Тени прошлого

В которой они говорят немного, но о многом. Закончив после ужина наводить порядок на кухне, Гермиона прошла в гостиную. Люциус сидел на диване, читая книгу, оставленную ею на журнальном столике, а Элиас, к огромному удивлению матери, сладко спал прямо в кресле. Улыбаясь, Гермиона опустилась рядом с мальчиком на колени и убрала с лица буйные песочные кудри. – Элиас, проснись, детка, пора купаться, – тихо позвала она сына. С трудом открыв глаза, тот уставился на Гермиону с выражением явного непонимания. – А можно утром, мам? Я так хочу спать… – сладко зевая, смог наконец ответить малыш. Гермиона помогла ему сесть и засмеялась, увидев, как Элиас забавно трясет головой, пытаясь снова не уснуть. – Я смотрю, рыбалка с братом укатала тебя напрочь. На самом деле, в глубине души Гермиона была жутко довольна тем, как Драко относится к Элиасу. Сейчас она с удивлением вспоминала свои прежние опасения на этот счет. Потому что Элиас и Драко, казалось, просто и безоговорочно полюбили друг друга с первой же встречи. И ей оставалось лишь тихо радоваться, глядя на то, как Драко обожает ее мальчика, а Элиас с детским непосредственным и щенячьим обожанием относится к старшему брату. – Мы аппарировали куда-то в Спамию, там у Драко большая лодка со спальней, кухней и даже туалетом, – сонно рассказывал Элиас. – Но он все равно разрешил мне писать с борта прямо в воду… Это было круто. – Не Спамия, а Испания, Элиас. И, кстати, Драко, как обычно, позволяет тебе слишком много, – уточнил Люциус, подходя к ним и беря Элиаса на руки. – Ну что? Для сказки слишком устал? – Да, я так хочу спать, пап, – он прижался к отцу, и Малфой осторожно отнес его в детскую. Там, вместе с Гермионой, они все же переодели недовольно ноющего мальчика в пижаму и уложили в постель. Только потом, поцеловав на ночь, выключили наконец свет, оставив своего сонного ребенка в покое. – Как-то необычно рано он сегодня уснул… – удивленно заметила Гермиона, выходя в коридор. – Они с Драко пробыли на рыбалке почти полдня, – откликнулся Люциус, обнимая ее. – Солнце, морской воздух, качка – вот и спекся. – Малфой понизил голос. – Давая маме с папой возможность побыть вдвоем немного дольше. И от этих глуховатых чувственных интонаций Гермиона тут же ощутила знакомое покалывание между бедер. – Я собиралась принять ванну, – хрипло ответила она, невольно закрывая глаза. И тут же тихо застонала, потому что Люциуса опустил ладони на ягодицы и прижал ее к себе крепче. – Не возражаешь, если присоединюсь? – Люциус пощекотал мочку ее уха языком и слегка прикусил. – Нет, но учти: моя ванна не такая огромная, как у тебя, – покраснев, Гермиона вспомнила бассейн хозяйской спальни мэнора, по старинке называемый ванной, и сравнила со своей – небольшой чугунной, на львиных лапах ванночкой. – Так я и не возражаю… Чем ближе будут наши обнаженные тела, тем лучше для нас обоих, – губы Люциуса уже блуждали по ее шее, и Гермиона ощутила, как он улыбнулся, почувствовав ее дрожь. – Может, подготовишь там все, пока я проверю защиту? Малфой игриво ущипнул одну из ягодиц, и Гермиона уже в который раз с удивлением подумала, что ей… очень нравится… такой Люциус. Мужчина, умеющий и не стесняющийся любить. Улыбаясь собственным мыслям, она выскользнула из его объятий и прошла в ванную комнату. Включив воду, налила в нее немного ванильно-коричного масла, разумно предположив, что розовое навряд ли понравится Люциусу Малфою. Затем разделась, бросив одежду в никогда не пустующую у них корзину для грязного белья, красной заколкой высоко закрепила волосы и опустилась в теплую ароматную ванну. Уставшее за