Дорога к любви

      — Алис, ты чего застыла? — с обеспокоенным выражением лица спрашивает Разумовский, а я непонимающе приподнимаю бровь. Разве я застыла? Я просто сижу и жду, когда ты выполнишь моё пожелание.       — Ну, ты же сказал, что докажешь мне обратное… Что люди именно целуются, а не кусаются.       Парень недоверчиво смотрит на меня, повергая в ужас. Неужели он этого не говорил? Чёрт. Чёрт. Чёрт.       Дмитрий Витальевич почти моментально меняется в лице. Резко хватает меня за руку и тащит в ванную. Я пытаюсь отбиваться, но у меня выходит это настолько вяло, что это нисколько не мешало парню осуществить то, что он задумал. Собрав одной рукой мои волосы в своеобразный хвост, другой открыв кран, он подставил моё лицо под воду.       Брыкнувшись, я попыталась вырваться из его железной хватки, ибо уже успела нахлебаться воды. Она попала мне в нос, в горло, я задыхалась. Когда же мучитель (а всё-таки он именно мучитель!) наконец решил смилостивиться надо мной и выключил поток воды, я шарахнулась от раковины, но оставалась по-прежнему в его руках.       — Утопить меня захотел? Придурок, — сыпала в его сторону ругательства, одновременно попытаясь прокашляться. Я, конечно, всё понимаю, но не только что произошедшее.       Поднимаю лицо вверх, стараясь предстать перед ним с грозным видом, но он перехватывает мой подбородок, поворачивая мою голову к зеркалу. По-прежнему держит мои волосы так, чтобы они не упали на лицо и не намочились к чертям (ибо я становлюсь просто овцой, да), наклоняется и негромко говорит прямо на ухо:       — Посмотри на себя. — Понимаю, что сопротивляться смысла нет, и послушно смотрю на своё отражение. — Посмотри, в кого ты превратилась. Говоришь, что чуть-чуть попробовала? У тебя галлюцинации, Костровская. Так сильно бежала от проблем, что единственным выходом посчитала приобретение наркоты и её пробу? Ты жалкая.       Из зеркала на меня смотрело оно, смутно напоминающее мне меня саму. Красные от слёз глаза, покрасневшие щеки, размазанная тушь, волосы в таком состоянии, что, наверное, проще подстричься ежиком, чем вновь придать им сравнительно приличный вид. Мне действительно стало страшно от своего собственного вида, но я упрямо молчала, не желая признавать правоту учителя. Упрямо старалась сдерживать очередной поток слёз, но его последняя фраза, мягко говоря, выбила меня из колеи. Что значит галлюцинации? То есть он не предлагал мне поцеловаться?.. Я ещё гуще залилась краской, смутно представляя себе всю эту картину со стороны. Стало стыдно. Но я по-прежнему молчу.       — Ты не взрослая, Алиса, если таковой себя возомнила. Ты просто маленькая, наивная девочка, которая заигралась во взрослые игры. Мы (я не вижу его лица, но по голосу отчётливо понимаю, насколько ясно он выделил это слово) вышвырнем эту дрянь, ты приведёшь в себя в порядок и никогда… слышишь, никогда не будешь ходить ко мне домой через ту арку.       Он отпускает мои волосы, и они в беспорядке рассыпаются по плечам. Выходит из ванной комнаты, оставляя меня наедине с собой. И зачем, спрашивается? Я прислоняюсь к стене, медленно скользя по ней, в итоге оказываюсь на полу. Утыкаюсь головой в подогнутые колени, стараясь прикрыть лицо волосами. Не так я представляла себе поход к учителю на квартиру. Совсем не так. Понимаю, что нужно принимать более человеческий облик, поэтому, поднявшись с пола, снова подхожу к зеркалу. Умывшись (на это раз более удачно, нежели в прошлый), я сравнительно была готова вновь «выйти в свет».       — Так лучше? — прямо спрашиваю я, хотя точно уверена в утвердительном ответе.       Разумовский — как мне показалось — повеселел, и пакет с кокаином со стола уже исчез. Это как камень сердца — хоть не придётся самой возиться с этой дрянью.       — Определённо. — Он кивает и, наверное, в нём просыпается осознание того, что я не только его ученица, но и гость, поэтому добавляет: — Пойдём на кухню, напою тебя английским чаем. Уверен, такого ты ещё не пробовала.       — Напоишь? — С моих уст слетает саркастический смех. — Точно так же, как водой в ванне? Тогда я, пожалуй, откажусь.       Он закатывает глаза и усмехается, проговаривая:       — Уверяю тебя, в этот раз постараюсь проследить за тем, чтобы ты не захлебнулась. Но, как я думаю, захлебнуться чаем не может никто... Ну разве что только ты со своей потрясающей способностью вляпываться в полнейшее дерьмо.       — Спасибо, доброта. — Поджимаю обиженно губы, но шагаю за ним на кухню, присаживаясь на деревянный стульчик. В который раз отмечаю про себя, что у него здесь очень уютно, и в который раз поражаюсь, откуда у простого учителя столько денег на такой интерьер. Да и здесь всё настолько чисто и убрано, что у меня возникает мысль насчёт того, что здесь явно поработала рука девушки. Ну не может же парень в его возрасте, да и ещё с таким-то характером быть таким хозяйственным! Спросить я не решилась, и уж точно правильно сделала.       — Алиса... — Он подаёт мне чай, который я сразу же забираю из его рук. Горячий, тёплый, прямо всё так, как я люблю. Хочет сказать мне что-то, но я обрываю его сразу же после того, как услышала своё имя.       — Ох, избавь меня от очередных своих нотаций. Я всё поняла. Не нужно талдычить мне одно и то же несколько сотен раз. Я не тупая блондинка.

