, — пытаюсь я предотвратить коллапс. — Я слышал все его предложения, — Джон переводит взгляд на меня, и как-то резко становится не по себе от оглушающей озлобленности в них. — Или ты хотела их принять? — Ты что говоришь? Нет, конечно! — Вот тогда и не вмешивайся! — рявкает он на меня. Ну отлично просто! Повод помериться членами найден, ты теперь погуляй в сторонке, девочка! — А ты кто такой, вообще? — спрашивает Уеллнера Дружелюбный. — Может, я хочу за девушкой поухаживать, ты-то чего лезешь? — Эта девушка не хочет, чтобы за ней ухаживали всякие уроды! — Джон отлепляется от стойки и закатывает рукава так, чтобы стала видна татуировка знака Бесстрашия у него на предплечье. — Съебывай отсюда, пока цел. — А тебе откуда это известно? — Дружелюбный старается не ударить в грязь лицом, хотя по пристальному взгляду, что он бросает на тату Джона, понятно: он понял, что Уеллнер — Бесстрашный, и уже сам не рад, что полез ко мне. — Она с тобой, что ли? Что ж ты тогда так с ней, вон, до слез довел? Черт, Джон, не смотри, он тебя отвлекает! Но Джони бросает короткий взгляд в мою сторону, теряет парня из вида, и тот, воспользовавшись этим, толкает Джона в грудь и пытается сбежать. Уеллнер отшатывается и даже отступает на шаг назад, но успевает перехватить Дружелюбного за руку. Медленно, как будто воздух сгустился до состояния киселя, Джон глубоко вдыхает и бьет его в челюсть так, что парень падает, не удержавшись на ногах. Уеллнер поднимает его за грудки и несколько раз вдаривает поддых так, что Дружелюбному остаётся лишь хватать ртом воздух. Парнишка пытается закрыться, но Джон на этом не успокаивается и уже колотит его без разбора. Все заканчивается довольно быстро. Парень катается по земле, держась за живот, а к Уеллнеру кидаются охранники Дружелюбия. Вот тебе и пообедали, черт побери! — Блядь! — вырывается у Фокси. — Ну, Джонни, не завидую я тебе! — А что ему сделают? — испуганно спрашиваю, заглядывая ей в лицо и пытаясь понять причину ее тревоги. — Сейчас их накормят мирной сывороткой. Бля. Этот-то придурок, что к тебе полез, только того и хотел, а вот Джону придется несладко. Ты что, сама не могла отбиться? — набрасывается на меня Теа. — Потихоньку! Обязательно было устраивать показательные выступления? — Фокси, в чем дело? — удивленно вытаращив на нее глаза, тянет Дани. — Ты чего на Джес набрасываешься, я рядом стояла, парень и правда себя повел мерзко, руки распустил. Джони только вступился за нее! — Вот и я говорю, какого хрена? Отшила его тихо-мирно и все. — Это Фокси просто своего красавчика ревнует, — насмешливо сдает ее Хейли. — Он неосторожно высказался, что Джес у нас красотка, вот она теперь и исходит на говно. — Да ладно вам, девочки! — примирительно вступает Грейс. — Парней на всех хватит, никто не претендует на уже занятых. Фокси, правда, Джес по Джонни сохнет, твоему красавчику не обломится! Теа оглядывает нас всех, порывисто вскакивает и выбегает из столовой. А я сижу, как оплеванная. Что я сделала такого?***
Свободное время выдается лишь поздним вечером, после того как мы закончили обязательные работы. Матиас хотел заставить нас еще и тренироваться, но мы, взвыли и заявили, что с нас уже хватит работ в поле, и он, смиловавшись, отпустил группу на все четыре стороны. Я первым делом отправляюсь искать Джона. Обхожу все помещения, сараи, бараки, пока кто-то из сжалившихся надо мной Дружелюбных не сказал, что видел Бесстрашного, которого сегодня водили в мирную комнату, у лесополосы. Правда, посоветовал не ходить к нему сейчас, но я не могу Джона бросить, несмотря на то, что он опять наорал на меня… Уеллнера я нахожу на полянке, он сидит прямо на земле, положив голову на согнутые колени. Со стороны кажется, что он спит, но когда я подхожу ближе, он вскидывается и смотрит на меня. Черты его лица мягкие, складки