день тело приятно расслабилось, и Гермиона тихо застонала. – Решила начать без меня? – почти сразу же раздался вопрос зашедшего в ванную Люциуса, который тут же умолк, пораженно уставившись на сидящую Гермиону. Облокотившись на согнутые ноги, она прижималась щекой к коленке, а несколько непослушных кудрявых прядок, выбившихся из пучка поднятых волос, заманчиво липли к шее и плечам. Женщина, сидящая сейчас перед ним, была прекрасна. Довольный, что уже оставил ботинки, носки и ремень в гостиной, Люциус прислонил трость к раковине и, не в силах оторвать глаз от Гермионы, принялся быстро расстегивать рубашку. Та мягко улыбнулась его нетерпению. И эта нежная, любящая улыбка, наполненная невинной чувственностью, заставила Малфоя еще раз ощутить себя редким счастливцем, которому крупно повезло, несмотря на все его прошлые ошибки и прегрешения. Покончив с пуговицами, он вытянул рубашку из пояса штанов, позволяя тонкому хлопку скользнуть с плеч на стоящий рядом стул, и занялся брюками, по-прежнему не отводя вожделеющего взгляда от Гермионы. А оставшись обнаженным, потянулся и ударил по выключателю на стене, одновременно прошептав заклинание, которое осветило небольшую ванную комнату десятками крошечных мерцающих свечей, разбросанных тут и там. – Хочешь добавить романтики? – тихо спросила Гермиона. – Скорее, хочу соблазнить тебя… – отвечая, Малфой опустился в ванну, усаживаясь позади нее. Протянув ноги по обе стороны от Гермионы, он подтянул ее ближе, заставив откинуться себе на грудь. – Знаешь же, что тебе не нужно никаких свечей, чтобы соблазнить меня, – Гермиона расслабилась, и пальчики ее заскользили по его предплечьям, покрытым светлыми волосками. – Достаточно одного твоего поцелуя, чтобы я начала таять, как мороженое. – Раз не хочешь соблазнения – считай, что это романтика… Тем более, что ты заслуживаешь и того, и другого, – поцелуй в шею был настолько нежен, что ей захотелось вдруг замурлыкать, словно кошка. – И потом, мне самому это нравится, Гермиона. Нравится видеть твою улыбку, нравится смотреть в твои глаза, которые загораются в ответ на то, что я делаю с тобой или для тебя… – Никогда не думала, что ты можешь быть таким… нежным, – она пыталась скрыть удивление, но получалось из рук вон плохо. Потому что и впрямь никогда не думала, что Люциус Малфой окажется таким внимательным любовником, и уж точно даже мечтать не смела, что это безграничное внимание будет подарено именно ей. – Я говорил тебе, что обожаю, когда ты смотришь на меня? – его мокрая рука скользнула по груди Гермионы, потом по шее, пока не взял ее за подбородок, повернув к себе так, чтобы посмотреть в глаза. – Обожаю, когда пожираешь меня взглядом… – Потому что ты прекрасен. Это даже нечестно, что мужчина твоего возраста выглядит так шикарно, – Гермиона лукаво улыбнулась. – Просто волшебники стареют несколько позже маглов… Я надеюсь, что лет до ста дряхлость мне не грозит, – Малфой усмехнулся и погладил ее подбородок подушечкой большого пальца. – Но все равно… ты всегда будешь выглядеть намного моложе меня. – Люциус, ты невероятно сексуальный мужчина, причем в отличной форме, – ощутив, как палец коснулся нижней губы, она игриво куснула его. – Я стараюсь, – с чисто малфоевской надменностью вскинул бровь Люциус. – Более того, признаюсь, мне это нравится. И потом, порой физические упражнения – лучший способ избавления, как от стресса, так и от депрессии. Знаешь, в Азкабане это оказалось одним из немногого, что помогло мне не сойти с ума. – Мне до сих пор обидно, что ты столько времени думал, что принудил… что изнасиловал… меня, – схватив Люциуса за запястье