Алекс
— Отряд, слушай мою команду! Сегодня мы с вами познаем увлекательный и захватывающий мир стрелкового оружия. Любое оружие начинается… С чего? Знает кто-нибудь? — Может быть, с прицела? — вопрошает Дани. — Нет, прежде чем стрелять, вы должны понимать, как устроено оружие. — Объясняя, я приближаюсь к столам, на которых лежит снаряжение. — Это нужно для того, чтобы понимать, как нужно правильно держать автомат и как правильно целиться. Мы будем тренироваться на старой модели, но все новые модификации построены на том же принципе. Показываю порядок неполной разборки автомата. Надо: отделить магазин, снять с предохранителя и произвести контрольный спуск, вынуть пенал с принадлежностью, отделить шомпол, отделить возвратный механизм, отделить затворную раму с затвором, отделить затвор от затворной рамы, отделить газовую трубку со ствольной накладкой. — Все свои слова я подтверждаю действиями. — А теперь сборка — все то же самое, только в обратном порядке. На периметре мы это делали на время и с завязанными глазами. Так что всегда есть к чему стремиться. — А зачем все это? — спрашивает Уеллнер. — Ведь чтобы водить машину, не надо уметь перебирать двигатель! — Если ты хочешь что-нибудь спросить, Уеллнер, тебе необходимо сказать: «Разрешите обратиться», и если я, паче чаяния, тебе разрешу, тогда ты откроешь свой хуев рот и начнешь что-то говорить. Это понятно? — Он кивает. — Упор лежа принять, три подхода за невнимательность! Отвечаю на твой вопрос. Для эффективной стрельбы из автомата необходимо понимать, как он устроен. Я сказал эту фразу в самом начале нашей тренировки, и если бы ты внимательно слушал, мы не тратили бы время на воспитательные меры. Неофиты медленно, как будто с утра хлебнули тормозной жидкости, пытаются разобрать и собрать автомат. На самом деле, всего восемь движений — когда сделаешь это в пятидесятый раз, покажется, что ничего не может быть легче. Слышу, как шепчутся девицы. Ну… хоть не вслух, и то ладно. Честно говоря, надоело до печенок строить из себя цербера. Иной раз легче не заметить, чем ловить на себе полные ненависти взгляды. — Эйт, разреши обратиться! — залихватски выкрикивает Дани. — Разрешаю. Что у тебя? — Ты говорил, что на периметре вы делали это с завязанными глазами и на время. Очень интересно посмотреть, ты можешь показать нам? И мы бы еще раз посмотрели, как собирать-разбирать, а то с одного раза не очень понятно. А может, и правда показать? Будет у них стимул. Где-то в глубине души мелькает чувство, что это неспроста, и лукаво поблескивающие взгляды девиц тоже не совсем вписываются в схему обычного тренировочного утра, но, затолкав поглубже сомнения, все же беру тряпку для рук, что почище, и завязываю себе глаза. Девицы помогают, чтобы все без обмана, а я и не спорю, пусть проверяют. Сто раз так делал! Привычными действиями, не задумываясь, разбираю оружие, чувствуя приятный холодок металла и запах оружейного масла. Потом, без паузы, собираю. — Все всё поняли? Или еще что-то непонятно? — самодовольно улыбаясь, говорю я и снимаю с глаз повязку. — Нет, теперь все понятно, Эйт, — давясь смехом, отвечает Дани. — Теперь все предельно ясно! Вот кто мне скажет, чему она так радуется? Вряд ли тому, что до ее куриного умишка дошло, как обращаться с оружием. — Какого хуя ты тут ржешь, как укуренный енот? — начиная раздражаться, бросаю ей в ответ на ее ужимки. — Ну-ка, давай, покажи, чему научилась, ты ведь этого хотела. Разбирай оружие! — Дани и другие девицы принимаются перебирать железки, сдавлено хихикая, будто сами по себе разобранные части автомата вызывают у них приступы веселья. А вот прогресса — ни на грош! Вот курицы! — Это не так сложно, как вы пытаетесь мне тут изобразить. Фокс, почему у тебя руки такие деревянные? Блядь, вот эту хрень надо вынуть вот отсюда. А эту штуку отделить от