Алексис
— Ну, как ты тут, страдаешь? — хмыкает Нишка, ткнув меня локтем в бок, призывая подвинуться на бревнышке. — Как ваш пиздатый забег, сильно досталось? — Угу! Эта рыжая овца в меня целилась из оптики. Ощущаю себя подушечкой для иголок, — жалуюсь подружке, потому как больше поныть некому. — Ха-хах… Так и знала, что эта блядская Линдси что-нибудь отчебучит, — усмехается Ани, плюхаясь рядышком. — Ты ж знаешь, кто она, да? Чему удивляешься, или ты ее недооценила? Любимый ее отшил, вот она теперь и психует. — Знаю. — Ну, естественно, знаю. А еще в этой рыжей гадине Уеллнер признал сучку, подменившую мешок с именами в день посвящения. — И чего, она мне теперь гадить будет всё «сафари»? Это для нее может плохо кончиться. Да, драться-то в военное время нельзя. Хих… Но, вот только на третьем этапе и у меня будет оружие. И никакой оптический прицел мне не нужен! — Че, нашпигуешь Лин полну жопу огурцов? — ржет, зараза такая, почесывая носишко. А у самой глазенки сверкают, как две голубых лампы. Конечно, нашпигую. Её, наверное, никто не предупредил, что с глазомером мы очень дружим… Ну вот пусть и не обижается! Потом, сюрприз будет. Мне б только до маркеров добраться. — Ладно, хуй с ней, с девкой. Сейчас будет второй этап с моими пиздатыми мальчиками-доберманчиками. — Блин, Ниш, могла бы и не напоминать, и так не по себе, — отмахиваюсь от подружки, сглатывая колючий комок страха в горле. Мне этих замечательных зверюшек и на симуляциях хватает, а тут… Черт. — Твой Греф, меня не переваривает, хотя, вот на счет переварить, думаю, он очень даже за. Вот увидишь, наверняка сразу же за мной полетит, чтобы сожрать. Меня, такую хорошенькую… ух. — Тяжелый вдох не удается погасить. — Он и так в прошлый выезд всё круги вокруг меня нарезал да нюхал, как возле легких закусок, а потом на дерево загнал. — Ох, ёпта, Лекс, куда тебя понесло-то? Отъебись ты от моих лапуль. Че ты так паникуешь, никого они не сожрут. Они у меня воспитанные, все в мамочку! — хихикает Ани, прикуривая сигарету. — Ага, после кровавой трапезы, клыки салфеткой вытирают, да? — подначиваю её, выковыривая удравшую душонку из самых пяток, пытаясь изо всех сил храбриться. — Да не ссы ты, прорвемся. Вам форму с защитой выдадут. А мои собаки лично мною натренированы. Их задача, только поймать и охранять до тех пор, пока не получат команду на отбой. Никто тебя грызть и калечить не будет, говорю ж, ну чуток, может, помнут… За руку цапнут, свалят на землю, возле глотки пощелкают… Да шучу я, не трясись. Но если уж поймают, то особо не рыпайся, а сиди и жди меня, могут и проучить, — начинает она издеваться. Вот уж спасибо большое. — Лично, говоришь, натренированы? Тогда все еще хуже, ты ж сама доброта, Ниш, — прыскаю я, нервно вдавливая какую-то щепку подошвой во влажную от дождя землю. — Ладно, чего уж, Бесстрашные же ничего не боятся, да? Давай мне свои ценные указания, что делать-то, чтобы удрать от твоих няшек? — Хе-хе, во, хитрожопая. Ничего ты не сделаешь, особо. Если ребята узнают, что я тебе помогаю, мои полупопия первые пойдут под ремень, нет уж… Вас двадцать долбоебов против четырех доберманов. С чего ты взяла, что именно ты попадешься, ты ж костлявая. Че им тут жрать? А-ха-ха! Да не бледней ты так, я подъебываю. Вот, на, — уже шепотом. Сует мне незаметно в карман какой-то пластиковый баллончик и подмигивает. — Пойдешь перед забегом в сортир и обрызгаешь шмотьё, смотри, чтобы не запалили, иначе мне кирдык. Это отпугивающий спрей для собак. Действует, конечно, не стопроцентно, но всё же лучше, чем нихуя. — Нишечка, — шепчу я, чуть не прослезившись. — Нишка, ты настоящий друг, спасибо, спасибо! — Ну ты тут сопли еще распусти, или на шею мне бросься, чтобы все втупили, — зорко поглядывая по сторонам, отодвигается от меня Аниша, видимо, и правда опасаясь, что я немедленно примусь ее обнимать. В ту же секунду, подружка резко подскакивает, когда ее со спины обнимает подкравшийся Кевин. Блин, да я сама, чуть не того… — Так, и чего вы тут секретничаете? Вот ты где, я тебя уже обыскался! — Отклоняет Ани назад, облокачивая на себя, и целует в губы. Ого, я аж краснею, от них только что электрические разряды не расходятся во все стороны. У Нишки глаза, как два светоотражателя светятся только при одном прикосновении Кева. Личико девушки преображается, становится непередаваемо нежным. Вот бы выдрать из нее весь этот пирсинг, будет просто принцесса. Видимо, медовый месяц в Эрудиции, удался! — Ничего, дорогой, — сюсюкает Ани, обхватывает ладошками его лицо, со смаком запечатлев на щеке парня звонкий «чмок». Ой-ё, еще чуть-чуть, и кажется, я стану здесь лишней. — У нас тут свои, девичьи терки. Всё, пошли лопать уже, у меня кишки друг-дружку лупят по башке от нагулянного аппетита.***
