Душа, заблудшая в песках

Пристрастья не питая к трупам, Спасибо должен вам сказать. Мне ближе жизненные соки, Румянец, розовые щеки. Котам нужна живая мышь, Их мертвою не соблазнишь. Иоганн Вольфганг фон Гете. Фауст. «Ну, что же… приступим», - довольно подумал негодяй. Однако замыслам Аарониро не суждено было сбыться. Неожиданно раздался жуткий грохот и противоположная стена рухнула, осыпаясь градом осколков. Поток света хлынул внутрь, жадно захватывая пространство. Монстр почувствовал нестерпимую боль, его плоть стала съеживаться и распадаться под этим слепящими лучами. Он жутко взвыл, выпустил свою добычу и отполз в глубину залы, чтобы скрыться в темноте. - Клево долбанули, камрад! – послышался чей-то до невозможности наглый голос и в образовавшейся бреши нарисовался Пустой, похожий на скелета. – Так, а вон и наша прекрасная принцесса, которую надо спасти. Хватаем и… - Ицуго! – из-под ног Пустого выкатилась маленькое, яркое и заполошное создание - девочка с треснутой маской на голове. Она отважно бросилась вперед к юноше, который бледный и недвижимый лежал на холодном полу. - Ицуго! Цто с тобой? – она подбежала, размазывая слезы по лицу грязными кулачками. Упала на колени и осторожно погладила парня по голове. - Ах, ты стерва! – раздался отвратительный писклявый вопль из темноты. На месте головы Аарониро теперь красовалась огромная стеклянная колба, в которой, словно рыбы в аквариуме, плавали две головы. Противный голосок принадлежал той голове, что была внизу стеклянной посудины. – Отойди от него, слабачка! Это моя добыча! - Сволац! Да посол ты! – малявка вскочила на ноги и, раскинув руки, загородила собой неподвижного Куросаки. – Я не дам Ицуго в обиду! - Нелл-сама! – ее спутники со всех ног кинулись к своей госпоже, а в пробитой стене показалась морда Бавабавы. Он попытался протиснуться внутрь, но застрял и принялся усилено извиваться, чтобы расширить вход. - Гады, я вам его не отдам! – уродливый монстр стремительно обрастал плотью, принимая облик бывшего лейтенанта Сибы. - Идиот! – пробасила верхняя голова чудовища. – Мы не можем подойти к этим насекомым, так давай применим серо! Колба медленно втягивалась в почти сформировавшуюся голову Кайена, чудовищно искажая черты его лица. Этот кошмарное преобразование вместе с отвратительной ухмылкой на губах могли привести в ужас кого угодно. Монстр вытянул правую руку вперед, его пальцы были скрючены от злости. - Серо! – выкрикнул он нормальным человеческим голосом. На его ладони образовалась лиловая сфера, которая взорвалась с оглушительном треском, выпуская губительную энергию. Заряд был очень мощным и незадачливым спасителям могло не поздоровиться, если бы не… - Аммм! – малышка широко открыла рот и проглотила серо одним махом. - Что?! Как это? – подивился Новена, таращась на невиданное зрелище. Между тем Нелл сильно покраснела, как будто залпом выпила кружку горячего чая. Ее маленький животик громко забурчал, а изо рта, словно из пасти огнедышащего дракона, вырвалось серо усиленное в десятки раз. - Аааааа! Твою мать!.. – крик Девятого потонул в грохоте чудовищного взрыва… 16.50 время Уэко Мундо Гриммджо влетел под своды капища: внутри лениво колыхались целые облака пыли, а под ногами противно хрустела мелкая щебенка. Сквозь пылевую завесу тускло пробивался белый свет, испускаемый огромными шарами под потолком. «Ну и бабах тут был. Неужели это Куросаки так?», - мысленно подивился Шестой, но тут же отругал себя за глупость: реацу взрыва была совершенно другой. «Наверное у мальчонки есть союзники в Уэко Мундо. Парень-сюрприз, и когда только успел?», - сокрушено подумал Гриммджо, залетая под своды полуразрушенного строения. - Ай, бл*ть! На полу было разлито что-то скользко-клейкое, из-за этого Шестой не удержался и, проехав как по катку, впечатался в кусок обрушенной стены. Сдавленно закричала Азалия, но ее крик тут же потонул в потоке ругательств, которые Секста обрушил на Куросаки, каменную преграду, вставшую на их пути и на самого себя. Гриммджо мгновенно вскочил на ноги, оскальзываясь на вязкой субстанции, хлюпавшей под ногами. В полукруге света он увидел незнакомых ему Пустых, которые свирепо потрясали оружием и грозили кому-то невидимому в темноту. Около них кружилась угреподобная тварь с костяной мордой, наверное, в качестве группы поддержки, а чуть поодаль маленькая девочка в бирюзовой хламиде плакала над его неподвижным фрасьоном. Джаггерджак моргнул: более идиотической сцены он не видел за всю свою жизнь! Однако раздумывать над увиденным он не стал и стремглав бросился к Ичиго, который сейчас напоминал сломанную куклу. Голова мальчика была запрокинута назад, его волосы были светлыми от пыли, а кожа выглядела неестественно серой. Белая форма юноши была испачкана грязью, разорвана в нескольких местах и покрыта бурыми пятнами крови. Гриммджо наклонился и опустил руку на шею юноши, неосознанно нащупывая сонную артерию. Биение сердца едва ощущалось, как