Тени прошлого

В которой над безоблачным счастьем собираются тучи. Рано утром Люциус открыл глаза в ту же секунду, как только тихонько скрипнула дверь спальни. «Странно… Несколько рановато для того, чтобы Элиас захотел в туалет…» Поняв, что мальчик уже зашел к ним в комнату, Малфой подивился предусмотрительности Гермионы, все-таки разбудившей его и заставившей надеть нижнее белье после того, как они занимались любовью. «Умница! Тактичность точно не является сильной чертой характера нашего ребенка». – Что случилось, сынок? – тихо спросил Люциус, стараясь не разбудить лежащую рядом Гермиону. – Мне нехорошо, пап… – тихий голос Элиаса прозвучал слабо и как-то… печально. Еще не решив, что делать дальше, Малфой обнял залезшего на кровать мальчика и тут же понял, что Элиас горит от жара. Он быстро дотронулся до лба ребенка и почувствовал, как ладонь почти обожгло. Элиас же лишь вздрогнул от его прикосновения, будто от боли. – Малыш, когда тебе стало плохо? – обеспокоенно задав вопрос, Люциус поднялся на кровати и потянулся, чтобы потрясти за плечо Гермиону. – Что происходит? – приподняв голову, сонно откликнулась та. Резко бросая «Люмос», Люциус щелкнул пальцами, и все лампы спальни тут же вспыхнули. – Проснись. Элиас заболел, – Малфой усадил сына на колени и обнял. – Мам, прости меня… Я описался в постели… – с трудом проговорил мальчик, еле удерживая глаза открытыми. Мгновенно проснувшаяся Гермиона тут же дотронулась до его лба и тихо охнула, почувствовав, насколько горяч ребенок. – Ничего страшного, малыш, не переживай… Мама приберет там все. Господи! Да ты же огненный! – еще не договорив, она вскочила с кровати и выбежала из комнаты, вернувшись через несколько секунд со странным белым устройством. – Это еще что такое? – насторожился Люциус, все еще держа Элиаса на коленях. – Магловский инфракрасный термометр, им измеряют температуру тела по показаниям из уха, – Гермиона вставила кончик термометра в маленькое ушко сына и нажала на кнопку, а услышав сигнал, посмотрела на результат и глаза ее расширились от страха. – Люциус, нам надо срочно опустить его в холодную ванну и попытаться сбить температуру, она ужасно высокая. Тут же поднявшись, Малфой спешно понес Элиаса в ванную, где Гермиона уже включила воду. Чтобы не тратить время, вытаскивая мальчика из пижамы, она махнула палочкой, используя заклинание. Люциус только опустил сына в холодную воду и встал на колени рядом с ванной, как Элиас тут же схватился за его руку. – Холодно! Папа, вода ужасно холодная! – заплакал он, и Люциус почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось. Сейчас, в режущей глаза яркости ламп дневного света, напоминающей больничное освещение, сынишка выглядел таким маленьким и бледным, что Малфою стало трудно дышать. Глядя в глаза Элиаса (полные слез и так похожие на его собственные), Люциус и сам ощутил предательскую резь. Он взял дрожащую детскую ручонку в свою. – Она просто кажется холодней, чем на самом деле, малыш, потому что тебя лихорадит, понимаешь? Элиас, ты же у меня очень храбрый мальчик, посиди в ванне хотя бы немного, пожалуйста, – начал уговаривать Малфой ребенка и вдруг ощутил, как мокрая маленькая ладошка тихонько, будто пытаясь успокоить, погладила его по руке. Он зажмурился, стараясь не показать Элиасу своего волнения, когда рядом, держа губку, опустилась Гермиона. – Люциус… посмотри на это! – ахнула она, отклонившись в сторону, чтобы Люциус мог увидеть спину сына. На гладкой детской коже отчетливо виднелись небольшие розовые пузыри, прямо на глазах приобретающие странный зеленоватый оттенок. Попросив Элиаса откинуться назад, Гермиона прикрыла рот рукой: живот и грудь мальчика тоже оказались усыпанными такими же пузырями. – Похоже на... ветряную оспу или... корь. – Нет... Мне