между бровей нет, глаза излучают совершенно необыкновенный теплый свет. Но, несмотря на это, он выглядит как-то непривычно. Такого Джона я еще не знала. Подхожу и сажусь рядом с ним прямо на траву. — Джесси, — каким-то не своим голосом, низким, обволакивающим, в котором нет ни грубости, ни резкости, говорит он мне, — ты не подходи лучше ко мне сейчас. Со мной творится что-то не то. Голова легкая, будто там нет ничего, и петь хочется. — Петь? Серьезно? — улыбаюсь я, силясь представить себе поющего Джона. — Ну так давай споем! — Нет. Ты лучше… уходи… — Джон, не гони меня, — выходит как-то умоляюще, да ну и ладно. — Ты из-за меня попал в мирную комнату, позволь мне просто побыть с тобой, пока действие сыворотки не пройдет. — Ты не понимаешь, — Джон глубоко вздыхает и опять кладет голову на колени. — Ты… даже на минутку не можешь представить, что со мной происходит! Я когда тебя вижу, у меня не остается ни одной мысли в голове, мне хочется только обнимать тебя, а после поцелуя, хочется еще и целовать, и… кое-что еще… Мне сейчас очень трудно держать себя в руках! — Джони… — И вот чего сказать-то на все это? Мне не приходит в голову ничего лучше, чем просто погладить его по плечу. Это производит совсем не тот эффект, которого я ожидала. Уеллнер вскакивает, порывисто хватает меня, поднимая на ноги, а потом… опускается на колени и обнимает за талию, прижимая лицо к моему животу. — Джесси, прости меня! Я наговорил тебе много всякой хуйни, это все от того, что я по тебе просто с ума схожу. Давно уже! С того самого момента, как ты мне улыбнулась тогда, на игре. Не могу спокойно смотреть на тебя, а когда вижу рядом с тобой кого-то, у меня просто мозги отшибает! Знаю, всё, что я говорю сейчас бредово звучит, и ты мне не поверишь, но Джесс… Я люблю тебя! Никогда никого не любил. А тебя вот… люблю. — Джонни, это в тебе мирная сыворотка говорит, — я глажу его по рыжим волосам и усмехаюсь про себя. Жизнь отдала бы, чтобы все это было правдой. Да вот только… — Ты такая красивая, — будто не слыша меня, продолжает Джон. — Ты просто потрясающе красивая! Когда ты рядом со мной, у меня не получается нормально дышать, нормально думать. Я так хочу тебя, что у меня просто крыша едет… Джесси… Сколько девчонок мечтают услышать такие слова, ну вот, я услышала и чего теперь? С одной стороны, приятно до чертиков, а с другой… Это ж не сыворотка правды, это мирная, и Джон сейчас всех любит. Опускаюсь перед ним на колени, поглаживаю по щеке. Он смотрит на меня так, что у меня начинает кружиться голова. На меня еще никто не смотрел с таким обожанием. Вот бы все это было на самом деле! Я тянусь к его губам, но он опережает меня, довольно бесцеремонно впившись в мой рот, сам меня целует, невероятно нежно вплетая ладонь в мои волосы. Такой смешной, под сывороткой этой, но целуется он потрясающе! А его поцелуй утягивает в омут, Джон вжимает меня в свое тело все сильнее. Никакой подозрительности, только чувства, эмоции, которые уже не нужно сдерживать! Я пробираюсь ему под свободную рубаху руками, оглаживаю мускулистую спину, поднимаясь пальчиками вверх, а потом вниз. Джон медленно втягивает в себя воздух и опускает голову, оторвавшись от меня. — Джесси, не делай так, — по его телу проходит чуть заметная судорога, и он слегка выгибается, расправив плечи и поддавшись вперед. — Мне очень, невероятно трудно держать себя в руках! — он дышит рывками, стараясь говорить ровно, но я вижу, как его потряхивает от желания. У меня от всего этого в голове расцвечиваются разноцветные круги и перед глазами все плывет. — Я не хочу, чтобы ты жалела. Мы так и стоим на пожухлой осенней траве, такой теплой после последних солнечных деньков, друг перед другом на коленях. И я не хочу отсюда никуда уходить. — Джони, я не буду жалеть. Он опять целует меня, руками потихоньку