и поток реацу. Азалия тоже подбежала к Ичиго и засуетилась около него, попутно словами успокаивая малютку Нелл. Глядя на них, Гриммджо вдруг осознал, насколько он восхищается своим бывшим врагом: каким же сердцем надо обладать, чтобы придя на вражескую территорию, найти здесь тех, кто полюбит и будет сопереживать! «Чертов Новена, ты мне за все ответишь!», - Гриммджо до боли сжал зубы и выпрямился, намереваясь нашинковать сволочного гиллиана мелкой соломкой. - Прекрасная дева вернулась и привела храброго самурая, который нас, конечно, спасет от чудовища! – заорал рогатый Пустой, приветственно отсалютовав Шестому сверкающим мечом. – Возрадуемся! - Пеше, чему ты радуешься? Посмотри, это же Гриммджо-сама, янсу! – опасливо возразил ему более разумный товарищ. Тем временем «храбрый самурай» двинулся в их сторону. Разум героя был объят столь праведным гневом, что казалось еще секунда и его просто разорвет от переполнявших эмоций. Вставать сейчас на его пути было равносильно самоубийству. - Какого… - далее последовала непередаваемая конструкция, призванная вогнать слушателей в трепет и передать всю глубину его чувств, - здесь происходит?! Вместо ответа Пеше протянул руку и трясущимся пальцем указал в темноту. Гриммджо повернулся и скривился от отвращения - Аарониро в ресурексионе являл собой поистине мерзкое зрелище. Он подошел ближе и остановился на границе освещенного пространства. - Эй, мразь, - голос Шестого вдруг стал необыкновенно спокойным и тихим, словно мгновение назад он не орал благим матом, выплескивая бешенство. Сейчас он всем своим видом олицетворял собой угрозу и возмездие. – Объясни мне, перед своей смертью: какого хрена ты сделал это? Огромный клубок щупалец, покрытых склизкой кожей зашевелился, образуя причудливые петли. Аарониро был страшен не столько своей формой, сколько теми ассоциациями, что рождало сознание тех, кто видел его. Он был воплощенным хтоническим демоном, темным и страшным как тот мир, в котором он родился и жил.* Даже влияние Хогеку не смогло дать этому существу разум; Новена так и не смог обрести свою личность среди тысяч душ, что он когда-то пожрал. Им двигало лишь одно желание – поглощать ради поглощения. Его можно было сравнить с лесным пожаром или цунами, и то, и другое было стихийно и беспощадно. Гриммджо очень хорошо понимал это, как и нелепость, заданного собою же, вопроса. Но он хотел услышать ответ, чтобы понять мотив того, кто символизирует неуемную жадность. - Ты назвал меня «мразью»? А кто ты тогда, а?! Кошка-переросток! – ярость звучала в словах гиллиана, ярость была в его жестах и движениях, ярость плескалась во взгляде серо-голубых глаз, что некогда принадлежал Кайену Сибе. – Неужели ты хочешь сказать, что отличаешься от меня в лучшую сторону? Ты такое же чудовище, которое способно только жрать! – голос Аарониро сейчас больше походил на звериный рев. – В тебе нет искренности, зато есть способность трусливо прятаться за свою показушную человечность и наигранные эмоции, дарованные тебе врагом. Какое право ты имеешь оскорблять меня своим снисходительным взглядом, мразь! Я сделал это, потому что такова моя потребность, я честен! Достаточен ли мой ответ для тебя? - Вполне, - Гриммджо спокойно положил руку на рукоять катаны. - Теперь ответь на мой вопрос. Скажи, Гриммджо Джаггерджак, почему ты не сожрал эту маленькую дрянь, хотя вполне мог это сделать? Это страх, да? Боязнь Айзена так сильна, что ты даже не можешь ослушаться его приказа… Его тирада была прервана хлопками, которые так не к месту прозвучали под сводами этого полуразрушенного сооружения. - Мои аплодисменты, - прозвучал глубокий бас Бараггана и затем послышались его тяжелые шаги. Гриммджо стоял, не оборачиваясь и кусая губы – интонация Луизенбарна не предвещала ничего хорошего. – Несмотря на то, что ты тупое животное, Аарониро, Айзену все-таки удалось пробудить в тебе частичку разумного. Ты даже научился формулировать вопросы. - Барагган, - потрясенно прошептал монстр. – Ты сам пришел за мальчишкой? - Это так удивляет тебя? Неужели того, что я рассказал вам всем про маленького шинигами, было недостаточно? Тогда я беру свои слова насчет разумности обратно. И еще, тебе будет оказана честь – умереть от руки короля Уэко Мундо, - в последних словах старика мелькнула горькая ирония. Он остановился около Шестого. – Гриммджо, забирай своего фрасьона с его теплой компанией и уносите отсюда ноги. - Зачем тебе марать руки, старик? Я сам могу убить эту тварь, - проворчал Джаггерджак, не поднимая глаз на Луизенбарна. Его душила злость и обида, уже в который раз его добычу забирали у него из-под носа. Последовала пауза и Гриммджо уже приготовился к тому, что Сегунда пошлет или отчитает его. Поступит, как всегда делали его боссы – вытрет ноги и уйдет, не оглянувшись. Но в этот раз все было по-другому. - Гриммджо, - голос Второго звучал почти ласково и это внушало большие опасения. – Не забывай, что я король и не