вот этой хрени. — Почему было сразу так не объяснить, — бормочет себе под нос она. — Что? Ты что-то сказала? — Нет. Я молчала. — Упор лежа принять! Один подход, выполнить! Фокс, закатив глаза, опускается на пол, и, опираясь на вытянутые руки, начинает выполнять упражнение. За последние две недели почти все мои подопечные научились довольно сносно отжиматься, так что, сделав десять раз, девица намеревается встать. — Стоп! — из вредности пресекаю ее попытки отвертеться от физической нагрузки. — С этого дня один подход — это пятнадцать отжиманий. Так что тебе еще пять, детка. Видно, что Фокси от этой информации не в восторге, но она молчит и пыхтя продолжает работать. На четырнадцатый раз задница ее все-таки провисает, за что девица получает прутом по упругим аппетитным ягодицам. — Если вы закончили на сегодня показывать мне свои характеры, переходим непосредственно к стрельбе. Всем надеть бронежилеты! Тренировка будет проходить на крыше, прошу туда. Пошумим сегодня. — Я стаскиваю куртку и надеваю броник. Переходники неровным строем подходят к оружейке, неуклюже пытаются справиться с тяжелыми жилетами. — Готовность три минуты. Шевелите булками. Оставляю их возиться с облачением, а сам иду на крышу готовить автоматы к стрельбе. Когда они все выходят, пытаясь справиться с непривычным тяжелым снаряжением, я провожу инструктаж. — В первую очередь, вы должны знать правила обращения с оружием. Слушайте очень внимательно. Если хоть одно правило будет нарушено, я вам обещаю, мать вашу, вы у меня поселитесь на полосе. Значит так, во-первых, во время проведения стрельбы все действия с оружием производить только по моей команде. Если кто высунется без команды, все будут отжиматься до упаду. Второе: по окончании или в случаях перерывов в стрельбе, а также при передаче и получении оружия, необходимо, прежде всего, убедиться в том, что оно не заряжено. И третье. В процессе стрельбы держать оружие только в направлении стрельбы или стволом вверх, независимо оттого, заряжено оно или нет. Я беру автомат и показываю, что именно я от них хочу. — Производство стрельбы включает: установку прицела и целика, прикладку, прицеливание, спуск курка и удержание автомата при стрельбе. Для прицеливания надо зажмурить левый глаз, а правым смотреть через прорезь прицела на мушку так, чтобы мушка пришлась посредине прорези, а вершина ее была наравне с верхними краями гривки прицельной планки, то есть взять ровную мушку. — Делаю образцовый выстрел и оглядываю своих подопечных. — Вопросы есть? Вопросов нет. Хожу вдоль неофитов и смотрю, как они держатся на стрельбище. Стреляют так себе, но могло быть и хуже. Митчел и Энтони хуже всех. Громли попадает чаще, и, кажется, очень этим гордится. Девицы стреляют неплохо. — Клейтон, чтобы установить прицел, надо приблизить автомат к себе, не бойся ты его так, может быть, он тебе когда-нибудь жизнь спасет. Вот смотри, — наклоняюсь к ней и показываю, как надо, — большим и указательным пальцем сожми вот тут и передвинь хомутик до совмещения его переднего среза с вот этой штучкой. Работай дальше. — Да поняла я, не тупая… — тихо бормочет она. — Дани заработала для всех прохождение полосы, поздравляю! — весело сообщаю эту замечательную новость неофитам, и девица роняет голову на руки. Только лишь перевожу взгляд дальше и вижу полную хрень! — Смотрите, вот Стен неправильно прикладывает автомат. Нужно упереть приклад в плечо так, чтобы ощущать плотное прилегание к плечу всего затыльника, — фиксирую оружие Стена. — Указательный палец правой руки наложить на спусковой крючок, — показываю, как, — наклонить голову немного вперед и, не напрягая шеи… Стен, не напрягая, это когда расслабляя, а не еще больше зажимаяясь! Так вот, не напрягая шеи, приложить правую щеку к прикладу. Левая рука удерживает цевье или магазин, а правая пистолетную