Душа, заблудшая в песках

Божественные законы не имеют срока давности… Роберт Льюис Стивенсон. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда. Сидеть на деревянной крыше было неудобно. Солнце сильно припекало — от этого очень хотелось пить, а от яркого света болели глаза. Рукия лениво наблюдала за двумя толстыми голубями. Птицы не замечали ее, занимаясь своими делами. Они громко курлыкали, чистили друг другу перышки, целовались, а спустя время приткнулись друг к другу и задремали. Неожиданно слева послышался шорох, но голуби никак не отреагировали на него. Рукия рассеяно обернулась и увидела Ренджи. — Почему так долго? — раздраженно спросила она и провела рукой по лбу. Пальцы были влажными от пота. — Как смог, так и пришел, — огрызнулся Ренджи. — Мне и так капитан всю плешь проел своими инструкциями. — Надо поторапливаться, — Рукия поднялась на ноги. — Я так понимаю, что детишки хотят с нами, и отговорить их не удастся? Ренджи пожал плечами и взглянул себе под ноги. — Они упрямые. И, потом, их можно понять. — Хорошо, идем. *** Азалия с опаской поглядывала на Ямми, который, даже не думал прекращать говорить гадости. Было очевидно, что активно лезть на рожон он опасался, зато усиленно изощрялся в ругани, желая спровоцировать Ичиго. Тот лишь пожимал плечами и отворачивался. Правда, он был бледнее, чем обычно и кулаки сжимал до побелевших костяшек. — Эй! — орал Ямми, размахивая могучей ручищей перед Ичиго. — Чё молчишь, уебище? Очканул? Внезапно послышался звук открываемой двери. Азалия обернулась, сильно надеясь увидеть Гриммджо, Халлибел или Старрка, и чуть не застонала от разочарования. Это была компания обычных арранкаров-нумеросов. Вошедшие с интересом уставились на происходящее — от них помощи ждать не приходилось. Азалия прикусила губу. Ну, когда же кто-нибудь придет из Эспады? Ками, она даже была бы рада Улькиорре, которого боялась до дрожи в коленях. Ямми же окончательно взбесился. Он схватил Ичиго за грудки и, хорошенько встряхнув, прижал к стене. Алая реацу брызнула во все стороны и от ее движения зло загудел воздух. Казалось, еще немного — и Ямми раздавит Ичиго своей огромной тушей. Азалия застыла, парализованная страхом. Тело будто замерзло — перед глазами вновь вставал самый страшный ее кошмар. *** Она помнила все произошедшее плохо, словно сквозь сон. Маленькая комната, резкий запах карболки, Улькиорра, застывший возле двери. Он был будто окутан светом, падающим из коридора, отчего его фигура казалась очень хрупкой. Улькиорра пугал ее. У Азалии отчаянно тряслись руки под его проницательным взглядом. Снимая швы, она даже пару раз задела плоть Ямми кривыми ножницами. В комнате было плохое освещение, но она не осмеливалась включить свет, ведь тогда бы ей пришлось пройти шесть шагов до выключателя и обратно. И все это время они бы наблюдали за ней, а ей хотелось как можно меньше привлекать к себе внимание. Приходилось медлить, высматривая тоненькие ниточки, вросшие в подживающую рану. Сняв швы, Азалия отступила на полшага назад и как можно более спокойным голосом осведомилась у Ямми о самочувствии. Тот неторопливо сжал и разжал пальцы, а дальше… Азалия даже не ощутила сам момент удара, настолько неожиданным и стремительным он был. Она врезалась в стену — громко хрустнули кости. Боль полыхнула, словно вспышка, и стремительно растеклась по всему телу, а потом окружающий мир перевернулся и наступила тьма. Удивительно, но от нее не избавились, а стали лечить. Она хорошо помнила как лежала в темной палате, кусая край одеяла. Боль, одиночество и страх душили ее. Хотелось плакать, но слезы не шли — они будто собирались в груди, около дыры. Скапливались и замерзали там, увеличивая огромный кусок воображаемого льда, от которого нестерпимо болело сердце. *** Азалия вскрикнула и зажмурилась. Последнее что она увидела, был огромный кулак Ямми, несущийся прямо к лицу Ичиго. Раздался грохот. Азалия отступила и распахнула глаза: Ичиго был весь засыпан