могу оставаться в стороне, когда грядут перемены. Хороший правитель никогда не будет прятаться за спины подчиненных. Он всегда должен быть в первых рядах, чтобы принять грамотное решение. И еще: мы все дети Уэко Мундо и если я являюсь глашатаем его воли, то только я могу судить, миловать или казнить в этом мире. Глухо звякнул металл: Барагган достал из-за спины свой топор. Новена, жалко пискнув, еще больше вжался в темный угол, словно стремясь слиться со стеной. - Я уже вынес приговор за непослушание и приведу его в исполнение сам. Пантера, займись мальчишкой, докажи, что ты хозяин своего слова - сделай то, о чем мы договаривались, - Сегунда кашлянул и продолжил. - Советую поторопиться и уйти отсюда раньше, чем Кулхорн скроет все здесь под куполом Белой Розы. Истлевай, Арроганте! Гриммджо замер на секунду, борясь с животным ужасом, который накатил на него, когда он почувствовал ресурексион Второго. Но это длилось лишь мгновение, затем он быстро развернулся и заорал, глядя на опешивших Пустых: - На выход, идиоты! – одним махом подскочил к Ичиго, закинув его на плечо, а свободной рукой перехватил малявку в поясе. Пеше схватил Азалию за руку, увлекая за собой, а впереди всех неслись Дондочакка и Бабабава. Оставаться здесь было опасно… 17.30 время Уэко Мундо Джаггерджак смотрел на своего фрасьона и медленно закипал от ярости. За сегодняшний вечер Шестой сделал множество несвойственных ему вещей: во-первых, он волновался и испытывал раскаяние; во-вторых, спасал всяких идиотов, которые этого совершенно не заслуживали; в-третьих, зачем-то успокаивал малявку, которая закатила истерику от расставания с дорогим другом «Ицуго»; в-четвертых, приводил в себя этого самого «Ицуго», который изволил пребывать в глубочайшем обмороке; в-пятых… «Есть ли смысл продолжать список моих геройских деяний. Наверное, нет, все равно всего не упомнишь», - устало думал Шестой, потирая лоб. Ясно было одно: лимит его доброты был исчерпан на ближайшие десять лет и, произошедшее в дальнейшем являлось лучшим тому подтверждением. Как только Ичиго очнулся и сел, растерянно хлопая глазами, Гриммджо сразу же со злостью залепил ему пощечину. Парень схватился за щеку и весь сжался, вбирая голову в плечи. Сейчас он выглядел очень жалким, беззащитным и был похож на побитого загнанного зверька. Джаггерджак скрипнул зубами: как же его бесило, когда фрасьон был в таком беспомощном состоянии! Хотелось наброситься на эту бестолковую мелочь и колотить до тех пор, пока мозги в рыжей башке не встанут на место, вернув этому существу подобие бывшего противника. Ичиго же молчал, не поднимая глаз на босса, и выдавал свое недовольство лишь сердитым сопением. - Посмотри, как ты выглядишь! - опасно зарычал Гриммджо. Он видел синяки и засосы на молочно-белой коже юноши в вырезе косоде, и, буквально, полыхал гневом. Сама мысль, что кто-то осмелился касаться его добычи и оставлять подобные отметины, вызывала у него животную ярость и головную боль. - Что же ты молчишь? Неужели не спросишь, почему я ударил тебя? – нарушил молчание Джаггерджак, чтобы отвлечься от своих мыслей. Казалось, еще немного и он защелкает зубами от злости как бешеная собака. - А зачем спрашивать? – ответил Ичиго вопросом на вопрос. Он так и сидел на кровати, не меняя положения, и говорил очень тихо. – Я сам виноват, не послушал тебя – вот ты и бесишься. - Да? – Гриммджо внезапно остыл, когда понял, что мальчишка даже не подозревает об истинной причине. Он глядел на Ичиго, отмечая, как тот шмыгал носом и неуклюже теребил собственный пояс, как прижимал руку к покрасневшей от удара щеке и покусывал припухшие губы. Еще совсем наивный ребенок, не более. Куросаки поднял голову, взглянув на босса, и Шестой внезапно осознал, что сердиться расхотелось, когда он увидел перед собой эту насупленную рыжую морду с обиженным щенячьим взглядом. - Ну ладно, - снисходительно бросил Гриммджо. – Иди, вымойся, а то смотреть тошно. Ичиго повиновался, встал и сделал шаг по направлению к ванной. Однако организм юноши был слишком истощен и он, качнувшись, завалился вперед на четвереньки. Растерянно тряхнул головой и поднес руку ко рту, словно борясь с накатившей тошнотой. Гриммджо тихо выругался и, подняв фрасьона на руки, понес его в душ. Похоже, придется еще немного побыть няней и помыть чужую попку, то есть тощую задницу. Опустив взгляд вниз, арранкар заметил, что Куросаки отчаянно покраснел и судорожно вцепился тонкими пальцами в белую куртку Эспады. «Хм, засмущался что ли», - подумал Джаггерджак и сам удивился. Он ощутил, что сердце в груди предательски дрогнуло. Что же с ним происходит? Добравшись до ванной комнаты, он поставил Ичиго на ноги и прислонил к стене, будто куклу. - Раздевайся, - сухо приказал арранкар. Парень стал неуклюже расстегивать застежку формы: его пальцы слегка дрожали и, поэтому дело шло из рук вон плохо. - Бл*дь, копошишься как муха на морозе! – в сердцах выругался Джаггерджак и, оттолкнув руки неумехи, в два счета справился с застежкой. Затем быстро стащил одежду с фрасьона и присвистнул от изумления. Все тело Ичиго было покрыто багрово-синими пятнами и неглубокими воспалившимися порезами, а еще он был весь грязный от засохшей слизи и крови. «Аарониро – тварь, и почему я не грохнул его сам?!», - с бешенством подумал Шестой, сжимая кулаки. Ревность снова разворачивалась в нем, подобно кобре готовой к броску. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Куросаки испуганно сжался под тяжелым взглядом босса. - Дальше! – рявкнул Гриммджо. - Я сам могу помыться… - начал было Ичиго, густо краснея. - Дебил! – грохнул Джаггерджак, затем шумно вздохнул и продолжил более спокойным голосом. – Ты еле держишься на ногах. Давай, я тебе помогу, а то ведь захлебнешься в луже. - Пошел на хрен, - едва слышно послал босса рыжий. - Сейчас ты пойдешь, - сказал Гриммджо с недоброй ухмылкой. Он включил воду и втолкнул Ичиго под душ. Затем сам шагнул к нему, не обращая внимания на собственную намокающую одежду, и притянул к себе. Развязал оби парня и наклонился, сдирая мокрые прилипшие хакама с его ног. - Черт! – и тут все в отметинах и засохших потеках крови. Гриммджо показалось, что еще чуть-чуть и его голова просто лопнет от злости. Ичиго отступил и вжался спиной в холодную кафельную стенку, стремясь быть как можно дальше от странно ведущего себя наставника. Шестой смотрел на него глазами ошалелыми от ярости: хотелось просто отхлестать эту бестолочь по глупой наивной морде, так, чтобы рыжая головенка моталась из стороны в сторону. Но нет, впервые за очень долгое время в нем проснулась обычное человеческое чувство – жалость. Он крепко стиснул зубы, отвернулся и, взяв кусок серого мыла, принялся остервенело намыливать собственные ладони. Затем, не церемонясь, ухватил Куросаки за локоть и привлек к себе. Одной рукой вцепился в волосы и запрокинул голову, второй принялся осторожно намыливать парня, начиная с шеи и спускаясь на грудь. Арранкар был в страшном смятении, потому что никак не мог понять, что с ним происходило. Почему он был так нежен с этой маленькой сволочью? Даже касаясь ублюдка сейчас, он старался не задевать порезы и синяки, чтобы не причинять лишней боли. Отчего? Доброта что ли взыграла? Хрень какая. Пытаясь отвлечься от мучающих его мыслей, Гриммджо стал злостно материться, склоняя фамилию Куросаки в оборотах такой этажности, что сам себе удивлялся. Ему стало чуть легче. Он спустился к животу мальчишки, обводя напрягшийся пресс, ниже, едва задевая кончиками пальцев жесткие волоски в паху и мягкий, трогательно висящий член. Дальше, к внутренней поверхности бедер, измазанных в крови и засохшей слизи, которая становилась неприятно скользкой от воды и этим бесила. Ну как можно было не дать отпор слабейшему из Эспады и допустить подобное с собой? Задавать вопросы не хотелось, слова душили. Только ругань перемешанная с полузвериным рычанием – просто выпустить пар, чтобы не убить эту дрожащую дрянь. Нестерпимо… - Господин! – в душевую заглянула встревоженная Азалия. - Тащи полотенце и покрывало, бл*дь! – машинально рявкнул Шестой, разворачивая фрасьона спиной к себе и вновь хватая мыло. Проклятье, опять эти сине-багровые пятна, от них уже в глазах рябит. Сейчас он точно не выдержит и разорвет гаденыша в маленькие клочки! Или завалит и трахнет… Ладонями он огладил израненную спину мальчишки, опускаясь вниз, на поясницу, затем еще ниже, между ягодиц, почти касаясь тугого входа. Ичиго испуганно вздохнул и сильно выгнулся, стремясь избежать неприятных ему прикосновений. - Стой смирно, подлый! – рыкнул Гриммджо, стискивая скользкие от мыла бока парня. Похоже, Новена и тут постарался, полазив своими сратыми щупальцами там, где не надо. Наглядно убеждаться в этом Шестому расхотелось: разумом-то он понимал, что Ичиго и так сейчас не сладко, и надо бы проявить толику сочувствия. Но, с другой стороны, как же раздражала эта наивная паскуда! Злила его тупость и простота, которые привели к такому плачевному результату. Он, такой беззащитный и никчемный, бесил так, что хотелось нагнуть прямо здесь и вставить по самые гланды. Оттрахать это хлипкое сволочное создание до потери слабого пульса, чтобы он орал и выл как самая последняя сучка и умолял о пощаде, обрывая собственные ногти о неровности противоположной стены. Но… нельзя. Гриммджо шумно выдохнул через нос, быстро смывая грязь с чужого тела. Нельзя, потому что в этом случае он ничем не будет отличаться от поганого Айзена. Секс – это тоже своего рода битва. И в ней нужна абсолютная и безоговорочная победа: добровольное согласие партнера. Использование физической силы или морального прессинга над растоптанным врагом – низость и в таком действе нет ничего, оно бессмысленно и отвратительно. Джаггерджаку же хотелось завоевать Ичиго, приручить настолько, чтобы он сам встал перед ним, прогибая спинку. Закончив, Гриммджо выключил воду и все-таки не удержался, шлепнув