Дорога к любви

      Буквально через пару минут оказываюсь в просторной гостиной своего учителя. Дверь, ведущая в спальню, была приоткрыта, поэтому моему вниманию предстала незаправленная кровать, ещё раз доказывающая то, что мучителя я подняла прямо с постели. «Отлично, не острым языком, так хоть отсутствием сна испорчу ему настроение», — лениво подумала я, поглядывая по сторонам. Здесь я была впервые.       Чувствовала я себя просто ужасно, поэтому старалась держать язык за зубами. Мало ли. Однако, судя по лицу мучителя, он был настроен серьёзно. Чуть ли не силой усадив меня на диван, Дмитрий Витальевич сел напротив, скрещивая руки на груди. А я откидываюсь назад, прикрывая глаза. Зря.       — Алиса, что происходит?       Я молчу, даже не удосужившись приоткрыть глаза. А что я ему скажу? Что немного неудачно дошла к нему домой? Да он меня живьём съест, отпустив парочку колких замечаний по поводу того «зачем ты вообще сюда припёрлась». Но он молчит. И я тоже молчу.       Видимо, его терпение (которого у него нет обычно, между прочим) заканчивается, ибо он поднимается и подсаживается ко мне, начиная осматривать с ног до головы. Видеть я этого не вижу — чувствую, съёживаясь в комок от пристального взгляда. Только поднимаю руку вверх, смахивая со лба выступившие бисеринки пота. Чёрт возьми, как плохо-то. Моё недовольное выражение лица не укрывается от внимания препода, поэтому он, наверняка что-то заподозрив, начинает ощупывать мои карманы. Стоп, стоп, стоп. Я быстро открываю глаза и, стрельнув молнией-укором, убрала его руку.       — У тебя что-то случилось?.. Что у тебя в кармане?       — Ничего, — слишком быстро отвечаю я, за что и поплатилась.       На его лице появляется снисходительная ухмылка, именно та, которую я привыкла видеть чуть ли не ежедневно в школе.       — Весьма веская причина приходить ко мне, уйдя со своих уроков, и лежать на диване с закрытыми глазами, не говоря при этом ни слова. Браво, Костровская. Как говорит вся наша молодёжь: «Логика, умри!»       Чтоб ты сдох со своими комментариями. Достаю из кармана прозрачный пакетик с белым порошком, бросая в него. Уткнувшись лицом в колени, зарываюсь в волосы. И плевать, что он скажет. Моя вина лишь в том, что я попалась тем парням. Если бы я не купила эту дрянь, неизвестно, что бы они со мной сделали. Всё ведь просто и ясно, как дважды два. Мучитель сперва настороженно посмотрел на меня, а после взял пакетик в руки, вертя его. Выражение его лица менялось чуть ли не ежесекундно. Сначала это был гнев. Ошеломляющий гнев; я даже успела подумать, что он сейчас собственноручно меня убьёт. Далее — непонимание. Чего? Почему я приобрела эту дрянь и, более того, уже попробовала? А после… Жалость? Нет, нет, нет, вот только не надо мне сочувствовать!       — Алиса, что это?       — То же самое хотела спросить у Вас.       — Не переводи стрелки. Откуда у тебя кокаин?       О, так значит это кокаин. Чудесно. В голове уже начинает крутиться песня с названием данного вида наркотиков. Я даже забыла, где нахожусь. Но то ли от песни, то ли от дозы, которую я приняла, понять было сложно.       — Дмитрий Витальевич, я же не виновата, что Ваш двор просто кишит такими тварями, которые называют меня «девочкой» и при этом продают наркотики. Да если бы я их не купила, они бы меня изнасиловали, это же ясно как Божий день… — я хотела сказать что-то ещё, но моя мысль оборвалась, когда я вспомнила слова препода, что с моим языком меня вряд ли изнасилуют. На моём лице тут же появляется грустная ухмылка, которая исчезает так же быстро, как и возникает, ибо я, подняв глаза, встретилась ими же со злым взором мучителя.       — А кто ты, если не девочка? — спрашивает он, а я ему мысленно надавала уже с десяток пощёчин. Ещё один умник нашёлся. — Ладно, не суть. Промышляют у нас тут одни, согласен. Но изнасиловать тебя они бы не изнасиловали, уж больно кишка у них тонка.       — Ага, тонка, как же, — скривившись, я обрываю его поток слов, когда на меня накатывают воспоминания с тех ужасных минут.       — И много ты его приняла?       Растерянно пожимаю плечами. Откуда мне знать? Совершенно не разбираюсь в этих чёртовых дозах и в этой чёртовой наркоте.       — Ду-ра, — по слогам произносит изверг. Неужели он думает, что я совсем не воспринимаю слова, произнесённые не по слогам? Тупой осёл.       