и поцеловав в ладонь, Гермиона положила его руку себе на грудь. Туда, где он мог чувствовать биение ее сердца. – Не хочу думать об этом. Не хочу омрачать тот покой, и то счастье, что нашел рядом с тобой и нашим неожиданным ребенком, – он прижался к ее губам, желая снова почувствовать, как тесно связаны они теперь, как страстно, до головокружения, желают друг друга. А когда она ответила, приоткрыв губы, и еле слышно застонала, сдаваясь ему на милость, Малфой понял, что ждать больше не может. – Что это вы тут делаете? Резко отпрянув один от другого, оба стремительно повернулись к двери, в которой маячила маленькая фигурка сонного, одетого в пижаму, Элиаса. – Э-э… м-м-м… Элиас, ты что-то хотел? – наконец-то придя в себя, проронила Гермиона. – Я пИсать хочу. А почему это вы с папой вместе в ванне лежите? – тут же прозвучал следующий вопрос. – И почему свет выключен, что ли опять гроза? – Нет… просто мы… м-м-м... – не зная, что сказать, Гермиона запнулась и, скрестив руки, прикрыла голую грудь. – Мы очень хотели спать, малыш, и поэтому решили принять ванну вдвоем, чтобы сэкономить время, – так легко и просто откликнулся Люциус, что Гермиона даже повернулась к нему, удивляясь, как быстро он сообразил. «Вот уж точно: находчивость – второе имя всех Малфоев!» – А-а-а… – мальчик, покачиваясь, подошел к унитазу и, подняв крышку, спустил штанишки. – Я так понимаю, в этом доме личной жизни быть не может… – пробормотал Люциус на ухо Гермионе, пока Элиас делал свое дело, что-то сонно напевая себе под нос. – С четырехлетним ребенком – нет, – честно признала она и окликнула сына: – Элиас, детка, смотри, куда писаешь… – Хорошо. Прости, мам… – пробормотал тот, нажимая на слив. Потом ополоснул руки и, все еще пошатываясь, побрел назад в свою комнату. – Молодец мальчишка, для своего возраста его будильник работает идеально, – заметил Малфой. – Да, и хорошо, что он сработал именно сейчас, а не чуточку позже, – не удержавшись, поддразнила Гермиона. – Согласен… Тогда бы он был удивлен еще сильней, – отвечая, Люциус толкнулся бедрами вверх так, что она почувствовала твердость прижавшегося к спине члена. – Черт! И это было бы ужасно... Вот твоя ванна идеально подходит для таких вещей, а эта… – приподнявшись, Гермиона заскользила спиной по его телу, слегка раскачиваясь при этом из стороны в сторону, пока Люциус не охнул и не зашипел сквозь зубы, крепко прижимая ее к себе. – Знаешь, кто ты? Маленькая. Дерзкая. Безобразница, – почти прорычал на ухо. – Люциус… Думаю, нам пора переместится в спальню, – даже не возражая, тихо заметила Гермиона. – Как скажешь, – потянувшись к трости, тот достал палочку и в следующую секунду аппарировал их обоих. – О, Боже! Мистер Малфой, предупреждайте в следующий раз, когда соберетесь аппарировать со мной куда-то! – Гермиона, прижав руку к животу, пыталась отдышаться. Люциус засмеялся и провел над ними палочкой, высушивая обоих в одно мгновение. – Когда наконец поймешь, что со мной ты в полной безопасности? Что никогда я не сделаю ничего, что причинило бы тебе боль? Никогда, сльшишь? – беззаботно отозвался он, но глаза с легкой настороженностью следили, как Гермиона проходит к кровати и садится на нее. – Ты так часто повторяешь это… Будто пытаешься убедить меня, – взглянув на Люциуса, она увидела, что он стоит рядом с окном, невероятно красивый и чувственный, освещенный лишь серебристым светом луны, струящимся снаружи. Сейчас он походил на мраморную статую, будто каждый дюйм его мускулистого тела был вырезан искусным резчиком. Малфой приблизился, и Гермиона, тяжело дыша, невольно поймала себя на мысли, что не