***

      — Может я всё-таки тебя провожу? — В который раз слышу его предложение и в который раз отказываю. Если бы не всё, что сегодня произошло, я бы согласилась. Но так, как я понимала, по какой именно причине последовала такая просьба, то нет, нет и ещё раз нет. Как будто я не в состоянии добраться к себе домой спокойно и без поисков приключений на свою пятую точку.       — Нет, сиди дома, — быстро проговариваю я, стараясь скрыть своё волнение за суматошными сборами. Как говорят: «Послушай девушку и сделай всё с точностью наоборот». Но, видимо, Дмитрий Витальевич не просвещен в этом вопросе, поэтому всё же отпустил меня. Наверное, это к лучшему. Ещё раз клятвенно заверив учителя в том, что буду выходить со двора с другой стороны, я наконец покинула его квартиру, опрометью несясь домой. И откуда во мне взялось столько энергии?! Впрочем, я знают ответ на данный вопрос: мне было страшно. Страшно вновь напороться на ту ужасную компанию, страшно попасться на глаза полиции и (не дай Бог!) дать им повод заподозрить, что с моим состоянием что-то не так. Нужно было позвонить Диане, предупредить её, чтобы не волновалась, ибо я была уверена, что подружка уже обзвонила всех и вся, дабы найти меня. Вовремя вспоминаю, что у меня имеется мобильный телефон. Достав его из кармана, я была поражена: ни одного пропущенного вызова. Я вообще на своей планете или снова галлюцинации? Сглотнув, я чуть дрожащими руками набираю номер Стрельниковой, прижимая телефон к уху. «Ответь же. Ответь!» — молила про себя я, ведь только в этом случае я могу убедиться, что всё происходящее не очередной плод моей фантазии, которая, следует сказать, у меня безгранична. Небо, видимо, услышало молитвы, потому что буквально через десять секунд сонная подружка ответила на звонок:       — Костровская, ты время вообще видела? — Непонимающе мычу в трубку. О чём она вообще говорит? — Уже одиннадцать часов вечера. Где ты есть?       Вау, это значит, что я пробыла в своих сегодняшних приключениях больше половины дня? Боже, за что же мне такая «везучесть». Искусываю губы до крови, понимая, как же мне может влететь за такое. Если родители ещё кое-как терпели мои случайные (ну, почти) выходки в школе, то частые прогулы, пробу наркоты — вряд ли. Тяжело вздыхаю, переходя с бега на шаг, ибо дыхание уже сбилось окончательно.       — Лис, за тобой там гонятся, что ли? — Слова вроде как и беспокоящегося за мою душу человека, но голос Дианы такой сонный, что кажется, будто она говорит всё это на автомате.       — Нет. Ты чего так рано спать улеглась? — быстро проговариваю, волнуясь на тот счёт, что подруга может вот-вот меня покинуть и вновь отправиться в царство Морфея. Пока не узнаю всё, что мне нужно — ни за что.       — Завтра контрольная по истории по всем билетам. Экзамены же на носу…       Почему-то я уже не удивляюсь. Покорившись тому, что в этой жизни я буду притягивать к себе все неудачи, как бы не хотела обратного, устало спрашиваю:       — Больше ничего?.. И вообще, в таком случае нужно всё учить, а ты дрыхнешь. Что за дела?       — Ой, Лис, давай завтра. Я чертовски хочу спать. Увидимся в школе.       Слышу гудки и отключаю вызов, бессмысленно пялясь на экран телефона. Неужели она ни слова не обмолвилась о моём походе к учителю домой, сославшись на то, что спит? Мда, видимо, сегодня точно не мой день. Впрочем, как и вчера, позавчера и так далее.