мелкой белой пылью. В стене, над его головой, зияла дыра, но он казался абсолютно спокойным. — Отвали, — Ичиго резко оттолкнул руку Ямми. Удивительно, но Ямми отступил. Сейчас он выглядел слегка обескураженным. Возможно, надеялся на другой эффект от демонстрации силы, а Ичиго даже глазом не моргнул. Ямми обернулся и посмотрел на арранкаров, стоявших поодаль, а затем взглянул на Азалию. Его лицо потемнело от гнева. — Сука! — рявкнул Ямми, шагнув к ней. Азалия втянула голову в плечи и застыла, неотрывно глядя на поднимающуюся руку Ямми. Вот и все, сейчас он ее ударит точно как тогда, с той лишь разницей, что это будет конец. Не может же повезти дважды. Мгновение превратилось в вечность, растянулось на несколько глухих ударов сердца. Вот сейчас, еще чуть-чуть… Неожиданно между ними возникла преграда — Ичиго загородил ее. Он перехватил руку Ямми очень легко, будто это не стоило ему ни малейшего усилия. — Если ты не в курсе, то бить женщин совсем не круто, — тон Ичиго был спокойным и немного насмешливым. — Так и быть, я уделю тебе время. Ямми побагровел и взревел дурным голосом. Арранкары подошли поближе, чтобы ничего не пропустить. — Сопляк! — орал Ямми. — Да я тебя размажу как сратого жука! Он широко разинул рот, и воздух загудел от потоков реацу — серо! Азалия охнула и тут же отлетела в сторону. Ичиго оттолкнул ее прочь в тщетной попытке спасти, и тут же волна красного пламени полностью скрыла его. *** Холлоу смотрит на большую кошку, разлегшуюся на теплом бетоне, и недоуменно чешет затылок. Странное существо, но гораздо более интересное, чем занудный Зангецу. Жаль только что не разговаривает. Вчера они впервые подрались. Было здорово: расколотили половину окон в округе, порушили много стен и навели невозможный беспорядок. В итоге Холлоу изловчился и сбросил зверя в воду. После этого он надеялся на продолжение драки, но «кошка» вылезла, отряхнулась и спряталась среди развалин. Подождав некоторое время, Холлоу отправился на поиски, но ничего не нашел: зверь отлично умел скрывать реацу. Обозленный Холлоу плюнул на все и уснул. Проснулся он от назойливого громкого мурчания. Вот она, наглая сволочь, нежится рядом, как ни в чем не бывало. Холлоу садится и хмурит брови, рассчитывая, что это выглядит максимально укоризненно. — Трусливая ты душонка, сбежала от меня вчера. И не стыдно? Зверь смотрит настороженно, но не чувствуя враждебности в голосе Холлоу, придвигается ближе и обнюхивает его. Затем высовывает синий язык и влажно облизывает щеку Холлоу. Становится смешно: ситуация дурацкая, да еще и щекотно. Зверюга опять заводит свою вибрирующую кошачью песню и трется башкой о плечо Холлоу, требуя ласки. Остается только вздыхать и идти на поводу. Холлоу гладит плоскую костяную голову — ощущения скорее приятные, как будто трогаешь прохладный пластик. Любой подросток в пятнадцать лет мечтает о домашнем питомце. Холлоу вяло обдумывает сложившуюся ситуацию: большая собака, вроде овчарки, была бы лучше, но кошка полутора метров в холке это тоже очень круто. Он тянется ближе, щекой приникает к спине зверя, обнимает его и внезапно ловит себя на мысли, что даже не знает кто это: мальчик или девочка. Не меняя позы, просовывает руку под брюхо. Костяные пластины на подбрюшье тонкие, кажется, надави посильнее пальцем и они проломятся. Ладонь натыкается на то, что свидетельствует в пользу «мальчика». Зверь недовольно порыкивает и втягивает живот. — Ладно, ладно, — миролюбиво шепчет Холлоу и убирает руку. Ему совсем не хочется ссориться со зверем, ведь рядом так тепло и хорошо. — Мне надо придумать тебе имя. Холлоу долго раздумывает — какое имя подойдет такому большому коту — и усмехается. Надо назвать его по имени бывшего хозяина, то-то Ичиго удивится. Как там звали этого придурка? Кажется, Гриммджо. — Хей, морда усатая, буду звать тебя Гриммджо. Зверь лижет его в нос, затем отворачивается и фыркает. — Знаю, что не ахти имечко: тупое, длинное и звучит так, словно кто-то