рукоятку, вот здесь. Теперь стреляй! — Парень стреляет и попадает почти в центр мишени. — Видишь, так гораздо лучше. Смотрю, дело идет на лад. Невольно усмехаюсь: не так уж и плохо, могло быть хуже. Останавливаюсь возле Алексис. Не могу понять, а… — Плейсед, а почему в твоей мишени только одно попадание? Где все остальные? Ты все промазала, что ли? — Не знаю, Эйт. Я просто стреляла, как ты сказал, зажмурила левый глаз и смотрела через прорезь прицела, чтобы пимпочка пришлась посередине, и стреляла. И все. — Прекратили стрельбу! — Я замечаю, что у всех неофитов сегодня вот просто распрекрасное настроение. Все время хихикают. Что за ерунда? Подхожу к мишени и понимаю, что все пять выстрелов были произведены в одно и то же место. — Алексис! Ты когда-нибудь до этого времени стреляла? — спрашиваю, не поворачиваясь, и слышу, что кто-то ржет. Да что ж такое-то сегодня?! — Нет! — кричит мне девица. — Я сегодня в первый раз взяла в руки эту штуку… Ха-ха-ха! — Это не штука, а автомат, — поправляю я ее, поворачиваясь к неофитам. — Так, в чем дело? Что у нас сегодня за веселье? — Ничего, — отвечает она мне, строя кривые рожи, — просто настроение хорошее! — Ну, тогда вам совсем несложно будет побегать по полосе туда-сюда разочков так ебадцать, правильно я понимаю? — говорю я ей со всем возможным ехидством. Неофиты переглядываются, глубоко вздыхают и снова прыскают со смеху. Может, где-то утечка веселящего газа? — Тогда все свободны до вечера! А вечером спарринги и полоса ваша любимая.***
Неофиты расходятся, а я, переодевшись, иду в столовую. Хоть увижу каких-то других людей, кроме неофитов. Не успел я подойти, как Аниша заливается смехом, хлопая себя по коленке. Что за реакция на меня такая странная сегодня у всех? — Аниша, у тебя сегодня красный день календаря? Или ты всегда теперь будешь так на меня реагировать? — Алекс, любимый, я просто радуюсь за тебя, ты, похоже, решил сменить ориентацию?! — Это ты меня так вежливо пидором назвала, я правильно тебя понял, дорогая? — Еще больше удивляюсь: Нишка едкая матершинница, но до оскорблений опускается только в одном случае — если ей кто-то нравится. Я, конечно, парень хоть куда, но в области Анишкиного вожделения никогда не был. — Я ведь добрый-добрый, а могу и бритвой по глазам! — Нет, «дорогой», ты просто охуенно смотришься! — прихихикивая, объясняет мне эта язва. — Причесочка, заколочка… Поднимаю руку, провожу по волосам. И снимаю игривую штуковинку с бантиком, Маленький такой розовенький крабик, у Кнопки полно таких, но… Я не видел сестренку уже много дней, а подставиться мог только в одном месте. Слюна в горло не проталкивается, тело отказывается подчиняться наотрез. Черт! Я убью их! Просто задушу всех этих девок нахуй, не нужны такие идиотки во фракции. Поворачиваюсь, чтобы выйти, но тут меня догоняет Мат. — Алекс, сними куртку, — говорит он мне, пряча усмешку, — истинно говорю тебе, сними. — Да что еще за… — Снимаю кожанку, а на спине… Ну конечно, огромный белый член, с залупой и яйцами, нарисованный размоченным мелом для рук. Я даже представляю, когда он там появился и как. Вот была у меня мысль, что неспроста они… Черт. — Алекс, держи себя в руках, — предостерегающе говорит мне Мат. — Алекс, ты слышишь меня? — Слышу, Мат, вижу и даже в какой-то степени ощущаю, но сейчас меня больше заботит, что у нас бывает за тройное убийство? — Не надо, Алекс! — кричит он мне вслед, но я уже направляюсь в подсобку, где хранятся нейросимуляторы. Вешаю на себя маркер, а ярость и гнев уже почти выплескиваются наружу бурным потоком. Хер им лысый, а не свободное время, сейчас они у меня попляшут экзотические танцы, раз уж им так не хватает развлечений. Повеселю их на сто сорок шесть процентов, на пятерочку, на все денежки! Подхожу к селектору громкой связи и втапливаю кнопку с такой силой, что