— Так, ребят, смотрите сюда, ваш маршрут, как и в первом квадрате, будет ограничен красными флажками. Внимательно, еще раз повторяю, очень внимательно смотрите под ноги. Как вы видите, маршрут можно пройти по открытой местности и по лесу. По опушке быстрее, по лесу безопаснее, но дольше и тяжелее. Собак выпустят спустя двадцать минут после старта, чем быстрее вы продвинетесь за это время, тем лучше. Насчет собак — животные натасканы именно на игру, но нельзя забывать, что это все-таки животное, хоть и дрессированное. Они будут стараться преградить вам путь, не пускать к определенной точке, если вы будете держаться кучно. Если рассеетесь, могут погнаться за кем-то одним, остальные успеют пробежать до финиша. Предупреждаю, если начнете вести себя неадекватно, размахивать руками, шуметь — собаки могут потерять контроль. Убегать от них бесполезно, если за вами уже гонится псина — знайте, лучше встретить ее атаку лицом к лицу. Выставляйте руку вперед и падайте на землю. Самой лучше тактикой будет, если вы успеете пройти ваш квадрат до выпуска собак, но этого никому еще не удавалось. Так что удачи! — инструктирует нас командир, отправляя неофитов на второй квадрат заданий. Внимательно рассмотрев схему всего маршрута, мы начинаем готовиться к старту. Алекс подбирается длинными пальцами к моей ладони и тянет в сторонку от столпившихся Бесстрашных. Следит за моим взглядом, устремленным на четыре мохнатые «копилки», возле которых возится Анишка, подсовывая в зубастые пасти некое лакомство и, поцеловав в ушко, тихонечко шепчет: — Детка, ты куда баллончик дела? — от неожиданности я подскакиваю, а сердце ухает в живот. Ах ты ж! Вот черт, ну откуда он всё знает? Нишка бы не сдала. Где ж мы запалились-то? — Какой баллончик? — с трудом выговорив, протестую я, стараясь сделать непроницаемую мурзилку. Но Алекс усмехается, заглядывая мне в глаза, и прищуривается, а я чувствую, как краска, предательски заливает щеки. Ну всё, попалась. Кому-кому, а ему врать у меня совсем не получается. От безнадеги остается только закусывать губу, что я с большим успехом и делаю, покаянно глядя в глаза милому. — Тот самый, сладкая моя, который от собак. Так куда ты дела репеллент? — шепчет он, не пряча ухмылки, которая становится только шире и еще заразительнее, что не улыбаться Алексу в ответ совершенно не получается. — Алекс, ты же нас не выдашь, правда? — осторожно интересуюсь, забираясь под его ручищу, тыкаясь носом в широкую грудь, пряча пылающее от досады лицо. — Потому и спрашиваю, чтоб спрятать палево, вот же ж дурищи хитрожопые, — качает головой, делая строгое лицо. Маленькая складочка прокрадывается между его сурово сдвинутых бровей. — Быстро говори, куда дела, надеюсь, он хоть не при тебе? — Нет, конечно, Солнце, я его в спальник закрутила… В твой, — виноватенько тяну, хлопая ресницами. Алекс искренне удивляется, приподнимая бровь, и хохочет. — Детка, ну ты даешь! — Он разворачивается, закрывая меня от всех своей спиной, как надежным щитом, рука перехватывает поперек поясницы, притягивая к себе теснее, и целует. Губы жадные, напористые, но поцелуй очень нежный и мягкий. От него чуть пахнет лесом, дымом от костра, возле которого он сидел, и еще чем-то давно привычным и безумно родным. У меня перехватывает дыхание от смеси обожания и щемящей нежности. Не хочу я никакое «сафари», ничего не хочу, только его. — Всё, я понял, прикрою. Давай, Лекси, марш на старт, — шумно тянет глоток кислорода, подталкивая меня большой ладонью к остальным неофитам, и подмигивает. — Всё, пошли, смертнички! — громко командует Алекс, хлопнув в ладоши. Я бросаю последний взгляд в сторону привязанных доберманов, провожающих неофитов о-о-очень уж недобрыми взглядами, что у меня начинает зловеще чесаться правое полупопие. Да, да, аппетитное такое, черт подери, полупопие, на которое они воодушевленно посматривают, исходя слюной… Как будто их неделю не кормили. Блин, Нишка сказала, что спрей не даст полнейшую защиту, значит, расслабляться совсем нельзя. Вот чую я задницей, что на мою пятую точку будут покушаться клыкастые милашки. Территория второго квадрата огромная, чисто