кажется, что это – не магловская болезнь, – Люциус резко поднялся на ноги и рванул с крючка большое полотенце. – Достань Элиаса из ванны, Гермиона, и оберни в него. Я пока свяжусь по каминной сети с семейным целителем и скажу, чтобы встречал нас в поместье, – он сунул ей полотенце и стремительно вышел. Ошарашенная, она завернула сына и, взяв его на руки, направилась вслед за Малфоем. В гостиную они вошли как раз, чтобы услышать, как Люциус заканчивает разговор с колдомедиком и убирает палочку обратно в трость. Увидев их, Малфой быстро забрал у нее Элиаса. – Люциус, что происходит? Умоляю, скажи, что с ним? – от неизвестности у Гермионы сводило скулы. А еще от того, что вел себя Люциус более чем странно. Жуткая тревога и выражение неприкрытого ужаса в глазах говорило лишь об одном: он опасается, что у Элиаса может быть не какая-то обычная детская болезнь, а что-то… другое. Намного страшнее. Гермиона судорожно глотнула. – Боюсь, у него Драконья оспа, Гермиона, – сквозь зубы процедил Малфой и, крепко прижав ее к себе, аппарировал их всех в холл мэнора. – Что? Но как? Откуда? Я думала, что ее уничтожили еще в двадцатом веке! – от ужаса Гермионе стало дурно: сердце заколотилось, словно бешеное, голова начала кружиться, а к горлу уже подступала отвратительная тошнота. В прошлое и позапрошлое столетия Драконья оспа погубила тысячи английских волшебниц и волшебников. Она смерчем проносилась по Британии, кося магов, как чума косила маглов когда-то давно, в Средние века, и не было спасения от этой заразы – не помогали ни зелья, ни целебные заклинания. Маги могли лишь со страхом ждать, пока эпидемия не утихнет сама собой, будто насытившись смертельной жатвой. – Эпидемии закончились, но сам вирус ликвидирован не был, – отвечая ей на ходу и перешагивая через две ступеньки за раз, Люциус бросился в детскую. Как только они завернули за угол, из своей комнаты вышел Драко – заспанный, со спутанными ото сна волосами, на ходу завязывающий на талии пояс халата. – Что происходит? – нахмурился он, когда увидел на руках у отца вялого, завернутого в полотенце, братишку. – Что случилось? – Элиас заболел... Люциус говорит, что это… Драконья оспа... Драко, он чертовски напуган сам и напугал меня. Неужели от нее нет никакого спасения? – голос Гермионы дрожал от страха и боли. С глазами, полными слез, она смотрела, как мягко и бережно Люциус положил их мальчика на кровать и подоткнул вокруг него одеяло. – На самом деле он в ужасе, – тихо отозвался Драко, положив руку на ее плечо. Животный страх уже скрутил его внутренности. «Мой брат! Черт, он же… еще такой маленький…» – Драко ощутил, как его начало подташнивать от осознания чудовищности этой ситуации. – Грейнджер, наш с Элиасом дед… умер от Драконьей оспы. ________________________________________________________________ Измученная Гермиона беспомощно наблюдала, как целитель в очередной раз осматривает ее мальчика. Прошло четыре дня, но лучше Элиасу так и не стало. Он все еще горел от так и не спадавшего надолго жара, и маленькое тельце периодически билось в болезненных судорогах, пока он тихо и бессвязно бредил. Крошечные волдыри на его спине и животе окончательно позеленели и сильно увеличились, распространившись не только на руки и ноги, но и изуродовав хорошенькое личико. Сердце Гермионы, казалось, стало одним большим комком безумной боли, глаза и горло жгло от нескончаемых слез, а все тело будто одеревенело от страха. Самое ужасное для нее, как матери, заключалось в том, что она ничем не могла помочь своему дитя… Она ничего не могла сделать, кроме как сидеть и смотреть, как проклятая болезнь у нее на глазах убивает их крошку. Но, даже парализованная страхом потерять сына, Гермиона не могла не видеть, что тот же страх горячечно светится и в глазах Люциуса. Лишь