по голой заднице пацана с такой силой, что даже рука онемела. Тот как-то вяло дернулся и даже попытался вякнуть что-то неприличное. - Заткнись, мразь, - прошипел Шестой, разворачивая Ичиго лицом к себе. Рыжий опустил голову, мелко вздрагивая и сутуля плечи. С его потемневших мокрых волос стекали струйки воды, прозрачные капли покрывали истерзанное тело. Всего лишь маленький худющий придурок с трогательно выпирающими ключицами и плоским животом, чем-то похожий на мосластого щенка. Ничего привлекательного или интересного, но почему он так притягателен для Гриммджо? Шестой и сам был весь мокрый, но вот что странно: холода он совсем не чувствовал. Наоборот, ему было жарко. Внезапно, повинуясь какому-то внутреннему капризу, Гриммджо сделал шаг вперед, попутно отмечая, что под ногами противно хлюпнула вода. Мгновение, и вот он уже обхватил парня за талию, привлекая к себе. Провел носом по его белой шее, вдыхая запах чистой кожи и мыла, едва коснулся губами, потрогал языком. Ичиго дрожал, но сопротивления не оказывал. В какой-то момент Гриммджо увлекся и перестал быть осторожным - неловко припал к особенно глубокому порезу, задевая и причиняя боль. Ичиго мгновенно среагировал, рефлекторно оттолкнув его, и вскрикнул: - Нет! Не хочу! Слова многократным эхом отразились в замкнутом пространстве комнаты, ядом проникая в сознание арранкара и причиняя боль его самолюбию. Он резко замахнулся и наотмашь ударил парня по лицу, раз, второй, третий… Никакой пощады, невзирая на полное отсутствие сопротивления. Тяжелые рубиновые капли крови смачно разбились о белый кафель стены, оставляя алые потеки… - Господин, прекратите! – истошный женский крик разом отрезвил Гриммджо. Он повернул голову и увидел, как маленькая служанка повисла на его руке, отчаянно пытаясь прекратить избиение. - Отстань, дура! – рявкнул Шестой, мысленно восхищаясь смелостью девчонки. Мало обитателей Лас Ночес решились бы остановить его в таком состоянии. Он перевел взгляд на скорчившегося у своих ног Ичиго и презрительно скривил губы. Азалия тем временем накинула на беднягу Куросаки большое белое полотенце. - Я сам, - сказал Гриммджо, забирая у нее покрывало. – Иди к себе. - Да, господин, - девушка скользнула сочувственным взглядом по фигуре фрасьона, развернулась и вышла. Джаггерджак наспех вытер мокрого мальчишку, находящегося в полубессознательном состоянии. Затем быстро завернул его в покрывало и отнес в комнату на кровать. 17.45 время Уэко Мундо Азалия зашла в комнату так тихо, что стоящий спиной к двери Шестой даже не услышал. Ичиго дремал на кровати, закутанный в покрывало: видны были только рыжие вихры да заостренный нос. Эспада стоял над ним, опустив голову на грудь. Азалия тихонько выдохнула – все-таки не зря Гриммджо имел славу одного из самых привлекательных мужчин Уэко Мундо. Ее сердце сделало тревожный перестук, когда она разглядела, что из одежды на Шестом были только мокрые хакама, едва держащиеся на бедрах. Может быть она бы еще поглядела на эту восхитительную картинку, но сейчас ее больше заботило состояние Ичиго. С того момента, когда они нашли парня в капище она непрерывно чувствовала колебания его реацу: она то падала до нуля, окрашиваясь в белый, то начинала зашкаливать, полыхая черно-красным. Это было ненормально и очень сильно пугало арранкаршу. Организм семьдесят восьмого не смог бы долго выдерживать перегрузок, вызываемых такими чудовищными скачками. Чего бы ей это не стоило надо прояснить ситуацию. Азалия деликатно кашлянула и тихо позвала: - Простите, господин. Гриммджо молниеносно обернулся, весь подобравшись как огромная потревоженная кошка, и вперился в нее недовольным взглядом: - Ты! – в его голосе послышалась плохо скрываемая злость. – Я же велел тебе убираться отсюда! Однако Азалия и ухом не повела. За сегодняшний день ей уже стало ясно, что Гриммджо только с виду страшный и ужасный, а на деле милый и справедливый. Оставалось только надеяться, что все-таки она правильно умеет составлять суждения о характере своих начальников. Да, иначе будет плохо… - Гриммджо-сама, я вам одежду сухую принесла, - как можно спокойней ответила девушка, украдкой наблюдая за реакцией Шестого. Хм, как странно, он рот открыл, а потом отвел взгляд. Неужели ему стало неловко? Может еще и «спасибо» скажет? Но чуда не произошло - Секста лишь сдержанно кивнул, одобряя заботу о своей персоне. Наверное, все-таки вышла ошибка насчет мнения о нем, а отвернулся он, потому что ему стало противно. Конечно, она так и ходит с оборванной юбкой и перепачканными в крови ногами с ободранными коленками. Тьфу, аж самой тошно стало! - Ну чего тебе еще? – словно подтверждая ее мысли, прорычал Джаггерджак. – Давай, вали! Вот он, час икс! Азалия набрала в грудь побольше воздуха и выпалила одним махом: - Господин, что происходит с Куросаки-саном? Он умирает, да? Гриммджо медленно повернулся и уставился на нее как на привидение. Шеффилд мысленно попрощалась с белым