поле, окруженное лесополосой. Конечно, напрямик было бы быстрее, но там-то мы станем совсем легкой добычей для погони. Поэтому втапливаем бегом в обход, пока действует фора, всей гурьбой вглубь леса, стараясь держаться вместе и как можно больше оторваться от преследования. На голову снова льют холодные капли, ноги разъезжаются в грязи, с трудом перемахиваем через распростертые тугими венами корни деревьев, тянувшиеся по земле, чуть присыпанные опавшей листвой. Тяжко, блин. Дожди как зарядили, так и не перестают, принеся с собой промозглую сырость и низкие темно-серые тучи. Интересно, а вода может сбить собак со следа? Да хрен там, вот, если бы у нас была возможность сбежать по реке, тогда бы может и успели бы. Ребятки шумно пыхтят и сопят, драпанув во все лопатки, попутно огибая разросшиеся кустарники. — Сколько осталось до спуска собак? — выкрикиваю я, давясь собственным дыханием. — Минут десять, не больше, — мельком глянув на часы, отзывается Вик. — Фух, гребанный дождь, — смахивает со лба влагу, качая головушкой. — Все помнят, что держаться всей группой рядом. Собаки преследуют и нападают только на одну жертву. — Ага, только их четыре. А если они нас обгонят и просто перегородят путь к финишу? — Сперва постараемся отвлечь, а не поможет, тогда врассыпную, если не останется другого выхода. Или кто-то отвлечет их на себя. — И кто же у нас будет героем? — подозрительно кошусь на него. Надеюсь, хоть у этого Эванса нет привычки лететь впереди всей планеты? Не хочу я, чтобы его погрызли псинки. — Не знаю, какой-нибудь счастливчик, — усмехается младшенький, поглядывая на меня с какой-то хитринкой в глазах. — Под ноги смотри, Алексис, я что, так и буду тебя постоянно поднимать? — рявкает он, когда я, в очередной раз смачно увязнув в грязи, поскальзываюсь на отяжелевших от довеска глины берцах и успеваю лишь выставить перед лицом руки, отчаянно пытаясь вернуть себе контроль над перенапряженными конечностями и двигаться вперед. — Пасиб, — отдуваясь, бурчу Виктору, который, все же помогает мне подняться, дернув за руку. Под ногами хрен знает что творится. Обломки веток, трухлявые пни и поваленные стволы, которые приходится перескакивать, но не всегда удачно. Лес тут не такой уж густой, чтобы кроны деревьев защищали от обильных осадков, а за два дня льющих, почти нескончаемых дождей землю неплохо так размочило. Глаза заливает потом и каплями, заставляя постоянно промаргиваться. Шелест листвы под ногами и шум ливня, гасят все остальные звуки. М-дя, не вовремя разверзлись хляби небесные. — Да что ж ты за растяпа несносная какая-то, вечно влипающая во всякую хрень? — задает он риторический вопрос, закатывая серые глазки, и подпихивает меня вперед себя, попутно таща за собой спотыкающуюся Хейли, ноги которой, самым коварным образом заплетаются на ровном месте. — Ну что ж за нахуй, Хейли? Смотри под ноги. Черт, блондинки! Давайте, еще немного и выйдем на открытую территорию. — Блин, во свезло парню-то, нянькается с нами, причем самолично взяв опеку над Хейли и мной, бурча и чертыхаясь под нос, хотя с легкостью может спихнуть и другим ребятам. И они не откажут в помощи, чего-чего, а команда у нас получилась довольно дружная, и сблизиться мы успели ровно настолько, что каждый в случае необходимости всегда готов не только выручить другого, но и всерьез рискнуть жизнью друг за друга. И даже паскудник Громли, пока старшие Бесстрашные гоняли нас по первому квадрату, поначалу вел себя образцово-показательно, действуя слаженно со всеми инициируемыми. Ага, поначалу, м-да! Вот только под конец не выдержал и стал специально провоцировать конфликт, желая завязать драку, а потом лидеру придут новые жалобы, или с неофитов, замешанных в конфликте, будут сняты баллы. Наш забег длится не так уж долго, но все основные силы, мы решаем пустить на отрыв. А дождь вовсю заливает за шиворот, стекая холодными дорожками под непромокаемую куртку, заставляя передергивать напряженные плечи. В боку начинает покалывать и воздуха не хватает, заставляя немного сбросить скорость. Но затянутое тяжелыми свинцовыми тучами небо резко сверху донизу распарывает яркая молния, и прерывистый раскат грома придает мне прыти, вместе с подгоняющими в спину порывами ветра. Вот ёптель-моптель, а может, Нишкины няшечки грозы испугаются и не станут гонять свою дичь? — Почти на месте, — буркаю я хрипло, сгибаясь пополам. Пытаюсь проморгаться и глотнуть свежего кислорода, устремляя