рыгнул, — мстительно смеется Холлоу. — Но лучше уж так, чем вовсе жить без имени. Неожиданно над головой раздается раскат грома. Холлоу морщится. Во внутреннем мире Ичиго всегда так: только что сияет чистое небо, но не успеешь оглянуться — и набегают мерзкие тучи, извергающие холодный ливень. Он отстраняется от зверя, чтобы встать и замирает. Зверь растерял всю свою ласковость, он щерится и рычит, глядя куда-то в пространство. Будто там, в серой пелене внезапно набежавшего тумана скрывается враг. Между костяными пластинами шкуры вспыхивает голубоватое свечение. Оно льется изнутри, постепенно усиливаясь. Холлоу протягивает руку и лишь только свет касается кончиков его пальцев, как все тело пронизывает сильная боль. Вопреки ей, он тянется ближе к зверю. Вот оно, слияние. И безразлично, что боль настолько сильная, что от нее хочется выть. Плевать, что плоть шипит и распадается, словно в кислоте. Неважно, что от чудовищного давления хрустят и крошатся кости. Они становятся единым целым, и это самое замечательное чувство, которое только может быть. *** Все-таки, что же это было? Когда Гриммджо ворвался в Тронный зал, то чуть не задохнулся от сильной вони: возле стены валялись несколько обугленных трупов. Ичиго нигде не было видно. В центре зала мерцала здоровенная полусфера, отливающая золотым огнем. Время от времени по ее поверхности пробегали пурпурно-черные разряды, очень неприятные на вид. От этой штуки исходила мощнейшая реацу, которая буквально пригибала к земле. Еще здесь был Улькиорра, стоял в сторонке, вроде не при делах… с обожженными до пузырей руками. Гриммджо пошел было к Улькиорре, но тот его опередил. Подлетел и вцепился своей сочащейся сукровицей лапой в куртку Гриммджо. Спросил чуть прерывающимся голосом, заглядывая в глаза, что Гриммджо сотворил со своим фрасьоном. Почему Куросаки создал нечто, что сжигает и обугливает все живое, что осмеливается приближаться ближе, чем на полтора метра. И понимает ли Гриммджо, что все это попахивает саботажем и недовольством господина Айзена. Гриммджо дивился многословию Улькиорры и не мог оторвать взгляда от его руки, от полопавшейся на суставах кожи, розовых пузырей и кровавых глубоких трещин. Он ничего не понимал. Единственное, что было ясно — внутри этой долбанной сферы находился Ичиго. Недолго думая, Гриммджо стряхнул Улькиорру и рванул вперед, гадая, сумеет ли преодолеть неведомый барьер. За два шага от гудящей пышущей жаром преграды он закрыл ладонями лицо и приготовился к боли. Но… ничего не произошло. Он преодолел стенку полусферы очень легко, почувствовав всего лишь легкое тепло на коже. Потом было что-то странное — все вспоминалось в виде бессвязных обрывков. Искромсанное тело Ямми в луже черной крови, служанка, распластавшаяся на полу, и существо, в котором совершенно невозможно было узнать Куросаки. Что-то злое, дикое, объятое пламенем черно-красной реацу мешало рассмотреть знакомые черты. Гриммджо лишь четко запомнились его руки: правая — живая, человеческая, с обычными обломанными ногтями, и левая — рука скелета с острыми черными когтями, объятая голубоватым свечением. Гриммджо ощущал, что не может сделать и шага, все тело будто замерзло. В глазах рябило от нестерпимого сияния полусферы. Он прищурил слезящиеся глаза и с огромным трудом протянул вперед руку. Существо двинулось к нему, вокруг его высокой фигуры сгущалась и темнела реацу. Касание было похоже на электрический разряд, и от него по всему телу пробежала сильная судорога. Гриммджо стиснул чужое запястье, в ладонь впилось что-то жесткое. Чужая реацу накрыла его полностью, не давая даже возможности вздохнуть, а потом наступила черная тишина. Он пришел в себя в лаборатории Заэля. Открыл глаза и первое время отрешено разглядывал потолок, силясь вспомнить и понять, что произошло. Но в голове колыхалась серая муть вместо связных образов. Гримджо сел и машинально пригладил волосы. Одежда обгорела и превратилась в лохмотья, однако никаких