светом: сейчас он ее стукнет об стенку и размажет по полу. Ничего подобного, Эспада лишь продолжил смотреть на нее с неприкрытым удивлением. - Откуда ты узнала об этом, женщина? - Просто почувствовала, господин, - ответила девушка, млея от недавно перенесенного страха. Лишь спустя секунду, до нее дошел смысл сказанного Шестым - она была права и Ичиго погибает! - Если нужна моя помощь… - она запнулась, не зная как правильно сказать. – Я готова, если моя жизнь будет полезна. - В этом нет необходимости, - глухо ответил мужчина. Его синие глаза странно блеснули и, помолчав, он добавил. – Иди к себе. Все остальное моя забота. Шеффилд кивнула, ощущая, как у нее пересохло в горле, и пошла к двери. Поверить в то, что она сейчас услышала было очень трудно, почти невозможно. Уж кто-кто, а Джаггерджак избыточным альтруизмом никогда не страдал. И еще эта странная забота с его стороны, и избиение, и взгляды – он явно был неравнодушен к Ичиго. - Азалия, - девушка замерла в дверях, пораженная тем, что Шестой запомнил ее имя. – Если завтра ты придешь сюда и найдешь меня мертвым, то первым сообщи об этом Бараггану. - Я поняла, мой господин, - едва слышно прошептала девушка и вышла, плотно прикрывая за собой дверь. 18.20 время Уэко Мундо Гриммджо переоделся, сел на краешек кровати и уставился в маленькое полукруглое окошко из которого лился лунный свет. Ичиго спал, дыша тихо и размеренно. Уровень реацу мальчишки был относительно стабильным, поэтому Шестой решил не будить его. «Пусть чуть сил поднаберет, да и мне надо морально подготовиться», - здраво рассудил арранкар. Сейчас Пустого вновь начали одолевать сомнения в правильности своего решения. С одной стороны в нем говорили жалость к Ичиго и чувство мести Айзену, но с другой – чувство самосохранения никак не желало замолчать. Кем он станет впоследствии? Барагган ничего об этом не сказал, лишь только намекнул, что гарантий нет: в лучшем случае его развитие просто остановиться, как у Шаолонга или Лионесса, в худшем произойдет регресс, как у Дироя. Все слишком непонятно с этим Куросаки, чтобы делать какие-то прогнозы. Внезапно его внимание привлек громкий стон, он обернулся и увидел, как фрасьон сильно запрокинул голову, словно в судорожном припадке, и схватился за горло. От него исходила черно-красная реацу, такая темная, тягучая, образуя плотное поле. Гриммджо выругался сквозь зубы: опять началось! Он быстро положил правую руку мальчишке на солнечное сплетение, ощущая под пальцами напрягшиеся мышцы пресса, а другой откинул рыжую взмокшую челку и дотронулся до лба. Поток чужой духовную силы хлынул через Шестого, причиняя боль и вызывая тошноту. Черт, какая гадость сидит в этом хрупком на вид теле! Аарониро просто придурок если думал поглощать такое: это же яд в чистом виде, абсолютная отрава. Ичиго издал какой-то не то всхлип, не то вздох и расслабился. Замер, тяжело дыша. Гриммджо отвел его руки от горла и сжал кисти мальчика в своих ладонях: пальцы были ледяные. Арранкар наклонился и подышал на них, согревая. - Гриммджо, - неожиданно позвал Ичиго тихим и замученным голосом. - Чего тебе? – растерянно пробормотал Джаггерджак, гладя чужие тонкие пальцы. В его душе сейчас проснулось и заворочалось нечто жалостливо-противное, совершенно недостойное звания строгого сенсея. Мысленно арранкар возвел очи к потолку: Ками, ну почему он превращался в такого бесхребетного идиота, как только видел это рыжее недоразумение? - Мне холодно, - едва слышно прошептал Ичиго. – Тело как будто чужое и сердце останавливается. Скажи, я умираю? - Да, - просто ответил Гриммджо. Скрывать правду не имело смысла, бывший шинигами все чувствовал и легко бы распознал ложь. Наступило тягостное молчание. Арранкар выпустил руки мальчика и встал. Ичиго распахнул глаза, казавшиеся черными в сумраке комнаты, и с тревогой взглянул на босса. Он явно не хотел сейчас оставаться в одиночестве. - Успокойся, я никуда не ухожу, - проворчал Джаггерджак и, пройдя к столу, взял с него свою катану. Он спиной чувствовал встревоженный взгляд парня и, поэтому, не оборачиваясь, торопливо прижал к губам угловатую цубу Пантеры, словно извиняясь за то, что должно было произойти. Обернувшись, Джаггерджак увидел, что Ичиго слегка приподнялся и вытянул шею, наблюдая за ним. «Детка боится темноты. Бл*, бабайка унесет», - мысленно съязвил Гриммджо, но вслух ничего не сказал. - Гриммджо, скажи, а умирать страшно? – этот вопрос вызвал у Джаггерджака легкое помешательство. Уж чего-чего, а такой непосредственности от шинигами, пусть даже бывшего он не ожидал. Хотя если подумать – умирать всем страшно, даже бывалым воинам, что уж говорить о сопляке Куросаки. Мужчина молча вернулся на свое место, хмыкнул и, не удержавшись, ободряюще потрепал паренька по щеке. - Тебе еще рано об этом думать, мелкий. Ичиго обессилено опустился на подушку и демонстративно отвернулся – даже в такой ситуации он пытался показывать характер. «Ага, надулся, обиделся, рожу