взгляд на чуть заметный просвет, показавшийся из-за густого подлеска. Боже, как же тяжело дышать, аж в глазах двоится. — Нужно выйти из леса, и останется только пересечь злополучную опушку. — Напрямую идти предлагаешь? — подает голос Дани, в который раз за все время пути, едва не затаив дыхание в ожидании самого страшного, оглядывается по сторонам и быстро проверяет, на месте ли подобранная в целях самообороны от зубастой погони довольно увесистая дубина. — А что еще делать-то? В обход в два раза дольше, а собак уже спустили. Времени у нас больше нет, будем прорываться, — притворно вымученно закатив глаза, вздыхает Виктор, выражая свою досаду по поводу свалившихся на его голову девиц, явно никогда раньше не бродивших столько по лесу. Подозреваю, он еще и безмолвно вопрошает в небеса: «Ну, за что мне это?» Ответа от недолго им созерцаемых крон деревьев, заслоняющих пасмурное небо, парень так и не дождался. Зато, видимо, он уже полностью смирился с ролью нашей няньки и, ухмыльнувшись, в лучших традициях семейства Эвансов, строго насупливает брови, резким жестом двумя пальцами указывая нам направление маршрута. Конечно же, пора выходить на открытую местность, время форы уже истекло, и есть вероятность, что наши следы давно взяты, и голодная стайка доберманов в любой момент очень шустро нагонит такое разнообразное пиршество. Деревья, кусты, полное отсутствие протоптанной дороги и прочие бонусы девственных лесов обязательно помешают нам сбежать достаточно быстро, а то и вовсе какая-нибудь особенно коварная кочка, пенек или присыпанная опавшей листвой ямка оперативно бросится под ноги несчастным неофитам, и обеспечит Грефа с компанией быстрым, но довольно питательным перекусом. И да, ласковые няшечки обязательно окружат разом со всех четырех сторон, явно поглядывая на нас таким невсепрощающим прищуром, с самым умиротворяющим на свете оскалом, что впору уже свалиться в глубокий обморок, отчаянно подвывая на всю округу. Вот я даже ни капельки не удивлюсь, если так и случится, ведь закон подлости — самый исполняемый закон в мире — Девки, шевелите задницами, если не хотите, чтобы собаки об них поточили клыки, — зычно подгоняет нас Мирд, спотыкаясь о вылезшие на поверхность сырой земли, корни, ухитряясь при этом еще и отломать от дерева, размашистую, большую ветку. — О, пойдет отмахиваться, — бесхитростно радуется парень, улыбаясь до ушей, закинув орудие себе на плечо с богатырским ухом. Уеллнер аккуратно пристраивает к стволу дерева заметно прихрамывающую Джесси и, бегло оглядев окрестности, следует примеру урожденного, запасаясь такой же по размерам веточкой. Остальные тоже решают последовать вандализму и начинают, как бессовестные мародеры, поганить лес. — На, Алекс, держи, — суёт мне палку в руки Рорж. — Зачем? — ляпаю я. Бросив на меня короткий укоризненный взгляд, он прищуривается с таким подозрением, что я немедленно опускаю глаза и прикусываю губу, лихорадочно пытаясь сообразить, что не так. — А ты что, уже добровольно согласилась побыть сегодня ужином для Грефа? — Если я ему тресну этой палкой, то тогда меня уже никто и ничто не спасет от этой участи. А то, что не сгрызут собаки, с удовольствием сгрызет Анишка за своих питомцев, — развожу руками, но палку все-таки хватаю. — Ага, ну конечно, — с нарочито преувеличенным и ехидным сомнением в голосе хмыкает урожденный, прищурившись и быстро покосившись на ближайшее дерево. — Не боись, если что, здесь есть твои любимые сосны, — и ржет, припомнив мне первый выезд за стену. Утешительное похлопывание по плечу, не помогает сбить стремительно заливающие щеки румянец мучительного смущения. Дани и Фокси тихонько прыскают в кулаки и, виновато взглянув на меня, принявшуюся берцами ворошить опавшую листву так яростно, будто я собралась немедленно в нее с головой и закопаться, лишь пожимают плечами. Надо мною ржут, обидно, блин! — Да не дуйся ты, швырнешь палку, чтобы отвлечь. — Какого хрена вы встали, живей! — командует Вик, уверенно шагая к просвету из перелеска, быстро потянув недоверчиво вглядывающуюся в ближайшие кусты Хейли за собой, уже не слишком заботясь о том, чтобы та за ним вообще успевала. — Плейсед, вперед пиздуй, чтобы я тебя видел, — шипит на меня Уеллнер, ухватив за руку Джесси, и мы, чуть отдышавшись, продолжаем нашу процессию, приминая ковер сырой пожухлой листвы, передвигая постоянно подворачивающимися ногами и сосредоточенно осматриваясь. Шумно