смотреть на него не может. Не может перестать любоваться этим мужчиной. Ей стало стыдно. «Когда же? Когда смягчится эта невероятная реакция на него? Когда я перестану таять от мучительного желания, глядя на его тело, ощущая на себе взгляд, бесстыдно наслаждаясь прикосновениями и поцелуями?» – Твое доверие бесценно… поверь, – Люциус остановился прямо перед ней, и уже опустил ладони на плечи Гермионы, намереваясь, как можно скорей опрокинуть ее на постель и накрыть своим телом, сливаясь в одно целое… Но его остановили маленькие ручки, настойчиво упирающимися в его бедра. – Подожди… – смущенно выдавила из себя она, несмотря на пылающие щеки. – Я… хочу попробовать тебя сейчас, как ты, у меня в кабинете… Малфой замер, не ответив ни слова. Лишь потянулся к заколке, удерживающей копну волос и, вытащив ее, отбросил назад через всю комнату. Ярко-красный «крабик» скользнул по полу куда-то под трюмо, где и остался лежать забытым. Густые кудри окутали плечи Гермионы… Убрав их с лица, Люциус мягко провел ладонью по шее и подбородку. Подушечкой большого пальца нежно погладил ее нижнюю губу, будто прося приоткрыться, и с наслаждением скользнул им Гермионе в рот, когда она откликнулась на его безмолвную просьбу. «Мерлин!» Она принялась ласкать его палец, то покусывая, то кружа по нему языком так, что голова начала кружиться от этой невинной, по сути, игры. Вздрогнув от сладких, но мучительных прикосновений, вынул палец и слегка надавил на ее губы. – Открой рот, – тихо приказал он, обхватывая основание члена одной рукой, а другой приподнимая Гермиону за подбородок. В глазах Люциуса светилась сейчас такая жадная страсть, что невероятное, сумасшедшее возбуждение охватило все ее существо, заставляя гореть и изнемогать от желания. Широко открытыми глазами Гермиона внимательно следила за выражением его лица, когда он мягко, но настойчиво толкнулся кончиком напряженного члена в приоткрытые губы. Малфоя же ее внимательный взгляд и нервировал, и возбуждал одновременно. Лишь на одно надеялся: продержаться как можно дольше, не оборвав их обоюдное (а особенно ее!) наслаждение преждевременно. Гермиона обхватила головку, обволакивая ее обжигающим теплом. Страх, что не сдержится и кончит прямо сейчас, слегка остудил вожделение Люциуса. Но ощущения казались невероятными! Ласково погладив ее по щеке, он медленно и осторожно скользнул в рот, едва сдерживаясь, чтобы не двинуться слишком глубоко. «Нельзя! Это ее первая ласка. И Гермиона сама захотела попробовать. Так упаси же Мерлин оттолкнуть сейчас, отвратить от этого блаженства на будущее…» Но Гермиона, казалось, наслаждалась происходящим не меньше, чем он. С каждым движением она действовала все откровенней, все уверенней, мудро компенсируя отсутствие техники желанием и любовью. И это сводило с ума. Еще раз встретившись с ней глазами, Малфой осознал: собственная разрядка настолько близка, что как бы ни упивалось сейчас его мужское «эго», пора остановиться. Собравшись с духом, он осторожно отодвинулся, слегка отталкивая Гермиону от себя. – Довольно… Остановись, прошу… – с трудом выдохнул он, и откровенное разочарование на ее лице заставило Люциуса застонать. Эта юная ведьма была прекрасна! Прекрасна в своем невинном вожделении настолько, что хотелось лишь одного: отблагодарить, вернуть то удовольствие, каким Гермиона сейчас столь щедро одарила его. Губы ее, влажные и припухшие, выглядели так соблазнительно, что, не удержавшись, он наклонился, впиваясь в них поцелуем. Опрокинув Гермиону на матрас, Малфой перевернулся, ложась на спину, и потянул ее на себя. Прервать поцелуй казалось невозможным, и Люциус