повреждений на теле не было. Что удивительно, он чувствовал себя неплохо. Лишь немного беспокоила рваная рана на запястье. Она нестерпимо чесалась. Гриммджо стащил замызганную повязку и присвистнул. Ранение исчезло, вместо него был лишь розовый шрам в виде двух полумесяцев. — Привет. Как самочувствие? Гриммджо поднял голову и встретился взглядом с Заэлем, стоявшим на пороге. — Жить буду. Где мой засранец? — Ты крепко влип, — игнорируя его вопрос, протянул Заэль. Он неспешно двинулся вперед. — Тоусен мечтает допросить тебя обо всем случившемся, а также задать пару вопросов о Баррагане. — Где Куросаки? — Гриммджо поднялся на ноги и демонстративно сжал кулаки. — Ками, ты прямо волнуешься, — Заэль поднял руки и улыбнулся. — Он сейчас без сознания, лежит в соседней комнате, так что можешь не торопиться. — Ты говоришь, что Тоусен хочет спросить меня о Баррагане, — медленно произнес Гриммджо. — Почему? — Барраган пропал вместе со своими фрасьонами и любимыми шахматами сразу после инцидента. В последнее время ты много с ним общался, так что в желании Тоусена нет ничего удивительного. Гриммджо кивнул. Барраган все-таки молодец: настоящий хитрожопый, мать его, правитель. Расставил фигурки на доске в нужном порядке, а сам тихонько слинял. — Гриммджо, — Заэль перестал улыбаться, — Барраган рассказывал тебе о легенде Предназначения, ведь так? Что ты об этом думаешь? — Херня и сказка, — ответил Гриммджо и поморщился как от зубной боли. — Думаешь? — Уверен. — Я расспросил девчонку о том, как выглядел Куросаки после преображения, — Заэль шагнул к нем и понизил голос. — «Тлен и жизнь, слитые воедино. Кара и прощение в одной деснице. Кости и плоть порознь»… — Заэль, — грубо перебил его Гриммджо, — зачем ты повторяешь этот бред? — Бред, да? — Заэль неприятно скривил губы. Он поднял руку и покачал перед носом Гриммджо наручными часами Куросаки. Копоть плотно въелась в металл, сильно зачернив его. — Когда тебя принесли сюда, я с трудом смог разжать твои скрюченные пальцы и вынуть это. — И что? Заэль бросил часы Гриммджо, тот машинально поймал их и взглянул на циферблат. Стрелки замерли точно напротив цифры десять. — Забирай как сувенир, ему они больше не понадобятся. А еще, можешь и дальше не верить в сказки. Заэль развернулся и пошел к выходу. — Погоди, — окликнул его Гриммджо, — я хочу его увидеть. — Иди, но побыстрее, — Заэль полуобернулся в дверях. — Тоусен уже заждался. *** Воздух около неровных краев гарганты гудел и казался нагретым донельзя. Это было результатом искажения пространства. Рукия шагнула вперед, заворожено глядя на необычное явление. Хотелось броситься в этот разлом сломя головой и бежать вперед быстро-быстро, чтобы узнать о судьбе Ичиго и помочь ему. Они и так слишком задержались, пускай не по своей вине, но все равно это было непростительно. Под ногами противно хрустнул песок, и этот звук будто вернул ее к реальности. Несмотря на внутренние порывы надо было быть осторожнее. Рукия стиснула рукоять катаны. Ее сердце болезненно сжималось от нехорошего предчувствия. Внезапно она ощутила тепло на своей руке и обернулась — это Орихимэ дотронулась до нее. — Все будет хорошо, вот увидишь, — во взгляде Орихимэ светилась уверенность. Рукия через силу улыбнулась, скорее чтобы не разочаровать. Она же шинигами и не может раскисать. — Дамы и господа, — Урахара стоял наверху на какой-то балке и производил впечатление божества, как сказал бы Ренджи, очень хитрожопого божества, — вы готовы? Рукия напряглась. Конечно, они готовы, им надо было быть готовыми еще раньше. Что они только не делали, чтобы получить разрешение на спасательный рейд в Уэко Мундо. Все было напрасно. Как им сказал Генрюсай-доно, Ичиго по своей воле отправился в Уэко Мундо, а значит, по своей воле подверг себя опасности. И Общество душ в этом случае не несло никакой ответственности за действия временного шинигами. Они с Ренджи строили различные планы, чтобы обойти этот запрет. Обратились к