Демонстративно отворачиваюсь от него, старательно делая вид, что обиделась. Сама я, несомненно, понимала, что обижаться нечего, ведь он прав. Разве меня кто-то силком заставлял их пробовать? Нет же. Могла бы просто купить, чтобы та компания отвязалась, и выкинуть в первую же попавшуюся мусорку, но нет. «Мне же нужно обязательно найти на свою пятую точку приключений!» — проносится в голове, когда меня всю колотит от эмоций и возмущения. Почему я? Почему в такие ситуации попадаю всегда именно я?.. Начинаю осматривать комнату. Пелена с глаз практически сошла. Всё-таки как хорошо, что мне не стукнуло в голову взять большую дозу для пробы… Здесь было действительно уютно. Бледно-бежевые обои в полосочку, шторы кофейного цвета и в тон им ковёр. Огромный шкаф, диван, на котором я сейчас, собственно, и сидела, два кресла и огромный телевизор. И откуда у него столько денег на такую богатую недвижимость? Решив спросить его при случае, перехожу к более детальному осмотру. На небольшом столике лежит книга. Чуть прищуриваюсь, дабы прочитать название сего произведения. «Война и мир», серьёзно? Никогда не любила главную героиню сего романа-эпопеи Наташу Ростову. Толстой ведь не раз подчёркивал, что особой красотой девушка не отличалась. Так почему все главные герои ухлёстывали за ней? Совсем другое дело — история Элен. Пусть она выступала как отрицательный персонаж, но лишь к ней единственной я питала симпатию. Столько сплести любовных сетей и остаться в выигрыше! Правда, везло ей всё же лишь до поры да времени. Суицид вряд ли считается хэппиэндом.       Оставив в покое классику, я продолжила своеобразную ревизию квартиры мучителя. Всё, что попадалось на глаза, было таким обычным, встречающимся абсолютно в каждом доме: утюг, комнатные растения, плед, одежда, диски, картины. Внезапно мой взгляд остановился на фотографии и моё апатичное состояние разом исчезло, словно его и не было. На меня смотрела привлекательная брюнетка, улыбавшаяся на все тридцать два зуба. Глаза её светились радостью и счастьем. Вообще, я была очень за неё рада: хоть кто-то счастлив в этом мире бренном. Но… кто это, чёрт возьми? Рассуждать времени нет, ведь любопытство охватило меня с головой. Именно поэтому напрямую и спрашиваю у изверга, кто же эта таинственная незнакомка.       Перемены в нём не удивили меня, нет, ни в коем случае. Они поразили меня. Взгляд его стал хмурым и абсолютно отстранённым от действительности. Глаза заледенели и уставились в одну точку. Я на секунду посочувствовала ковру, в котором мучитель так старательно пытался прожечь взглядом дырку, но после поняла, что мой сарказм в данный момент совершенно неуместен. Чтобы не выглядеть (а после и не чувствовать) последней дрянью, которая пришла к нему в дом без приглашения, принеся с собой наркотики, испортила всё настроение и благополучно ушла, я понизила голос донельзя и спросила:       — Дмитрий Витальевич, всё хорошо? — Нет. — На свой вопрос я услышала резкий и грубый ответ.       Хотела психануть, но подсознание подсказало попробовать достучаться до него ещё раз. Зачем оно так старательно пыталось уговорить меня, я даже не знала. Догадывалась, несомненно, но на сто процентов не знала.       — Расскажите мне. Возможно, я смогу Вам помочь: пойду поступать на психолога, как-никак.       Ох, ложь. Какая наглая, но полезная ложь. Преподаватель всё же взглянул на меня, отчего я смогла заметить показавшиеся в его глазах слёзы. Упс, кажется, я всё-таки переборщила и вряд ли моя «профессиональная» психопомощь (читать: запудривание мозгов) поможет ему. Из глубины души показалось сострадание, и я придвинулась к мучителю поближе. Видимо, это действия он расценил как возможность начала рассказа.       — Девушка, которую ты видишь на фотографии, моя бывшая жена…       Такое чувство, будто бы мне сломали крылья. Ни для кого не секрет, что у меня их не было да и никогда не будет, но ощущение, по крайней мере, именно такое. В горле пересохло; я ненавидела саму себя. За то, что попалась на эту удочку с женитьбой. Ведь именно после этого и начались все мои сегодняшние неприятности по цепочке. Я пришла сюда, по пути наткнувшись на отбросов общества, а потому купила наркотики (на кой чёрт, спрашивается?! ответ был прост и прекрасно мне известен: я хотела, чтобы от меня поскорее отвязались) и начала задавать вопросы. Ладно, если бы это было только по школе, но дёрнул же меня чёрт ляпнуть про эту фотографию… За что мне этот острый язык?.. Однако я нахожу в себе силы кивнуть учителю, чтобы он продолжал.       — С ней я не развёлся, если ты об этом думаешь, — он проговорил и взглянул на меня так, как смотрят в пустоту, настолько увлечённый рассказом, а точнее — воспоминаниями. Я уже хотела спросить, что тогда было, но он, будто угадывая мой вопрос, добавил: — Она умерла два года назад от передозировки кокаином. Именно поэтому я его ненавижу и так разозлился, когда увидел эту дрянь у тебя. —«Не хочу потерять ещё одного настолько дорогого мне человека», — я так хотела услышать эти слова, но, видимо, не суждено. Настаивать и пытаться выбить из него эти слова самостоятельно я не стала. Совесть и чувство сострадания у меня имеется. — Здесь, на фотографии, ей всего восемнадцать.       