она так и остается нажатой. — Новобранцы этого года! Готовность в Яме пять минут! Опоздавшие сидят в отстойнике! Видимо рявк получился абсолютным отражением того, что именно я сейчас испытываю, потому что ровно через две минуты передо мной стоят мои славные подопечные. — Сегодня случилась одна замечательная вещь со мной, — объявляю я им, очень недобро улыбаясь. — Мои замечательные неофиты были в ударе. Нет, они не стали лучше драться и не научились точнее стрелять, не узнали что-то новое и не поняли, как выживать в условиях военного времени. Нет, они всего лишь подняли себе настроение тем, что нарисовали у меня на спине мелом большой хуй. Сразу скажу, меня дико позабавила эта картина. Видно, тот, кто рисовал, знает толк в членах! Ну так вот, мой горячо ебучий и пиздомудацкий молодняк. Дани, ты хотела узнать, что такое нейростимулятор? У тебя есть такая возможность! — Вскидываю маркер и, не дав никому опомниться, стреляю ей в руку. Девушку отбрасывает назад, но это скорее эффект неожиданности, чем инерция, а ее крик такой силы, будто ей эту руку оторвало совсем, оглашает стены тренировочного зала. Я неторопливо приближаюсь к ней и вытаскиваю из поврежденной руки патрон, демонстрируя испуганным собравшимся. Их совершенно обалдевшие лица ненадолго примиряют меня с действительностью. — Эта штука симулирует боль от огнестрельного ранения на две и две десятые доли секунды, — продолжаю я, окидывая их холодным взглядом, полным безжалостной решимости. — Дани, прекрати орать, тебе уже не больно. — Дергаю ее, перехватив за руку, а она шипит что-то сквозь зубы. Приклад легонько прилетает ей в лицо. — Я сейчас не в том настроении, чтобы не обращать внимания на ваше шипение. Это касается всех. Марш все на полосу. Кто хоть даже подумает о том, чтобы халявить, пусть помнит, что патронов у меня много. Будет больно, зато всем хватит!***
После полосы охающие и стонущие переходники строятся передо мной возле рингов. — Сегодня у нас по плану обучение приемам. Но вы, наверное, устали? Так? — Молчат, суки. — Не слышу ответ! Устали? — Да, Эйт, — отвечает мне нестройный хор голосов, — мы устали. — Значит, сегодня мы отрабатываем оборонительные приемы. Я продемонстрирую вам, как можно отбиться сразу от нескольких противников. Нападайте на меня все сразу. — Стоят, мнутся, переглядываются и все молчат. Ни хрена не делают, уроды. — Я кому сказал, перхоть вы подзалупная! Нападайте, вашу мать! Окружают меня. Я стою и даже не слежу за ними, глядя в одну точку, — неинтересно. Знаю прекрасно, что ни один из них не сможет меня ударить, даже близко. Стен нападает слева, наношу ему мощный удар стопой по голени, он падает, выдохнув сквозь сжатые зубы, и, держась на ногу, больше не встает. В следующий момент отражаю атаку Джона, так как он в центре, — отклоняя корпус назад, успеваю поставить блок от его замаха и наношу ему удар кулаком в живот, пробив солнечное и лишив его воздуха на пару секунд, показавшихся ему с непривычки бесконечными, знаю. Не дав ему опомниться, пока он хватает воздух ртом, отбрасываю его толчком в корпус на Ларри сбоку, чтобы помешать попытавшемуся на меня напасть Митчелу. Ларри, сбитый с ног дезориентированным Уеллнером, падает, пытась выкарабкаться из-под тяжелого парня. Пользуясь их замешательством, бью Грега-Дружелюбного, что попер на меня слева, кулаком в подреберье, и вырубаю его мощным ударом в челюсть. Потом, повернувшись к Громли, ухожу от его удара в сторону таким образом, чтобы никто из девок по-прежнему не мог меня достать ударом руки или ноги. Аарона добиваю несколькими короткими тычками, явно растягивая удовольствие, а прыгнувших было на меня одновременно Дани и Фокси я сталкиваю лбами: у Теа брызжут слезы, так как удар пришелся в переносицу, а Клейтон падает, держась за голову. Выбравшийся Ларри получает серию ударов по лицу