сопя, пробираемся через какую-то глухомань, раздвигая с прохода ветки разных растений и кустарников. Ребята заметно вымотаны таким марафоном, да еще и начинает темнеть. Дождь немного сдает свои позиции, но лучшей видимости нам это не прибавляет. Глаза до боли, до рези, до слепящих бликов, щурятся от бьющих в лицо веток и воды, внимательно, почти отчаянно, изучают окрестности, сосредоточенно вглядываясь в обступающие со всех сторон дебри. Наконец, мы вываливаемся на открытую территорию, припускаясь вперед, чтобы добежать до финишной черты, подозрительно оглядываясь по сторонам. Сердце начинает колотиться, как заячий хвост, в горле пересыхает от одного только воспоминания о милых няшках, уже рыщущих поблизости. — Ну что, теперь совсем быстро и только бегом. Пошли! — шипит младшенький, подгоняя девчонок и чутко следя сразу за всеми сторонами. И мы начинам наш веселый марш-бросок. — Смотреть в оба! — подхватывает эстафету командования Майли, готовясь прикрывать тыл. Впереди уже показывается база, неофиты всей группой несутся вперед. Нужно быть очень осторожными и незаметными, но тяжелое, хриплое дыхание выдает нас с потрохами на всю округу. Ноги немилосердно скользят по влажной траве, заставляя балансировать чтобы не наебнуться, кровь оглушительно барабанит в висках. Напряжение уже переливается через край, а вот собак что-то не видно… Но когда половина пути пройдена, из-под ног впереди летевших ребят, резко уходит земля. Охуеть. Несколько неофитов падают вниз. Вот так приятный сюрприз, блядь! Я пытаюсь затормозить на пятках, изо всех сил вдавливая грубые подошвы в промокшую слякоть, но поверхность осыпается, комья земли, трава, глина, всё проваливается в какую-то яму, утаскивая меня за собой. — Ёбанный в рот! Это че за хуетень такая? — вскрикивает рядом кто-то из парней, откапываясь. — Да не ори ты, собаки где-то рядом. Че-че, ловушек тут нарыли, блядство-то какое… во мы дебилы. Надо было рассеиваться. Тьфу ты, ловушка. Смачно приложившись обо что-то копчиком, судорожно пытаюсь встать на обмякшие ноги и оглядеться. Парни уже шарят по дну ямы… а она огромная. В длину метров пять, а вот в высоту, около трех. И как мы будем отсюда выбираться-то? В ловушку угодила половина группы, остальные толпятся наверху, пытаясь дотянуться до нас руками, но куда там! Мы все вымазаны, просто как черти. И если раньше я еще надеялась, что дождь не сможет полностью смыть с моей промокшей одежды весь набрызганный на нее спрей от псинок, то вот теперь прихожу в полное уныние — покрывший меня с головы до ног толстый слой грязи наверняка окончательно забьёт всю мало-мальски возможную защиту. Ох, а как Греф будет радоваться, ковыряясь моими косточками в клыках. Проматерившись сквозь зубы, немного отряхиваемся и, дружно присвистнув, задираем головы вверх. Вот свезло так свезло! Хоть бы один кустик, или вьюны какие росли, чтобы можно было ухватиться, но хрена лысого, выкопана ловушка на совесть. Почесавшись, прочертыхавшись, поплевавшись как следует, самые высокие принимаются подсаживать остальных наверх, где их перехватывают Майли и Рорж. — Давай же, Грейс, — зовет Энтони Фипс, сцепляя ладони замком, и рывком подкидывает ее выше, чтобы она могла ухватиться за Стэна. — Лекс, ладони оботри, а то выскользнешь, — подсказывает уже мне, подсаживая. Эх, была не была! — Кто наверху, следите за окрестностями, псины эти ебаные уже должны быть близко! — гаркает Джон, сбивая с подошв глину, всеми силами пытаясь не грохнуться, одновременно закидывая Джесси в руки Вика. М-да, кто бы увидел, чем мы тут занимаемся, охренел. А что делать-то, веревки нам никто не выделил. Как мартышки, не спеша и осторожно, используя ветки и не делая резких движений, постепенно все выбираемся по выставленным конечностям друг друга. Ладони у всех вымазаны в грязи, моськи выглядят не лучше в естественной маскировке. В какой-то момент, я встречаюсь взглядами с Громли, который выбрался из ямы, но остальным не помогал. Я только могу охреневши хлопать глазами и попытаться закрыть от удивления рот. Какой же ублюдок, а главное, вперед не удирает, потому, что прекрасно знает, что зубастая облава где-то там поджидает и никто не станет прикрывать от доберманов его спину. Ждет, чтобы под шумок проскочить. Он ухмыляется, нехорошо так ухмыляется. По телу пробегает дрожь, и я пытаюсь убедить себя, что просто сильно похолодало из-за сырости, а почти потемневшие дочерна глаза, злобно и в то же время