Я хотела выразить своё безграничное сочувствие его горю, хотя бы что-нибудь сказать, чтобы поддержать, но не могла выдавить из себя ни единого слова. Слова учителя — удар для меня. Никогда бы не сказала, что у него в семье кто-то умер: он был всегда таким весёлым и постоянно парировал мои «блистательные» доводы с усмешкой. Вот значит что может скрываться за такой, казалось бы, искренней и совсем не фальшивой улыбкой.       — Поэтому выкинь это от греха подальше, — он кивнул на прозрачный пакетик, видимо, приняв и моё молчание на его рассказ за сочувствие.       Я покорно тянусь за кокаином. Задумавшись, я машинально перевернула руку ладошкой вверх, тем самым высыпав весь белый порошок на стол. Хотела выть волком. За что мне такая неуклюжесть?       Дмитрий Витальевич качает головой, со вздохом комментируя:       — Тебе совершенно ничего нельзя доверить, Костровская. Сиди здесь, а я принесу тряпку: даже не хочу дотрагиваться до этой дряни руками, и тебе тоже не разрешу, даже не думай.       Плевать. Я всё равно ещё минут пятнадцать буду отходить от его рассказа, а потому лучше вообще ни к чему не прикасаться. А то и лампу разобью, и растения сломаю — спектр моих возможных действий довольно-таки большой. Пока учитель вышел, продолжаю рассматривать его бывшую жену. Действительно, красивая девушка. Интересно: чего ей не хватало? Почему она подсела на наркоту? Задавать ещё и эти вопросы мучителю я сразу передумала: и так уже хватило на сегодня сюрпризов, спасибо. Вопрос «есть ли у него дети» я тоже решила временно опустить. Всё-таки я всего лишь ученица, а так настойчиво расспрашивать про личную жизнь совсем уж неприлично. Вообще, я бы, конечно, спросила, но услышав уже одну историю, я действительно боялась, что другая может оказаться куда хуже. Поэтому, как говорят, меньше знаешь — крепче спишь.       Пододвигаюсь ближе к этому маленькому столику. Что там мучитель говорил? Что нельзя трогать руками? «Если осторожно, — думаю я, — то можно». Покрыв этим порошком определённую часть плоскости стола, я провела по этому «снежному коврику» пальцем. Спустя минуту я наслаждалась прекрасным изображением сердца, сделанного из наркотического порошка. Как-то так двусмысленно получается, но плевать. Плевать, плевать, плевать. Именно за этим занятием меня и застал преподаватель. Мгновенно нахмурившись, он протянул тряпку и спросил меня точно таким же голосом, которым когда-то впервые отчитывал меня за безобразное поведение на уроке:       — И, спрашивается, кому я это принёс? Решила искусством заняться? Выбери себе другой материал, пожалуйста, это тебе не игрушки, — отчитывает как малого ребёнка, честное слово. Что может случиться, если я просто дотронусь до этого психотропного вещества? Ни-че-го.       — Красиво же, сам посмотри, — начинаю спорить, как ребёнок. Хотя почему как? Я же и есть ребёнок. Маленькая глупая девочка, которая заигралась во взрослую и крутую. Вот только одна проблема: я никогда в этом не признаюсь ни самой себе, ни уж тем более ему.       — Насмотрелся уже, — парень сказал как отрезал.       Я фишку, что с ним можно договориться со второго раза, просекла, поэтому делаю ещё одну попытку:       — Я имею в виду сердечко…       — Мечтаешь о вселенской любви?       — Нисколько, — грустно усмехаюсь, понимая, что он затронул уже мою «больную» тему, зная, что сейчас меня понесёт на философские рассуждения. — Мне даже не хочется никого целовать, а знаешь почему? Потому что люди не целуются. Они кусаются. До крови и боли, разрывая сердца своими уходами после того, как наиграются.       Сгребая порошок в другой, куда больший, чем предыдущий, пакетик, он резко распрямился и посмотрел на меня. Воу, неужели тебя заинтересовала моя мысль?       — В общем-то, ты, наверное, и права. Но не кажется, что в твоём возрасте ещё рано задумываться о тёмной стороне жизни?       — В самый раз. — Грустная улыбка на моём лице свидетельствует о том, что я задумалась о смысле своей жизни, который сводился к тому, чтобы извести мучителя своими огрызаниями. До чего же ничтожна моя цель в жизни! Ведь он, по сути, никакой и не мучитель. По крайней мере, в душе Разумовский, определённо, не такой.       — Но, в самом деле, кусаются?       — Да, — скорее на автомате отвечаю, не понимая, куда он клонит.       — Могу доказать обратное. Хочешь?       —… Хочу.