и корпусу, а в попытке меня ударить задевает Алексис, попытавшуюся запрыгнуть мне на спину. Я еще раньше заметил ее маневры и успел вовремя пригнуться, так что довольно ощутимый удар Ларри Митчела приходится ей прямо по щеке. Говорливая Искренняя, получив оплеуху, падает, отлетая в дальний угол ринга. — Эйт, разреши обратиться, — стонет Стен, все еще держась за ногу. — Не разрешаю, — уже совсем спокойно отрезаю я. — Вы свое право обратиться потеряли, когда проявили ко мне высшую степень уважения. Вам все кажется, что я с вами слишком строг и мои методы подготовки не гуманны. Так вот, что я вам скажу. Гуманность — это когда сворачиваешь шею недовольному, потому что у него кишки по земле волочатся и нет обеих ног. А суровые методы я применял, когда вдарил ублюдку так, что переносица у него ушла в мозг, вызвала мгновенную смерть и одновременное опорожнение кишечника. Всем все понятно? Тогда пошли за мной! Побитые новобранцы плетутся, еле передвигая ногами. Я веду их в подвальные помещения в самом низу Ямы, где располагаются бывшие спальни неофитов. Это большое, холодное, гулкое помещение, не чета светлому и теплому жилому корпусу. Кровати стоят все вместе — раньше было заведено, что и девки, и парни должны были жить в одной комнате, но сейчас, когда тут никого нет и помещение пустует, на койках нет ни матрасов, ни, уж тем более, одеял-подушек. Туалет и ванная не разделены, между ними даже перегородок нет, но несмотря ни на что все это хозяйство еще функционирует. Оглядев помещение, вспоминаю, как мы мальчишками играли тут в прятки. Глумливо усмехнувшись, показываю отряду на ржавые железные кровати. — Значит, так! На ближайшую неделю это ваше жилое помещение. Я смотрю, у вас слишком комфортные условия и остается время для полета фантазии. Поживете в тех же условиях, какие были предоставлены неофитам до войны. Они тут находились на протяжении всей инициации, и ничего, выжили и стали Бесстрашными. А жилой корпус вам теперь придется заработать. Подъем в шесть утра! Побитые новобранцы ошарашенно оглядываются, но уже постепенно приходят в себя и смотрят на меня с разной степенью ненависти. Мне совершенно плевать на их эмоции — у нас тут не курорт, как они, видимо, ошибочно предполагали. Девицы озираются, ежатся от холода, парни смотрят недовольно, сжимая в бессилии челюсти и перекатывая желваки на скулах. Знаю, что справедливостью тут и не пахнет, но за косяки одного отвечают все. И если парни заходят надрать девкам задницы за их шалости, то я это только приветствую! — Мы с вами на этой неделе должны были проходить учения — играть в захват флага. Но мы не будем, — продолжаю я деклассировать свою группу. — Вместо этого вам объявляется домашний арест. Будете сидеть в штаб-квартире и познавать увлекательный мир рукопашного боя, стрелкового и холодного оружия. Чтобы заслужить переезд обратно в жилой корпус, вам необходимо добиться того, чтобы я вас простил. Беспрекословное подчинение и огромный замок на рты вам в помощь. Тогда через неделю вернетесь в свои теплые постельки. — Но тут не на чем спать! Даже матрасов нет, — подает голос Алексис, оглядываясь в поисках поддержки. — Да неужели?! — ехидно тяну я, прищурившись. — Мало чем могу помочь тебе, дорогая! Поделился бы мозгом, но мне он дорог как память, и, конечно же, в целом виде. А хотя, постой! У меня ведь хуй есть! — Снимаю куртку и стелю ей изображением члена вверх. — Можешь спать на нем, милая. Надеюсь, тебе будет удобно. Алексис берет мою куртку, без тени сомнения или замешательства заворачивается в нее и укладывается прямо на пружины. — Спокойной ночи, командир. — Желаю вам всем хорошенько выспаться, — киваю я им и стремительно покидаю это темное, холодное место, в котором сырость уже начала пробирать меня до костей. Как они тут будут обустраиваться — теперь не мои проблемы.