Тени прошлого

В которой с губ Гермионы слетает неожиданное признание. Уже перевалило далеко за полдень, а мэнор все еще продолжал гудеть от посетителей, пришедших навестить Элиаса. Целители, конечно, пребывали в шоке, тем более что по просьбе Джессы, им так и не рассказали, каким же чудесным способом мальчик смог избежать смерти. А вот самой Джессе, хотя и с легкой опаской, но пришлось поведать свою историю Гарри и всему семейству Уизли. И надо отдать им должное — все они любили Элиаса и потому выражали ей безмерную благодарность, искренне стараясь уверить в том, что меньше всего их заботит ее кровное родство с Гонтами. Убедившись, что никто не собирается попрекать ее отцом, Джесса расслабилась и казалась откровенно счастливой, искренне наслаждаясь атмосферой любви и радости, воцарившейся в поместье с тех пор, как Элиас поправился. Сейчас, сидя в одной из многочисленных гостиных Малфой-мэнора, она спокойно попивала чай, размышляя о старшем сыне Люциуса Малфоя. «Парень, и впрямь, чертовски соблазнителен…» — Джесса, усмехнувшись, вынуждена была признать, что противостоять его напору ей становится труднее и труднее. Как ни обидно, но собственная женская природа отказывалась сопротивляться обаянию этого молоденького и при этом невероятно сексуального красавца. «Кажется, впервые за много лет, я нахожусь в легком замешательстве и не знаю, что же теперь делать с этим очаровательным и прелестным в своей наглости щенком…» От размышлений ее оторвали Гарри, Рон и Гермиона, вошедшие в гостиную со странными лицами и плотно прикрывшие за собой дверь. Они неспешно и чинно уселись на диване напротив Джессы, когда та наконец не выдержала. — Что? Еще что-нибудь случилось? А то вы втроем выглядите, словно вестники смерти! — Джесса нервно хохотнула. — Джесс, скажи… как звали человека, который спас вас с мамой и где-то спрятал? — осторожно спросила Гермиона. — Его звали Северус. Северус Снейп, — взгляд Джессы заметно смягчился, когда она произнесла имя. — Но зачем это вам? — Я так и думала. Просто… Мы знали его, Джесс. Очень хорошо знали… — Вы... знали Северуса? Но откуда?.. — Он был нашим профессором в Хогвартсе... Скажи, как много тебе известно о нашем мире? — снова задала вопрос Гермиона. Нужно было решить, что и каким образом можно рассказать подруге. — Да уж немного… Лишь то, что поведала мама со слов отца, ну и еще чуточку узнала позже сама. О войне, о смерти Северуса… От женщины в свечной лавке неподалеку от дома. Она была ведьмой, старенькой уже… И все считали ее сумасшедшей, но я понимала, о чем она бормочет, и знала, что это правда… — Что ж, хорошо... Итак, Хогвартс — это школа, где обучаются юные волшебники и волшебницы, начиная с одиннадцати лет. Там они узнают очень многое: и об истории магического мира, и о различных аспектах волшебства. Еще изучают достаточно много предметов. Северус Снейп был нашим профессором. Много лет он преподавал нам Зельеварение, один год — Защиту от Темных искусств, а потом даже прослужил какое-то время Директором школы, — начала Гермиона. — Профессор Снейп был также одним из Пожирателей смерти, так называли себя сторонники Волдеморта, — вступил Гарри, и Джесса ахнула, в шоке прижав руку к груди. — Когда он был совсем молод, то добровольно вступил в их ряды, но вскоре понял, что ошибся в своем решении. Видишь ли... он любил мою мать, любил еще с детства… и когда Волдеморт... Волдеморт убил ее и моего отца ... он и меня пытался убить, — Гарри приподнял свою лохматую челку и показал ей шрам. — То Снейп оказался опустошен и сломан... С этого момента он стал шпионом для организации под названием «Орден Феникса». Делал вид, что служит Темному Лорду, но на самом деле добывал информацию для тех, кто боролся против. И в память о маме защищал меня. — Так значит, та женщина… которую он не смог спасти — это твоя мать? Поэтому он так старался спасти нас… — на глазах у Джессы появились слезы. — Да, ее звали Лили, — кивнул Гарри. — Лили... но они же не были... Я имею в виду, Северус всегда говорил мне, что между ними... — осторожно спросила Джесс, пристально вглядываясь в Гарри, пытаясь и одновременно боясь уловить сходство. — Нет... они с мамой всегда были лишь друзьями, хотя он и очень любил ее, — ответил Гарри на так и не произнесенный вопрос. — Сказать по правде, он был упрямым и вредным мерзавцем… но при этом чертовски умным и храбрым человеком. Наверное, даже — самым умным и самым храбрым из тех, кого мы знаем… — тихо добавил Рон. — Мы были рядом, когда он погиб, Джесс. Мы втроем были с ним, когда это случилось, — с навернувшимися от воспоминаний слезами продолжила Гермиона. — Он умер как герой, по-прежнему защищая меня. До самого последнего вздоха. Профессор Снейп отдал мне свои воспоминания. Есть такое заклинание, которое позволяет волшебнику создать их и извлечь из памяти, чтобы потом пересмотреть заново... это почти как смотреть видео, но только волшебным путем, — Гарри не знал, как понятней объяснить Джессе этот процесс. — А с ними он передал и ту информацию, те знания, благодаря которым я смог победить Волдеморта. — Ты? Но ты не мог этого сделать! Ты же был практически ребенком! — с изумлением воскликнула Джесса. — Это ничего… Я начал бороться с Волдемортом, когда мне исполнилось одиннадцать. Так что можно сказать: я никогда не был ребенком, — шутка Гарри прозвучала совсем невесело. — Поэтому мы и хотели, чтобы ты знала об этом, хотели рассказать о том, что, возможно, и тебе помогло бы отпустить свою боль, свою тоску по Северусу Снейпу, — осторожно произнесла Гермиона. — Как он умер? — Волдеморт натравил на него свою гигантскую змею, Нагини, — снова отозвался Рон. — Снейп похоронен на территории Хогвартса, где в его честь установлен памятник. Если хочешь, мы отведем тебя туда. — Конечно… — хрипло прошептала Джесс. — Очень хочу… Не теряя времени, они покинули поместье и, сгрудившись вокруг Джессы, аппарировали к воротам Хогвартса, которые сразу же открылись, молчаливо признавая тех троих, кто когда-то не жалел жизни ради защиты замка. Провели ее мимо теплиц почти к границе Запретного леса, где за зарослями розовых кустов стояла большая и внушительная статуя человека. Он стоял со скрещенными руками, высоко поднятой головой, и полы его мантии вздымались позади, словно развеваясь на ветру. Слегка нахмурившись, он смотрел вдаль, на Хогвартс. Вокруг статуи было посажено огромное множество лилий самых разных сортов, какие только можно себе представить. На постаменте виднелась надпись: Северус Снейп (9 января 1960 — 2 мая 1998) Отважному Герою, великому Зельевару, Директору и самому верному Другу. «Всегда…» — Мы похоронили его здесь, где он смог бы наблюдать за замком и его учениками. Так же, как и делал это большую часть жизни… — сказала Гермиона, с улыбкой глядя на нахмуренную статую. Именно она когда-то настояла, чтобы Снейпа не вырезали улыбающимся, убедив всех, что это привело бы профессора в ярость. Поэтому он и стоял сейчас здесь как раз такой, каким помнили его все, кто знал — сосредоточенный, задумчивый и хмурый. Джесса подошла к памятнику и опустилась перед ним на колени. Потом медленно протянула руку и коснулась имени, проводя пальцами по каждой буковке, вырезанной в холодном камне. — Его не было в