насмешливо смотрящие на меня в упор, здесь совершенно ни при чем и не имеют никакого отношения к усилившемуся по коже ознобу, потому что к этому-то я уж точно должна была давно привыкнуть. — Ты чего на меня уставилась, Плейсед? Или тебе твоего командира мало, на других парней заглядываешься? А то давай, отстрочишь мне минет, по старой дружбе, а? — спокойно, спокойно. Дышать ровно. Вдыхай же! У меня аж зубы ноют от злости. — Громли, а ты чего такой озабоченный сегодня? — притворно нежным голосочком интересуется у него Дани. — У тебя что, спермотоксикоз в голову ударил, и ты теперь никак фонтан свой не закроешь? — Она не может ему простить высер на холме, видимо. — Ты бы сидела тихо, прошмандовка, если ты у командиров в рот берешь, это не значит, что тебе теперь можно его открывать, — криво ухмыляясь, многозначительно тянет Громли. — Вот же пиздец, мудак хуеблядский, — глядя исподлобья на нашу сцену «нежданчик», взрыкивает Уеллнер, сцепив челюсть так, что желваки гуляют в ускоренном темпе. Хотелось бы мне сказать, что это слишком жалкая попытка задеть меня, но не выходит. В груди сдавливается все от жгучей обиды, что слезы сами по себе выползают на висок, заставляя быстро смаргивать соленую влагу, аж кончик носа щиплет. Только надеюсь, невозмутимость на моём лице была так естественна и убедительна, даже несмотря на пылающие щеки, обильно исчупаханные в грязи, сомнения в том, что слова этого урода, хоть немного могли выбить меня из колеи, слишком мизерны. Очень, черт его, блядь, раздери, надеюсь. А вот Дани все-таки кривится и даже быстро, неуютно ведет поднятыми плечами, словно порываясь ими защитить собственные уши от льющих в ее сторону гадостей. Так непросто выслушивать, а даже допустить столь мерзкий прорыв оскорбительных подъёбок Громли, почувствовавшего себя совершенно безнаказанным, после подлых манипуляций на посвящении, с подмененным мешком имен, так непозволительно унизительно, что поддеть такую суку, которому всё сходит с грязных рук, в ответ было просто физически, почти до ощутимой боли, необходимо: — Слышь, ты, пиздаебанный альфа-самец, у тебя, видимо, твоя побочная игрек-хромосома, превратилась в обычную букву «Х» и прочно пристроилась на макушке, лупя хуйком по лбу… — звенящим голосом с плохо скрытой агрессией, интересуюсь я. — Я смотрю, тебе прямо покоя не дает, ублюдок, кто с кем трахается? Завидуй молча, тебе же ничего не светит без парализатора, поэтому ты и привык только насиловать, но папочка с мамочкой не всегда смогут отмазать! — Заткни свой ебанный рот, сука, пока я не нашел, чем его тебе заткнуть! — шипя выплевывает очередную гадость Громли. — Смотри, как бы тебе че-нить не воткнули, и не только в рот, блядогандон пиздохуйный! — сжимая кулаки и раздувая ноздри, выцеживает Джон. — Джонни, а ты какого хрена тут растопырился, долбанный защитничек, у тебя ж своя баба, вроде, есть? — гаденько, тянет придурок, пожимая плечами, подхватывая увесистую палку. Вот черт, а я свою потеряла при падении. — Если надеешься, что тебе там что-то обломится, то зря, Плейсед, у нас только перед командирами ноги раздвигает. Да, шлюха? Любишь мужиков повыше статусом? — Ну все, нахуй, блядь, я ему переебу сейчас! — угрожающе рвется из придерживающих его рук Джесси выведенный из себя Уеллнер, но не успевает. Вик, метнувшись с другой стороны ямы, делает подсечку и, резко заломив Громли руки за спину, хорошенько тыкает его лбом в землю. — Гребанный уебан, ты всегда такой охуевший, или сегодня особый случай? Или ты настолько смелый, что только на девок выебываешься? Если я услышу еще хоть одну хуету из твоего долбоебанного рта, то язык тебе больше не пригодится. Ты понял меня, пиздоногий хуерыл?! Не слышу? — рыкает Вик, снова ткнув Громли лбом в грязь. Ой-ё, еще один разгневанный Эванс! А младшенький-то не особо и сдержаннее Алекса, как кажется на первый взгляд. Вокруг них, матерясь напропалую, собираются все парни, выплевывая злобные обещания подлому уродцу, если он не угомонится, дойдя в своих фантазиях до самых экзотических. Громли, скрипнув зубами от досады, водит выпученными глазами туда-сюда, после чего в его взгляде намечается удивление и паника. — Ёбт вашу мать, кто там на стреме стоит, совсем ослепли? — резко выцеживает Стэн, сокрушенно качая головой и вмиг обрывая зарождающуюся ссору, чувствуя за собой полное право навешать обнаглевшим девицам воспитательных словесных пиздюлей, которые, вместо того, чтобы глядеть