единожды за эти дни он отошел от Элиаса – для того, чтобы уложить спать ее. Сейчас он был уставший и растрепанный, лицо заросло щетиной, в потемневших, ввалившихся глазах застыла боль. Люциус ничего не ел и даже почти не пил, не сводя глаз со своего ребенка. – Ну? Как он? – нетерпеливо спросил он целителя. – Боюсь, что не лучше, чем вчера. Но и не хуже, я думал, что лихорадка уже погубит его к этому моменту. К сожалению, долго так продолжаться не может – мальчик еще слишком мал, чтобы противостоять обезвоживанию организма. Да и болезнь серьезно повредила ему, – тот поправил на носу очки и покачал головой. – Мне очень жаль, мистер Малфой. Я бы хотел сказать вам хоть что-нибудь обнадеживающее, но… – Уходите… Убирайтесь прочь! – сквозь зубы прохрипел Люциус и прикрыл глаза. Целитель все понял и не обиделся, лишь сложил сумку, чтобы беззвучно покинуть удрученную семью. – Не могу! Я не могу вынести это! – раздался сдавленный голос Драко. С глазами, полными слез, он пересек комнату и уставился в окно, почти не видя за их пеленой, как мокрый снег забрасывает стекло. Гермиона молчала, лишь слезы беспрестанно катились по щекам. Что она могла сказать сейчас, сидя на краю матраса и глядя на своего малыша, которого любила больше всех на свете, больше, чем саму жизнь? Глядя на ребенка, ради того, чтобы родить которого, она боролась со всем своим миром. Который стал ее личной вселенной с первой же минуты, как только пришел в эту жизнь. На ребенка, которого могла потерять уже в любой следующий миг… Люциус опустился возле кровати на колени и, сжав маленькую ручку Элиаса, уткнулся лицом в одеяло. Плечи его дрожали, и Гермиона с Драко поняли, что трясутся они от уже не сдерживаемых рыданий. – Я не религиозный человек и никогда не был им… Я не знаю, как это – молиться… но если ты существуешь, Господи, или существуют какие-то другие боги… то, пожалуйста, пусть меня услышат, – горячо шептал он, не заботясь, что его слушают родные. – Спасите моего сына. Я знаю, что не достоин такого счастья, знаю, что ничего в своей жизни не сделал, чтобы заслужить этот подарок, но, пожалуйста... не забирайте его. Если нужно пожертвовать чьей-то жизнью – возьмите мою, с легким сердцем отдам ее, потому что всем известно, на что я ее растратил. Умоляю… Умоляю, сделайте же что-нибудь, сотворите чудо! Пусть мой ребенок останется жив! Пожалуйста… Люциус молился и лишь звуки рыданий прерывали его слова. Не выдержав, Драко всхлипнул и вышел из детской. А Гермиона, потянувшись через кровать, положила руку на затылок Малфоя, пытаясь хоть как-то успокоить его. – Люциус, тебе надо отдохнуть, – тихо произнесла она. – Ты уже столько дней не отходишь от него. – Не могу… Это я виноват во всем… – он поднял голову, и Гермиона ужаснулась его красным, опухшим, полным горя глазам. – Вот оно! Наказание за мое прошлое. Грехи отца пали на безвинного его ребенка. Я был страшным человеком. Совершал ужасные поступки и вот теперь… Мой мальчик будет вынужден заплатить за них. Это я принес в его жизнь этот кошмар, принес смерть в вашу маленькую семью. Он заболел, потому что я приношу зло всем, кто мне дорог. – Неправда, это не твоя вина, Люциус, – Гермиона разрыдалась. – Он заболел, потому что... потому что подцепил вирус... за что-то схватился или что-то съел, и это оказалось заразным. И ты не несешь зла, ты любишь его, я знаю! Любишь. И он тебя тоже любит. – Да, люблю, очень... Но, возможно, если бы я не появился в вашей жизни и не решил остаться в ней... – Не смей так говорить, слышишь?! Ты нашел нас и решил остаться с нами… И я счастлива, что это так. И Элиас тоже! Никогда! Никогда не смей жалеть о том, что нашел нас, – задыхаясь от всхлипов, Гермиона склонилась к сыну, поцеловала в макушку и прислонилась щекой к его спутанным волосам.