***

      Вернувшись домой, я сходила в ванну и немножко перекусила. Стать анорексичкой в мои планы не входило, поэтому на современное «после шести не ем» я попросту наплевала. Укутавшись в тёплое одеяло, я предалась мечтам и мыслям. Значит у него была жена… Даже страшно представить, что ему пришлось пережить после её гибели. Впрочем, я и не представлю, ведь никогда не была на его месте. Да, у меня умер шесть лет назад дедушка, но я, будучи тогда десятилетней девочкой, мало что понимала и смотрела на всё происходящее на похоронах с непониманием и постоянно ожидала, когда же в комнате появится любимый дедушка и подарит мне очередной киндер. Не появился. Не подарил. После его смерти мама с головой ушла в работу, чтобы не чувствовать всю боль потери. Но её нельзя убрать из сердца. Если ты действительно дорожил человеком, которого уже не стало, то её можно лишь заглушить, отодвинуть на второй план, но она всегда будет внутри тебя. Наверное, Дмитрий Витальевич поступает точно так же. Пытается переключиться на что-то другое, пытается не думать о том, что произошло, пытается жить дальше. Ведь, наверняка, его жена не хотела бы ему жизни в одном из так называемых притонах. После таких мыслей сердце наполняется отчаянием, и мне становится крайне жаль своего преподавателя. На ум приходят все те ужасные слова, которые я ему говорила и которые он по мере возможности терпел, и, конечно же, моя пакость с журналом. Как я буду перед ним объясняться в голову мне даже не приходило. Кто ж знал, что мой поход к нему обернётся таким поворотом. Ненавидеть того, кто сегодня в буквальном смысле спас мне жизнь, уже не получалось, и я мучалась от бессилия, от невозможности понять, что к нему чувствую. Господи, кому я вру?! Я знала, что к нему чувствую, но никогда не признаюсь в этом ни ему, ни уж тем более самой себе.