в оба, пристально разглядывают потасовку. — Собаки уже на подходе, хули вы молчите? Сказали ж вам смотреть, курицы? — Мы и смотрели, — испуганно вздрагивает Дани от рассекшей почти потемневшее небо желтой молнии. — Дождина же льёт, нихера не видно. — Хреново как-то смотрели, значит, — хмыкает Майли, обернувшись на издали слышное исступленное рычание собак, учуявших людей, и, наскоро оценив до них расстояние, подпихивает Теа и Хейли вперед. Дани, только малоинформативно фыркнув, видимо, просто испытывая необходимость хоть как-нибудь ответить рассерженному парню, обходит Громли, издавшего невнятный протестующий звук на предупреждения о хорошем поведении, и хватает его палку. — Давайте, съёбываем, собаки уже тут! — подгоняет Стэн парней, которые, ткнув мордой в грязь Аарона последний разок, оставляют его в покое, ощутив и услышав подбирающуюся погоню. — Под ноги смотрите внимательней, вдруг еще ловушки будут, — советуют Бесстрашные, хватая свои ветки. Мать-перемать, четыре черных силуэта приостановились у кромки поляны. Холодок ползет по лопаткам. Не сговариваясь, мы синхронно бросаемся вперед, роняя тапки, под очень стимулирующие к подобному занятию устрашающие звуки почти утробного рыка. Буквально через минуту нам уже на пятки наступают зубастые няшки, явно кося в мою сторону и облизывая устрашающие клыки. Пальцы пляшут свой нервный танец, вцепляясь в палку, навязчиво сунутую мне в руку Уеллнером. Какая-то сумасшедшая, не имеющая никакого отношения ни к чему рассудочному паника захлестывает душу, когда черная зверюга, издав предупреждающий, громкий рык, огибает по правую сторону наш отряд, внимательно следя за нашими движениями темными глазами. В голове уже нет мыслей, кроме одной: «Бежать, да уворачиваться…», бешеная пульсация крови, загнанное дыхание и бой разогнавшегося сердца; все звуки сливаются воедино, вгоняя в еще больший ужас. Горло жадно саднит от жажды, сил больше нет. Теперь надо вдохнуть, еще. Черт, еще и из-за дождя, очень плохо видно маршрут, покрывший небо сплошной сгусток грозовых туч, совсем не обещает просветлений. Ребята, размахивая своими ветками, пытаются отогнать хоть немного животных, но это же Греф и компания! Доберманы, сверкая мокрыми, словно наполированными, шкурами, ловко уворачиваются, нихрена не обращая никакого внимания на бросаемые им палки, а только звонко щелкают своими пастями, да скребут когтями по земле, выдирая целые клочья травы. Страшное утробное рычание в содрогнувшуюся в ужасе спину, вызывающее целую стихию холодного пота, немного тонет в зычном матерке Нишки, сулившем «райскую» в самом прямом смысле этого слова и очень непродолжительную жизнь тому, кто покалечит ее «пиздатых мальчиков», и воплях поддержки столпившихся возле финишной черты старших Бесстрашных. Бежим врассыпную, собакам почти удается разбить нас надвое. Кто-то вскрикивает, явно став добычей для охотника… Оборачиваюсь, так и есть — Энтони уже попался. Арес, чуть пригнувшись, в два маха бесшумно настигает не успевшего даже обернуться Стива, прыгая тому на спину и сшибая с ног. Парень приподнимается на локтях, желая с опрометчивой поспешностью схитрить и дернуть от собачки, но тут же получает предупреждающий рявк, как залп грома. Моя трясущаяся душонка, давно скатившаяся в пятки, сбегает в район мысков. Вокруг, нарезая круги, носится мой любимый Грефушка; кажется, что в этот момент белки его глаз сияют как-то особенно хищно и опасно. Это мучительно страшно, сердце колотится, и я дрожу каждой клеточкой, дыхание замирает, сбивается. Ускоряется и снова замирает. Страх забирает все мысли, все силы, заставляя отвлечься на угрозу, забывая, что она может прийти с любой стороны. Резкий, сильный толчок в спину — и я лечу на землю, не успев ни среагировать, ни понять, только выставить перед лицом ладони, распарывая ими борозды в мокрой траве. Ах ты ж, блядь, прелесть какая! И кто же это у нас такой ловкий? А подняв голову, обнаружив надвигающуюся на себя оскалившуюся торпеду, мгновенно проваливаюсь в черный колодец паники, пытаясь скрутиться в клубок. Хочется закричать, но губы, язык не повинуются мне и только жалкий и ничтожный всхлип — весь мой протест. Меня бьет крупная дрожь и темнеет в глазах от жути. Ну вот и всё, теперь мне пиздец. Плотный, тугой ужас скручивает ледяной узел в животе, не давая вздохнуть, не позволяя отвести пока еще из последних сил открытые глаза от оскаленной пасти, и кажется в его мерцающих