упивался им, скользя ладонями по нежной спине, лаская мягкие изгибы талии и бедер. Он с наслаждением ощущал, как Гермиона изгибается от его прикосновений, как тугие соски трутся о его грудь, набухая еще сильней, и эти ощущения были прекрасны. Но вот она раздвинула ноги и, опершись ладонями по обе стороны от головы Люциуса, отстранилась от его губ. Шатер каштановых волос окутал обоих, когда Гермиона, тяжело дыша, уселась на нем, медленно и дразняще кружа бедрами по его животу. Ждать дольше сил не осталось, и Малфой, приподняв ее за ягодицы, скользнул кончиком члена по припухшим складочкам, наконец проникая внутрь. Застонав, Гермиона приподнялась на коленях и, усаживаясь удобней, сделала это проникновение еще более глубоким. – О-о-о… Люциус… – Гермиона прижала ладошки к соскам, и выражение ее лица сочетало удивление и возбуждение одновременно. Люциус мог видеть, как ее темные лобковые волосы смешиваются с его светлыми. Мог чувствовать, как ее влагалище жадно пульсирует, обхватывая член нежной изысканной перчаткой. – Боги… До чего же ты прекрасна сейчас, – не сдержавшись, выдохнул он. Глядя на нее (сидящую на его ноющем от желания члене, с рассыпанными по плечам волосами и освещенную лишь лунным светом), Люциусу казалось, что эти припухшие алые губы и затуманенный вожделением взгляд принадлежат не обычной земной женщине. А суккубу, прекраснейшему демону, явившемуся отдаться ему этой ночью, забрав в обмен душу, как плату за подаренное блаженство. «И видит Мерлин, сейчас я бы ее отдал!» – Ты уже оседлала меня, Сирена, так скачи… Бери же меня! – хрипло сорвалось с губ. Гермиона невнятно всхлипнула, возбужденная его словами и выражением глаз. Сейчас, когда Люциус смотрел на нее со страстью и неимоверным вожделением, она ощущала себя красивой и сексуальной. А когда он потянулся и нашел пальцем крошечный бутон клитора, снова почувствовала себя не только желанной, но и… любимой. Потому что никогда, за исключением того самого, первого раза, Люциус не занимался с ней сексом – лишь любовью. Подчиняясь сильной руке, направляющей ее бедра, Гермиона начала осторожно двигаться на нем, и ощущения казались невероятными. Все еще тяжело дыша, она оперлась ладошками на грудь Люциуса, почти впившись в кожу ногтями. Кружащийся по мокрой жаждущей плоти палец, ее собственные движения, их взгляды, не отрывающиеся друг от друга – все это порождало волны наслаждения, которые медленно, но верно начинали накатывать на нее. Продолжая любоваться Гермионой, любоваться ее телом, ее кожей, блестевшей в лунном свете от испарины, Люциус невольно застонал и почувствовал, как мошонка дернулась и сжалась, в ожидании скорой разрядки. – О, Боже… это потрясающе… – еле внятно пробормотала Гермиона, хватаясь за спинку кровати, чтобы не упасть на него. – Но я… хочу больше, сильней… – жалобно простонала она, и для Малфоя это прозвучало словно музыка. – Больше? Может так? – Люциус выгнулся, резко толкнувшись в нее, и Гермиона закричала сквозь стиснутые зубы, таким блаженством отдался в теле его толчок. – Да-а-а… – зашипела, с силой опускаясь ему навстречу, когда Люциус снова жестко вошел в нее. Она чувствовала, как каждый дюйм его напряженной плоти будто врезается в тело, заставляя подниматься на волнах блаженного восторга все выше и выше. Малфой опустил руку, снова принявшись ласкать клитор, одновременно с силой вбирая в рот один из дерзко торчащих, будто танцующих перед его глазами, сосков. Это оказалось сродни разряду электрического тока, ударившему от соска к клитору и заставившему Гермиону почти зарыдать, отчаянно желая освобождения. Внутренности скрутило