***

      — Всё нормально вчера прошло? Извини, я так устала, что совершенно забыла тебя об этом спросить, — трещала без умолку Диана, пока мы поднимались на второй этаж нашего до беспамятства любимого учебного заведения. Из-за угла вывернула Лерочка, но, к моему удивлению, прошла мимо меня и Ди с гордо поднятой головой. Закатываю глаза, ибо мне до жути надоела эта выскочка. Видимо, собака её мало наградила.       — Ди, я вляпалась вчера в такое дерьмо…       — Ну-ка, ну-ка, а с этого момента поподробнее, пожалуйста. — На мои хрупкие плечи легла могучая мужская рука, и я, с ужасом припоминая вчерашнее такое же развитие событий, поворачиваю голову в сторону. Уф, это был мой блудный друг Рома. «Так и до нервного срыва недалеко», — сглатываю, пытаясь выровнять дыхание. Да где там!       — Район, в котором живёт наш красавчик-препод, просто кишит мерзкими типами, которые и всучили мне пакетик с кокаином. Молчите, комментарии после, — пресекла возможность вставки их слов на данном моменте. — Кое-как отвязавшись от них и при это купив у них эту дрянь, впрочем, собственно, из-за этого я и добиралась домой пешком, я пришла домой к мучителю. Мозгов не пробовать белый порошок мне не хватило, поэтому… преподу пришлось изрядно потрясти меня, как следует умыть и вывернуть мне всю душу наизнанку. — Как он мне выворачивал свою душу я решила благоразумно промолчать: это не то, что разносят как сплетню.       — Да, Лиска, попала ты изрядно. Ну, — Рома пихает меня в бок, — и как оно?       — Ужасно, — быстро отвечаю, кидая быстрый взгляд на подругу. Едва успеваю заметить её обеспокоенное лицо, как приходится зайти в кабинет, ибо звенит звонок. Протяжно, нудно. Иногда мне хочется взять топор и сделать так. Чтобы он никогда не звенел. Но это лишнее, меня же всё равно здесь буквально через месяц не будет. Прощай, школа. Прощай, Дмитрий Витальевич.       Первый урок — история. Подняв глаза, замечаю ещё один беспокоящийся за меня взгляд. Мучитель как будто спрашивал, всё ли в порядке со мной, но это казалось таким странным и нереальным, что я в очередной раз списала всё на кокаин. Проходя по рядам и раздавая листочки, он как бы невзначай задержался около меня с Дианой и негромко спросил:       — Алиса, всё нормально?       — Всё отлично, — чуть улыбнувшись, отвечаю. И плевать, что это неправда. Просто я вовремя поняла, что есть куда более важные ценности в жизни, чем последствия после случайной пробы минимальной дозы наркоты. Самое главное — это семья, которой у него нет. Интересно, каково это — жить одному?.. Ох, Алиса, Алиса, меньше знаешь — крепче спишь.       Он кивает и, дав на каждую листочек, двинулся дальше. Объяснения, что конкретно от нас требуется, я почти не слушала: всё равно ничего не повторяла. Однако занять себя на сорок пять минут чем-то всё же надо было, поэтому я честно пыталась хоть что-то вспомнить и написать. Видимо, мучитель заметил моё недовольное лицо, поэтому подошёл и, чуть наклонившись, тихо спросил:       — Всё настолько плохо? — Заботливый тон. Ох, кому же вы врёте, Дмитрий Витальевич. Захотелось пожалеть девочку, которая вчера накачалась кокаином, а потому, даже если бы и хотела, не смогла подготовиться к контрольной? Чудесно. Просто прекрасно. — Я правда хочу помочь, не смотри на меня зверем. — Парень быстро просёк мои мысли, но всё равно в искренности своих намерений меня не убедил. Как он это себе представляет? Будет диктовать мне ответы прямо на ухо? Ха, как бы не так.       — Держи. — Он аккуратно протягивает мне листочек с ответами, из-за чего Диана распахнула глаза и жалостливо посмотрела на препода. — Там два варианта, — одними губами прошептал он и постарался как можно скорее ретироваться от нашей парты.       Облизнув пересохшие от волнения губы, я положила чуть помятую бумажку на середину парты, стараясь сесть к Стрельниковой как можно ближе, дабы обитатели задней парты не увидели, что мы — счастливые обладательницы ответов на итоговый контрольный тест по истории. Об «оплате» за такую милость я старалась пока не думать. Буду решать проблемы по мере их наступления. Так будет правильнее.       Поставив точку в конце последнего предложения, я окинула класс надменным взглядом. До окончания урока откровенно скучала, ибо моя Ди беспалевно с кем-то переписывалась, даже не поднимая голову вверх. Когда же листочки были сданы и урок был окончен, «солнышки» и «орлы» начали выходить из кабинета. Бросив на Стрельникову многозначительный взгляд, я, дождавшись, пока она выйдет, подхожу к мучителю, который, казалось, только этого и ждал:       — Спасибо, — благодарю и протягиваю ему листочек с ответами. Рука моя предательски дрогнула, из-за чего я изрядно царапнула брюнета. — И прости, — добавляю с усмешкой, мысленно представляя себе всю комичность этой ситуации.       Парень закатывает глаза и еле слышно смеётся, лишь украдкой взглянув на царапину.       — Костровская, Костровская, ты то хоть списать сумела? Или списываешь ты точно так же неудачно, как и отдаёшь мне листочек?       — Сумела, — обиженно поджав губы, отвечаю ему, лишь каким-то чудом заставив себя не выдать очередную колкую фразочку.       — Ладно. Скажешь всем, что после шестого урока будет классный час. Даже не вздумай слинять, ты будешь мне нужна и после классного часа. Поговорить нужно, — сказал он и, видя всю степень моего возмущения, добавляет: — Отговорки не принимаются. А теперь иди.       Спасибо, что разрешил, о Великий и Ужасный. Моему сарказму нет предела , и в этот раз я уже себя не сдерживаю:       — Приберегите своё красноречие для куда более подходящих времён, Дмитрий Витальевич.       Он качает головой, и мне ничего другого не остаётся, как вздохнуть и послушно выйти из кабинета, пообещав, что передам о классном часе остальным и останусь после него же на пару минут. Моя прежняя тихая и размеренная жизнь стремительно набирала обороты...