скорчил – как предсказуемо и уныло. Ну, ничего, сейчас удивлю», - подумал арранкар и погладил парня по шее, на которой виднелись уродливые кровоподтеки. Черт, он тогда явно перестарался с наказанием. В будущем надо будет держать себя в руках. Ичиго вздрогнул, поджал губы, но продолжил пялиться куда-то в темный угол комнаты, с мученическим видом снося пакостную арранкарскую ласку. - Что мне сделать, чтобы ты доверился мне? – прошептал Гриммджо, наклонившись к нему. Ичиго зажмурился и нервно сглотнул – Шестой почувствовал, как под пальцами перекатился острый кадык парня. Видно, что ни черта не понял вопроса, но переспрашивать не стал: наверное, побоялся издевок сенсея. «Какого ты обо мне лестного мнения, малыш. Боишься, что буду высмеивать тебя, ведь я на полном серьезе спросил», - невесело усмехнулся про себя Гриммджо. - Чего молчишь, придурок? Хочешь, я тебя по имени назову? – Джаггерджак потянулся к подростку, поцеловал в ухо и прикусил мочку – совсем не больно, лишь дразнясь. Он не надеялся получить ответ, ведь Ичиго продолжал усиленно смотреть в сторону, но к удивлению Гриммджо рыжий кивнул. - И-чи-го, - по слогам выговорил арранкар. Он дотронулся кончиками пальцев до щеки мальчика, легко провел. Очертил касанием острую скулу, дернул за рыжую прядку. Наклонился ниже, быстро зашептал. – Мне сейчас очень-очень нужно твое доверие. Чтобы я не сделал, не бойся. Просто расслабься и не сопротивляйся, хорошо? Опять последовал торопливый кивок. Гриммджо протянул руку к стопке чистых полотенец, лежащих около кровати. Одно он подложил Ичиго под голову, а другие принялся методично рвать на широкие полоски. «Какой послушный, когда смерть за плечами. Хотя о чем это я? Мне тоже страшно», - думал он, раздирая белую махровую ткань. Несколькими полосами он крепко привязал руки Ичиго к железному изголовью кровати. Фрасьон смотрел на него расширившимися от удивления и страха глазами. - Ничего не бойся, - ободряюще подмигнул Гриммджо, перед тем как завязать мальчишке глаза. Затем арранкар наполовину вытащил катану из ножен и, поднеся свое левое запястье к тускло поблескивающему лезвию, совершил глубокий надрез. Черная кровь крупными бусинами закапала на пол, разбиваясь о твердую поверхность с противным влажным звуком. Было больно, но он ни единым жестом не выдал своих чувств. Отложил оружие в сторону, залез с ногами на кровать и одним махом оседлал бедра мальчишки. Ичиго испуганно выдохнул и замер, прислушиваясь к происходящему. - Что?.. – начал было, однако договорить так и не успел: арранкар жесткими пальцами вцепился в щеки мальчишки и сдавил, принуждая открыть рот. Парень вздрогнул и захрипел, почувствовав теплую кровь на своих губах. Он попытался вывернуться, оттолкнуть, но все было напрасно. Джаггерджак всем своим немалым весом буквально пригвоздил его к кровати, попутно сильнее прижимая свое запястье к губам фрасьона, и зашептал какую-то успокаивающую чепуху. По щекам юноши потекли темные ручейки, он захлебывался и давился, пытаясь отплеваться. Ичиго сопротивлялся из последних сил, не желая принимать чужеродную субстанцию. Однако, того малого количества, которое все же попало в его организм, оказалось вполне достаточным. Вскоре Куросаки обмяк и заурчал как довольная кошка. Его духовная сила вновь изменилась и сейчас до жути напоминала реацу рогатого демона, с которым некогда сражался Секста. Монстр сам тянулся вверх и жадно глотал чужую кровь, вгрызаясь в рану. «Ишь проснулся, гадина. Кушай-кушай, только не подавись, ненаглядный ты мой», - морщась от боли, подумал Гриммджо. Шестой невольно представил себя со стороны - стало противно, ведь он такой же, если еще не хуже. Внезапно Холлоу сильно сжал челюсти, прокусывая плоть чуть ли не до кости. Гриммджо сдавленно застонал: от боли перед глазами пошли красные круги. Черт, лучше бы он ему сцедил свою кровь и дал в бутылочке с соской как младенцу! Однако Пустой Куросаки быстро понял, что грызть кормильца не надо, потому что тогда останавливался ток крови. Он на секунду оторвался от своего занятия, облизнулся и затем почти нежно обхватил губами чужую истерзанную руку. Провел языком по краям раны, подаваясь вперед, раздвинул ее. Растравил. Затем вновь отстранился и проделал все по новой. Гриммджо почувствовал, как забилось сердце, и тяжело задышал. Он замер и прислушался к себе. То, что Пустой вытворял с его рукой, вызвало в сознании мужчины недвусмысленные ассоциации. Хлюпающая влажность, движения чужих губ и языка, покусывания, которые были то игривы, то мучительны – все это очень сильно напоминало банальный минет. Внизу живота все налилось тяжелой сладкой истомой, арранкар непроизвольно сжал бедра и заерзал, устраиваясь поудобней. Вставший на двенадцать член могуче стремился ввысь, болезненно упираясь головкой в грубую ткань одежды. «Только у меня так бывает – встало на того, кто меня жрет. Да я просто идиот и извращенец». В это время Холлоу насытился и принялся