Я не стремлюсь занимать первые места, контракты страшные подписывать. Хочется просто потусить здесь, пообщаться с людьми. Думаю, нужно жить и получать от этого удовольствие. Так что я бы не стал плакать, если бы ко мне не повернулись…
С каждой минутой, проведенной на проекте, я сомневался в правде собственных слов. Либо в том, что мне действительно нужен этот проект. Буквально несколько дней с наставником сбили мои мысли так, как никому не удавалось. В свободное время, которого у меня практически не было, я пытался разобраться в себе. Уже несколько раз за эти дни я думал о том, что в команде Пелагеи мне было бы намного проще, и примерно столько же раз хотел перейти к ней, еще не зная, возможно ли это. И вот, в очередной раз раздумывая, я понял, что этот «голос» слишком высокий для меня.
— Дмитрий, можно вас на пару слов? – я вошел в комнату, где мы репетировали, еще только думая, что я ему скажу.
— До твоей репетиции еще десять минут. Или тебе не терпится начать раньше? – мой учитель развернулся на стуле возле рояля ко мне лицом.
— Нет… не об этом… – начал я, уже сообразив, что я ему ничего не скажу. – Или об этом… Давайте начнем?
Билан удивился. В его глазах ясно читалось «А не беременный ли ты случайно?», но я искренне надеялся, что мысль о моем уходе он не прочитал. А к этому времени у меня созрел план облажаться на репетиции и потом на выступлении, чтобы не пройти дальше. Я решил попробовать.
— Ты поешь «Часы», так? Текст выучил?
Я кивнул. К такому я всегда подходил добросовестно, поэтому с текстом проблем не будет.
— Стрелок на часах торопливый пульс… – начал я почти шепотом, закрыв глаза, совсем не так, как пел Дима. Мне казалось, ну.. как казалось? Я рассчитывал на замечание в мой адрес. – Слезы на глазах душат… Ну и пусть… – и я заметил, что пою акапельно.
Я открыл глаза и посмотрел на учителя. Он смотрел на меня и его взгляд… Я не мог подобрать описания этому взгляду, но слово «влюбленный» откинул сразу. Видимо, такой вариант исполнения ему понравился больше, чем его собственный. Ладно, этот раунд я проиграл.
Получив команду петь куплеты дальше таким же образом, я продолжил, думая, как можно облажаться в припеве. Куплетных слов оставалось все меньше и меньше, а идей все еще не было, и тогда я решил по самому простому пути и всего-навсего не вытянуть верхние ноты.
— Саша, что с тобой? – начал мой учитель. – Я знаю, что ты берешь эти ноты, тогда в чем проблема?
«Ага, я просто не хочу участвовать, но что-то боюсь вам признаться», – подумал я, но вслух сказал: – Давайте еще раз попробуем.
Билан вновь начал нажимать на клавиши рояля, а я стал петь припев. Уже чуть лучше, чем в прошлый раз, но все равно страшно лажал. Кажется, я больше не достоин быть учителем музыки.
— Саш, послушай, это никуда не годится, – снова сказал Дима. – Раньше у тебя таких проблем не было, и именно поэтому ты сейчас здесь. Ты не сорвал голос, поэтому этим можешь не оправдываться, у тебя не переходный возраст, поэтому про то, что голос ломается, можешь даже не думать. В чем дело?
Наставник уже начал выходить из себя, что не могло меня не радовать. Сейчас еще немного, и я попрощаюсь с «Голосом».
— Саша, тебе вообще это надо?! – Билан повысил голос. Да, я это уже финишная прямая.
— Не знаю… Нет… – тихо ответил я, все еще сомневаясь в правильности своего ответа.
Я смотрел в пол, боясь взгляда своего учителя, но знал, что тот то ли в бешенстве, то ли в шоке.
— Репетиция окончена, можешь идти, – холодно и монотонно объявил Билан, и я пошел к выходу, напоследок услышав: – В Нокаутах все равно петь будешь, чтобы не подводить тройку. Но это станет твоим последним выступлением в проекте.
— Да… – уже громче ответил я и вышел из комнаты, направляясь к себе. После собственного «нет», я уже не был уверен, что сделал все правильно, хотя здесь, в команде Билана, да и на самом проекте, собрались те, кто действительно хочет победы, кому это действительно надо, а я просто занимаю чье-то место, как кто-то занял мое во втором сезоне. Теперь осталось только ждать выступления и уехать домой.
***
— Первая тройка, – сказал Билан, сидя в своем красном кресле рядом с остальными наставниками, – как прозвучит — такой порядок. Егор Сесарев, Григорий Лавыш…
И я. Я уже знал, что буду в первой тройке. Наверное, единственный из всего проекта.
—… эээ… – задумался Дима, видимо для зрителей или для интриги, но свое имя я услышал раньше, чем он его произнес. – Александр Бон.
Пока пели мои «соперники», я все еще думал, что я буду делать, правильно ли я поступил и главное…
как я буду петь. Я смотрел на Диму, он иногда смотрел на меня. И в его глазах больше не было поддержки для меня. Впервые на проекте я почувствовал себя виноватым.
— Это жизнь моя… – оторвавшись от мыслей, я услышал последние слова в песне Гриши, а затем громкие аплодисменты. Мне в прошлый раз аплодировали громче… Значит, я спел лучше… Значит, меня любят больше… Значит, я сильнее…
Нагиев объявил меня и я подошел к микрофону. И опять посмотрел на учителя. Он переживал и снова поддерживал меня, хоть знал, что я уйду. И я решил остаться. Или сделать все, чтобы остаться. Извиниться перед Димой его же песней, спев ее так, как никто больше не смог бы. Я хотел спеть хорошо, больше, чем хорошо, но из всего, что я должен был сделать, я знал только текст, да и то уже сомневался, что помнил его полностью. Совсем незаметно кивнув Билану, я был готов к выступлению.
Я закрыл глаза и услышал звуки арфы. Текст, мотив… время вступления… Я все это помнил, я уже был уверен, что спою достойно, но… но контакта со зрителями у меня не будет. Потому что для контакта нужно смотреть в зал, а среди зрителей — мой учитель. И совесть не позволяла мне посмотреть на него во время песни. Я буду смотреть в пол.
— Стрелок на часах торопливый путь. Слезы на глазах душат, ну и пусть! – я вспоминал ту неудавшуюся и последнюю репетицию и старался петь так, как хотел Дима. И я посмотрел в зал. В зал, хотя мой взгляд был направлен только на одного, самого главного зрителя. И он смотрел на меня наверное самым просящим взглядом, самым… не знаю… Он не хотел отпускать меня. А это значит, что «Часы» станут моим лучшим выступлением.
Я продолжал петь, слыша, что пою сильно вокально, хотя сам не понимал, как я могу так петь, не репетируя абсолютно. И все это время глазами спрашивая у наставника, как петь дальше. Я понятия не имел, как уже во время живого чистового выступления я пойму и прочту его советы и команды, но я понимал. И пел… Пел и сам удивлялся силе своего пения. Пел… и смотрел на Учителя… Ожидая его реакции. И похвалы.
***
— Точно остается Егор Сесарев, – произнес Билан. И я стал думать о прощальных словах, которые скажу после того, как Дима назовет второе имя. Имя Лавыша.
Стоя перед зрителями, перед наставниками, перед Учителем, я понимал… окончательно решил, что я не хочу уходить. Но знал, что уйду…
—… мне интересно поработать дальше… с Александром Боном.