зрачках отражается моя смерть. Может, и не смерть, может, и не сразу, но вот только у страха, черт его возьми, глаза велики. Но нацеленно летевшего на меня Грефа одним махом сметает в бочину, словно мышь веником, большая ветка. Огрызающуюся псинку отшвыривает в сторону, а в этот момент подоспевший Вик, мгновенно хватает меня за руку, стряхнув тяжело накатившее одуряющее оцепенение, и тащит за собой. То ли удача повернулась к нам лицом, то ли время, пока доберман отвлекся на других попаданцев сыграло на стороне, но словно подгоняемые попутным ветром в спину, мы буквально пролетаем оставшийся маршрут, перепрыгивая разом через все подозрительные места, добираясь бегом до финишной черты и скатываясь на землю, как два тяжело и хрипло дышащих куля. Господи, руки и ноги ходуном ходят, по спине и вискам пот в три ручья. Вот теперь и порыдать можно всласть, и я всхлипываю, размазывая слезы с горох по грязным щекам, и закусываю костяшку пальца, пока младшенький пытается принять вертикальное положение, отдышаться и вытереть с лица влагу. — Ну чего разнылась-то, нормально же всё кончилось. Успокойся! — хлопает меня по плечу, явно не рассчитав силенок. А я даже ответить ничего не могу, словно заика какая-то, только губы трясутся и судорожно мотаю головой. Приходится ему меня еще и на ноги поднимать. — Алексис, да что с тобой, неужели так испугалась? — прищуривается, радужка сияет, оттеняясь серым гранитом, смотрит подозрительно, как будто не знает, как я собак боюсь. Снова мотаю головой, сжимая стучащие зубы и пляшущие пальцы в кулаки. — Так, а ну прекратила истерику! Взяла себя в руки! Что бывает, если меня разозлить, помнишь, Алексис? — намеренно сурово выдает парень, коварно пряча лыбу, и быстро щиплет меня за нос. Ну всё, еще и соплями изойду, больно же, вообще-то! Зато ныть мне сразу перехотелось. — Может, тебя хоть немного порадует то, что Греф потрепал хероебанного Громли, — ухмыляясь и не скрывая ехидства, тянет Виктор, подталкивая меня к остальным неофитам. Ребятки собираются в кучку, поджидая попавшихся погрызышей и, оглядев друг дружку, остается только нервно ржать. Насквозь все промокшие, ободранные, вымазанные, как стайка чертей. Неподалеку звонко сюсюкает Анишка, раздавая лакомства своим четырем няшным «копилкам». Блин, а то они еще не накормлены! На земле сидит Джесси, а Уеллнер, стоя перед своей девочкой на коленях, заботливо перетягивает подвернутую ногу эластичным бинтом. — Плейсед, живая? — хмуро интересуется Джон, помогая Джесс обуться, плотно шнуруя берцы. — Живая, не успели погрызть, — бурчу, сквозь слезы. Меня еще заметно потряхивает с перепуга. — Это козлоебый Громли, урод, тебя к собаке пихнул, — мрачно выдает Дани, глядя на приближающихся попаданцев. Да я и не удивлена, потому что больше-то некому такой хренью заниматься. Вопрос только в том, надолго ли меня хватит, чтобы не сорваться? Энтони, Стив и Клайд, взявшие весь зубатый авангард на себя, выглядят слегка помятыми. Мы как раз выходим к стоянке внедорожников, командиры собираются ехать на третий квадрат, готовиться к охоте на неофитов. Как же вынести все это, если уже ноги не слушаются. Алекс замечает нас и подходит, не спеша, сунув руки в карманы. — А чего это у вас Громли такой, будто вы его в грязь мордой ткнули? — смеясь, спрашивает он. — Да нет, это его собачки потрепали, — ухмыляясь, говорит Вик, — беспокоиться не о чем. Можно тебя на пару слов? Братья отходят от нас на приличное расстояние, а Громли, стоящий от всех в отдалении, провожает их с Виком злобным взглядом. Я нутром чувствую, он уже не выбирает выражения, от непростого марафона, встречей с собаками и еще хрен знает от чего, но мерзость клокочет в нем и ищет выход. Не замечая подошедшего к нему сзади Матиаса, Аарон снова начинает своё выступление: — Ты, Клейтон, рот свой блядский закрой лучше, давалка командирская! А ты, Плейсед, я смотрю, нарасхват! Как тебе это удается, у тебя что, пизда с колокольчиками? — Господи, это кончится когда-нибудь или теперь это пожизненно? Все оборачиваются, урожденные смотрят на Громли, будто бы недоумевая, как вообще такое возможно. — Ребят, не обращайте внимания, у этого уебищного свинохуя сегодня просто недержание. Наплевать и растереть, — пытается унять новый конфликт сердобольная Джесси. — Слушайте ее! — показывая пальцем на Джесси, гаденько декламирует Громли. — Девственная шлюха дело говорит. — Ну все, — сжав кулаки, Джон бросается на него…