лениво облизывать истерзанное запястье Джаггерджака. Его щеки, кусок маски, подбородок и губы были щедро измазаны чужой кровью. Гриммджо смотрел на него и чувствовал, что больше не в силах противостоять своему внутреннему демону. Он убрал руку и, плохо соображая, что делает, потянулся к Холлоу. Монстр опасно заворчал, обнажая белые острые зубы. Не обращая на это внимания, Гриммджо впился грубым поцелуем в чужой испачканный рот: ощутил вкус собственной соленой крови и уловил странный запах озона, исходящий от этого существа. Прошелся языком по тонким губам, а затем, словно верный цепной пес, принялся вылизывать окровавленное лицо Холлоу. Тот, запрокинул голову, подставляясь еще больше, соглашаясь на эту ласку и показывая всем своим видом, что желает ее. Дальше все было как в пьяном тумане. Они не то целовались, как бл*дские голуби, не то грызлись, как два бешеных волка. Стоны перемежались рычанием, образуя какой-то кошмарный звуковой фон всему происходящему. Холлоу конвульсивно дергался, судорожно выворачивая руки в тщетной попытке дотянуться до арранкара. Тот, в свою очередь, впивался ногтями в беззащитное тело под собой, оставляя на тонкой бледной коже глубокие кровавые росчерки. Их реацу сталкивались между собой, образуя необычные цвета, новые сочетания, и каждое такое столкновение причиняло боль обоим. Гриммджо вцепился в собственный пояс, лихорадочно распустил его – хакама съехали на бедра, обнажая вставший член. Он понятия не имел, что надо делать дальше – просто стал тереться о плоский живот невольного партнера. Холлоу завыл на низкой ноте, резко дернул головой и ухитрился вцепиться зубами в плечо арранкара. В ответ последовал не менее жуткий рев и укус в белую шею. Какой-то последней искрой угасающего сознания Гриммджо все же понял, чего от него добивался Демон. Он был не менее возбужден и таким образом настойчиво требовал разрядки. Арранкар переместился чуть ниже, чтобы соприкоснуться. Правой ладонью огладил оба члена, ощущая на пальцах смазку. Сильно сжал рукой, двинулся вверх-вниз, задавая быстрый темп. Они кончили почти одновременно: Холлоу сдался чуть раньше. Он выгнулся дугой, запрокинул голову и застонал. Гриммджо почувствовал, как тело под ним вздрагивает от накатившего оргазма. В глазах потемнело от желания, он буквально распластался на любовнике, стремясь каждой клеточкой своего тела ощутить сладостные конвульсии, и вцепился в его бледные плечи. Кожа под пальцами была прохладной и влажной, а еще он ощущал как вздрагивал живот его партнера, перемазанный в теплом и вязком… После разрядки наступило какое-то дикое опустошение, а все тело болело, как будто после тренировки и саднили места укусов. Во рту был навязчивый металлический привкус крови. Гриммджо лежал без сил на затихшем Холлоу и слышал частые удары его пульса. Хотя нет, это уже стучало сердце Ичиго, ведь, судя по измененной реацу, монстр покинул тело подростка. Усилием воли Гриммджо заставил себя приподняться, чтобы развязать руки и глаза мальчика. На тонких запястьях паренька остались некрасивые припухшие полосы от пут, а в остальном он выглядел очень даже неплохо. Чудесным образом исчезли уродливые отметины, которые оставил Новена – мальчик был бы чист как ангел, если бы не пачкавшие его кровь и сперма. Гриммджо разглядывал его, испытывая какое-то извращенное удовольствие от осознания своего призрачного одномоментного собственничества. «Мой. Весь и целиком. Все это мое», - думал он, осторожно водя ладонью по измаранному животу юноши. Он поднял руку и едва дотронулся кончиками испачканных пальцев до нежных губ Ичиго, но тут же отдернул. Вместо этого мужчина наклонился и поцеловал парня очень легко и бережно. Свою собственность нужно охранять ото всех и в том числе от самого себя. Сейчас арранкар ощущал сильную усталость и его нещадно тошнило. У Шестого едва хватило сил, чтобы кое-как перевязать свое запястье обрывками полотенца. Затем наплевав на все меры предосторожности, он вытянулся рядом с Ичиго и прижался к нему, укрыв их обоих покрывалом. Джаггерджак зарылся пальцами в яркие волосы и провел носом по шее мальчика. Такой теплый малыш, полный жизни и солнца – его персональное проклятие и спасение… Через несколько часов Гриммджо проснулся от пристального взгляда… существа с желтыми глазами. Он почувствовал, холодные чужие пальцы с острыми ногтями на своей шее и услышал надтреснутый шепот: - Моя благодарность тебе будет безмерной… * Хтонические чудовища (от греч. земля, почва) – существа представленные во многих религиях и мифологиях, которые изначально олицетворяли собой дикую природную мощь земли, подземное царство. Помимо положительного значения (плодородие земли, возрождение) имело также и отрицательное, ведь земля рассматривалась также как усыпальница мертвых; соответственно, термин «хтонический» несет мрачный отпечаток присутствия смерти и связанной с ней «нечистотой». Также имеет значение хаотического беспощадного начала.