в тугую пружину, и Люциус чувствовал, как дрожат ее мышцы, как судорожно она стискивает ногами его бедра; видел, какой дымкой подернуты ее глаза, как стиснуты зубы… И это зрелище было прекрасно! Гермиона была прекрасна – дикая, страстная, свободная и принадлежащая лишь ему. Только он мог довести ее до такого состояния. Только он. – Ну вот и все, малышка… Пора… Как же хорошо… Как чертовски хорошо чувствовать себя в тебе… – Малфой не сдержался и застонал, продолжая с силой вбиваться в нее. – Давай же... кончи для меня… кончи вместе со мной, Гермиона… – негромко прошептал он, и голос его вибрировал, обдавая ее напрягшийся сосок жаром дыхания. – Дай мне почувствовать твое наслаждение, позволь ощутить, как сжимаешься вокруг меня, как самого затягиваешь в омут… Принимая его глубже, чем когда-либо, Гермиона начала двигаться еще быстрей и уже скоро, несмотря на страшное напряжение и боль в уставших бедрах, ощутила, как долгожданная огромная волна накрывает ее с головой. Как сжатая пружина разворачивается изнутри, порождая обжигающий жар. Обжигающий, но и дарящий блаженство захлестнувшего оргазма. Гермиона громко и протяжно вскрикнула, прежде чем, дрожа и пульсируя вокруг бьющего семенем члена, упала на такого же потерянного в наслаждении, стонущего Люциуса, и зарыдала у него на плече. Рвано дыша, еще с кружащейся головой, он принялся поглаживать ее спину, бормоча на ухо что-то нежное и мягкое. – Что случилось? – тихо спросил через пару минут. Никогда еще Люциус не встречал женщин, плачущих после оргазма. «Черт! Неужели я сделал что-то не так?» – Ничего. Все в порядке, – Гермиона всхлипнула и засмеялась одновременно. Подняв голову, она улыбнулась, хотя слезы все еще и висели на ресницах. – Просто это было так сильно. А еще… мне понравилось быть сверху… – И из-за этого ты рыдаешь? – Люциус вытер слезы подушечками пальцев. Он казался крайне смущенным подобной реакцией. – То есть ты собираешься плакать каждый раз, когда окажешься сверху? – Нет… думаю, это зависит от того, насколько силен окажется оргазм. Просто этот… чуть не убил меня… в хорошем смысле, – Гермиона по-прежнему улыбалась. – Я до сих пор чувствую, как член пульсирует внутри. – Хм… а я до сих пор чувствую, как маленькое жадное влагалище пульсирует вокруг, – довольно ухмыльнулся Люциус. – Вы ужасный человек, мистер Малфой, – покраснела Гермиона. – Не совсем. Лишь не понимающий, как можно краснеть из-за каких-то милых глупостей, когда еще несколько минут назад ты, ничего не стесняясь, скакала на мне… Нам ли стыдиться друг друга? – нежно пропуская локоны сквозь пальцы, он убрал с ее лица волосы. – Просто… я все еще пытаюсь привыкнуть к этому... к тому, что делю с тобой постель, что занимаюсь любовью… – Гермиона прикусила нижнюю губу. – Думаю, мне нужно еще немножко времени, чтобы привыкнуть окончательно… – Не надо… Мне это нравится… Нравится твоя откровенность, твоя невинность. И не хочу, чтобы ты привыкала к происходящему между нами. Наоборот, хочу видеть, как щечки твои иногда краснеют от смущения, – легко, едва касаясь, Люциус поцеловал ее и аккуратно перекатил на спину. – Не знаю, почему, но даже воздух кажется мне чище и свежее, когда ты дышишь рядом со мной. – Иногда ты говоришь мне нечто настолько прекрасное, что я даже не знаю, как ответить, – тихо произнесла Гермиона. Малфой положил голову на мягкие полушария груди и обнял ее за талию. – Просто… с тобой я счастлив, правда, – еле слышно пробормотал он, уже почти засыпая. Ласково перебирая его шевелюру, Гермиона счастливо улыбнулась. – А вот сейчас, Люциус, было самое прекрасное, что ты говорил мне в этой жизни…