живых уже два года, когда я узнала об этом. Услышала от той старой волшебницы в лавке. Кажется, проплакала тогда без остановки несколько месяцев. Мне казалось, что жизнь кончилась… Я… любила его. Очень любила. Хотя и знала, что мое чувство безответно… — слезы закапали на камень плиты. Это были слезы женщины, которая, наконец, узнала о своем возлюбленном, пускай и мертвом, нечто очень и очень важное. — Не говори так, Джесса! Из того, что ты рассказывала о нем, я поняла, что профессор Снейп был очень привязан к тебе, он относился к тебе с добротой и нежностью. А для человека, подобного Северусу Снейпу, это было все равно, что признаться в любви. Поверь. И свое отношение он и показывал, как мог — поступками. Потому что только так он это и показывал. И не одной тебе… — Гермиона опустилась рядом с ней колени и дотронулась до плеча. — Он был очень непростым человеком, очень сдержанным и замкнутым. Словно опасался, что о самом лучшем в нем кто-то узнает или догадается. Мы втроем долгие годы полагали, что он ненавидел нас, тогда как он погиб ради нашего спасения. И не раз подвергал себя риску и прежде. Однажды он даже заслонил нас собой от только что перевоплотившегося оборотня. Северус Снейп был действительно замечательным человеком, Джесс. — О… я знаю… Он, и правда, был бесконечно добр и нежен со мной, — Джесса улыбнулась и, вытерев слезы, посмотрела наверх, чтобы взглянуть на любимое лицо, вырезанное в камне. — Спасибо вам за то, что рассказали обо всем. И за то, что помогли попасть сюда… — Можно было бы еще отвести тебя к его портрету, что висит в замке, но он никогда не появляется там. Пришел лишь однажды, когда узнал о слухах, касающихся Элиаса. Говорят, ужасно разозлился… — вздрогнув от боли в ее голосе, откликнулся Рон. — А что еще за слухи об Элиасе? — спросила Джесса, обращаясь к Гермионе. — Ерунда. Когда война закончилась, и стало известно, что я беременна, то те немногие, кто узнал, начали строить догадки, кто же отец Элиаса. Одну невероятней другой. Чего только не придумывали. И на Гарри думали. И на Рона. И даже на самого Волдеморта. Сплетничали, что меня изнасиловали Пожиратели… Ну а потом додумались до того, что якобы профессор Снейп заставил или уговорил меня родить ему наследника, пусть и посмертно. Забавно, что никто и никогда не подумал о Люциусе. И Снейп, услышав об этом... я уж не представляю, откуда и как он узнал, но возник на портрете, и заявил, что подобное предположение ужасно оскорбляет его. И что он никогда бы не стал спать с кем-то из своих учеников. Особенно с «заучкой мисс Грейнджер», — Гермиона закатила глаза в притворном возмущении. — Я всегда знала, что раздражаю его. — Да… звучит очень похоже на него, — усмехнулась Джесса. — Но правда состоит в том, что Северус не мог быть отцом Элиаса. Что-то случилось уже в зрелом возрасте… И он не мог иметь детей. Я не уточняла, это было очень личное. Но он и не страдал особо, наоборот, всегда говорил, что дети раздражают его до безумия. — И это еще одно свидетельство, что Северус чувствовал к тебе нечто большее, в чем мог бы признаться… Он делился с тобой самыми личными своими тайнами. Не думаю, что найдется еще хотя бы один человек, которому повезло также… — Гермиона мягко улыбнулась. — Может быть и так… Но и это никогда не сравнится с тем, что он чувствовал к ней. И я об этом знаю, — грустно подытожила Джесса. — Не стоит тебе мучиться на этот счет, Джесс. То, что он испытывал к моей матери... скорее, было не очень-то и похоже на нежность… Да — страсть, ревность, желание обладать, но… отнюдь не желание заботиться и оберегать. Сейчас, повзрослев, я