поднимая мою юбку, оглаживая ногу, поднимается все выше и выше… Подушечки его пальцев ведут сладкую дорожку по моей ягодице, и вдруг Джон резко, почти грубо, притягивает меня к себе. Его бедра тесно прижимаются к моим, и я чувствую, как он хочет меня. Глаза Уеллнера темные, с поволокой, он весь напряжен и слегка подрагивает, и дрожь эта, зарождаясь в нем, передается мне. Мысль о том, что он хочет меня, толкает на сумасшествие. Я чуть отстраняюсь и ложусь на траву, утягивая Джона за собой. — Нет, Джес, я не уверен, что здесь подходящее место. — Смотря для чего, — улыбнувшись, я облизываю пылающие губы. — И потом меня, если честно, уже ноги не держат, — запустив руку ему в штаны, я глажу его напряженную плоть, вырвав у него низкий, хриплый стон. — Глейзер… — выдыхает он мне в щеку. — Что же ты делаешь такое? — Тш-ш-ш, тихо! — Я точно ненормальная, но то удовольствие, что я получаю, сжимая его член в ладони, ни с чем не сравнить. — Ты только скажи, если я чего не так сделаю. Его член такой горячий, твердый и бархатистый на ощупь. Я продолжаю его наглаживать, Джон дышит часто-часто, а его сердце так бабахает в грудине, что даже я слышу. — Сожми его… — бормочет Уеллнер. — Рукой. И только, пожалуйста, не останавливайся! Я обхватываю его плотнее, сжав в ладони, Джон выдает протяжный стон и прикрывает глаза. Чувствую, как член его твердеет, становится просто каменный, у меня ужасно кружится голова от совершенно новых ощущений, от его запаха: уже знакомого миндаля, ромашек и чего-то животного, первобытного. Сердечко моё трепыхается, как овечий хвост и пульс отстукивает где-то в ушах. — О, Дже-е-е-ес, — выстанывает Джон, и я чувствую, как его член сокращается в моей ладони, обдавая меня чем-то теплым и липким. — О, боже… Джесси! Господи-и-и… Джон, будто растеряв все силы, валится на траву, тяжело дыша и закрыв лицо ладонью. Я приподнимаюсь в недоумении — разве я что-то не так сделала? — и опасливо рассматриваю его. Не то, чтобы я ждала чего-то особенного, просто… Внизу живота горит пожар, ноющая сладость разливается по всему телу, а Джон… просто лежит рядом и часто-часто дышит. — Джон, ты скажи что-нибудь, — тихо говорю, не понимая, что от него ждать. — Тебе нехорошо? — Мне-то хорошо, — глухо говорит он и резко поднимается, не глядя на меня. — Только я… не ожидал от тебя такого. Вот это здорово, конечно. Самого трясло от желания, член просто лопался, целовал меня, гладил и чего он ожидал, спрашивается? Танец живота? Черт, вот знала же, что парень с заскоками, и чего меня дернуло? А уж если вспомнить, что он себе надумал про девчонок Бесстрашия… — Ну… я подумала, если ты меня целуешь, хочешь, почему бы не доставить удовольствие? — И скольким парням, которые тебя хотят, ты готова доставить такое удовольствие? — выдав это, он поворачивается ко мне, и я снова вижу этот отстраненный осуждающий взгляд, как тогда, на ринге. После того, как он принес мне ромашки и того, что случилось в оружейке, после поездки, где мы сидели рядом и переплетали пальцы, держась за руки, после его признаний сейчас и наших сумасшедших поцелуев слышать всё это настолько странно, что я не чувствую даже привычную обиду, только усталость и разочарование. Верить ему под сывороткой было глупо, но мне слишком хотелось хоть на минуту оказаться в сказке, а теперь… Все кончилось. Быстро, однако, у него прошел эффект: то «люблю», то вот, пожалуйста! Джон не поднимается, сидит как мраморное изваяние, обхватив колени руками, и, я так понимаю, не собирается меня останавливать или как-то удерживать. Ну и пошел он! Встаю и, расправив юбку, отряхиваю ее от налипшей травы. — Тебе надо голову лечить, Джон, — советую ему, стараясь сдержать нервный смешок. — Если тебе так уж интересно, для меня это все тоже в новинку! — и не глядя на него больше, отправляюсь к баракам.