Урахаре, но тот неожиданно поддержал решение главнокомандующего. Отчаявшийся Ренджи попытался было изловить пустого, чтобы тот открыл гарганту. Но все попадались какие-то тупые особи, которые никак не хотели понять, что от них требовалось. В конце концов, деятельностью Ренджи и Рукии заинтересовался Бьякуя. С его подачи их принудительно заперли в Обществе Душ, запретив даже думать о спасательной миссии. Сегодня запрет был снят лично главнокомандующим Ямамото, и это обстоятельство стало для них полной неожиданностью. — Счастливого пути! Рукия оторвалась от своих размышлений и ринулась вперед. Они обязательно найдут Ичиго. Или отомстят за него. *** Куросаки, недвижимый и бледный, лежал на кушетке в лаборатории Заэля. Дыхание едва вырывалось из его груди, а пульс отмерялся еле слышным пиканьем странного прибора, стоящего рядом с кроватью. Он выглядел как обычно: никаких дыр на теле, торчащих голых костей и обломанных масок. Рыжие волосы разметались по белой простыне и смотрелись неестественно ярко. Они только усиливали контраст с белой, как мел, кожей. Гриммджо склонил голову и закрыл лицо ладонями. Сильно болела голова, а внутри плескался целый океан ярости от того, что все было слишком запутано и непонятно. Внезапно почувствовалось странное тепло. Гриммджо поднял голову и увидел Азалию, которая стояла перед ним, прижав руки к груди. Она подошла очень близко и ее реацу обволакивала, будто теплая вода. Гриммджо поморщился, наглая девка, уебать бы, но почему-то было лень. Он помолчал некоторое время, прислушиваясь к своим ощущениям. Спокойно. Хорошо. Тихо. Черт, как же это бесило. Затем кивнул, указывая на лежащего Куросаки: — На нем применяй свои врачебные штучки. Мне без надобности. Азалия тут же отошла и, присев рядом с Ичиго, взяла его за руку. Все-таки сообразительная девка и тихая. В понимании Гриммджо это были два неоспоримых преимущества. — Господин Гриммджо. Видимо, рано он обрадовался ее понятливости. — Знаете, я не стала это рассказывать господину Тоусену, но есть одна вещь, которая не дает мне покоя. Он кивнул, разрешая ей продолжить. — Понимаете, когда Десятый метнул в нас серо, я думала, что все, конец. Но неожиданно появился щит, который не просто отразил его, но поглотил и преобразовал во что-то совершенно невообразимое. Это как будто была атака серо, которая исходила с поверхности сферы, — Азалия замялась, подбирая слова, — нечто вроде поля. Арранкары, находившиеся снаружи погибли почти мгновенно. — Подожди, получается, что от щита погибли только те, кто находился снаружи? А Ямми? Азалия вздрогнула и сглотнула, словно давя приступ тошноты. — Господин Куросаки дотронулся до него левой рукой и по всему телу Десятого побежали такие неровные «дорожки». Знаете, как трещины на стекле. Он сильно кричал, а потом… словно взорвался изнутри. Было много крови. — Это тебя поразило? — Да, но не только. Я все это время находилась рядом с господином Куросаки. Я должна была пострадать от его способностей, но вместо этого… Азалия замолчала и нерешительно опустила глаза. — Договаривай. — Господин Гриммджо, на моей маске уже давно была трещина. Я не превращалась в ребенка как бывшая Третья, но и пользоваться своими способностями не могла. Я помню, как господин Куросаки дотронулся до меня левой рукой, той же, которой он убил Десятого, — Азалия нервно сжала кулак и взглянула на Гриммджо. — Затем я почувствовала тепло, и силы вернулись ко мне. Они мгновенно хлынули потоком, у меня даже голова закружилась. Моя трещина пропала. Я не понимаю, почему в одном случае эта сила убивает, а в другом лечит? — Удивительно, — машинально пожал плечами Гриммджо. Он невольно вспомнил слова из пророчества, гласящие, что «кара и прощение будут творимы одной десницей». Захотелось немедленно свалить, прихватив с собой рыжего мудака, который вляпался по самую шейку. Но куда бежать? Ответ пришел сам собой, отозвавшись чужеродной, но такой знакомой реацу. В Уэко Мундо пожаловали гости.