понимаю это очень хорошо… С тобой же он был другим. И, поверь, это прекрасно, — Гарри и впрямь выглядел сейчас взрослым и умудренным опытом мужчиной. С озера вдруг подул леденящий ветер, и на них мелкой крупой посыпались снежинки. — Нам пора возвращаться… — Гермиона осторожно коснулась руки подруги. — Прощай, Северус. Я любила тебя. И до сих пор люблю. А помнить буду… всегда… — тихо прошептала Джесса и снова коснулась памятника. Но потом резко развернулась и последовала за друзьями к воротам. Уже скоро они аппарировали назад — в Малфой-мэнор. _____________________________________________________________ Поздно ночью, когда дом опустел и затих, а Элиас уже мирно спал в своей постели, оберегаемый верной Нонни, они наконец остались наедине. Люциус, усевшись посреди огромной кровати, аккуратно посадил обнаженную Гермиону верхом на свои колени. Поднял ее руки, безмолвно прося обнять себя за шею, и помог расположиться так, чтобы ей было удобней опираться ногами на матрас по обе стороны от него. Потом, приподняв Гермиону за ягодицы, осторожно скользнул между влажных складок, проникая внутрь. Этим вечером она была необычайно нервной и возбужденной. Люциус чувствовал это и знал, что нужен Гермионе сегодня также сильно, остро, болезненно, как и нужна ему она. Пережив страшную и напряженную неделю, они оба жаждали близости и того радостного ощущения счастья, что дарило им слияние. И вот сейчас Гермиона медленно, но настойчиво двигалась, крепко обняв его и уткнувшись лицом в шею. Малфой понял, что она наслаждается каждым своим движением и каждым его толчком навстречу, постепенно забываясь в блаженстве. Он крепко держал Гермиону, неторопливо, но с силой насаживая на себя и вожделея каждую клеточку ее тела, растворяясь в их единении, будто подтверждавшим сейчас, что они оба живы, они вместе, и все происходит так, как и должно быть. Внезапно Люциус почувствовал, как на грудь ему закапали слезы, и вздрогнул. Он помнил, что Гермиона как-то заплакала от сильного оргазма, и посчитал это милой причудой, лишь отражающей силу ее эмоций, но… Никогда раньше она не плакала во время занятий любовью. — Гермиона… Чщщщ… что с тобой, милая… почему ты плачешь? — тихо спросил Малфой, пытаясь остановиться, но она не позволила, по-прежнему продолжая размеренно и глубоко двигаться. Крепко обняв его за шею, Гермиона прижалась лбом к его собственному лбу и, едва касаясь губами, нежно поцеловала кончик носа и бороздку между бровями. — Все в порядке... просто... о, Господи, как же мне хорошо сейчас, — ответила чуть хрипло и задвигалась быстрее. Малфой ощутил, как мышцы влагалища начали инстинктивно сжиматься, предвкушая предстоящую разрядку. — Не надо… не плачь, пожалуйста… — сбивчиво прошептал Люциус, чувствуя, с каким трудом дается ему самоконтроль. Но тут Гермиона слегка замедлилась, движения стали волнообразными, и Малфою снова удалось сосредоточиться на реакции ее тела. Уже скоро дыхание ее ускорилось и стало рваным, а с губ слетел тихий стон. Пальцы вжались в его плечи еще сильней, и стенки влагалища начали пульсировать вокруг него, сжимаясь все плотнее и плотнее. А потом Гермиона коротко, но громко вскрикнула, резко ускорившись и продолжая с силой насаживаться на член. Поняв, что волна наслаждения уже подхватила ее, Люциус с хриплым криком излился и сам, слегка прикусив в порыве страсти плечо Гермионы. Странно, но она не отодвинулась от него даже после того, как дыхание обоих успокоилось. Наоборот, прижалась еще крепче, вцепившись в шею Люциуса так сильно, что он даже не мог шевельнуться. Положив голову ему на плечо, она снова заплакала, и тело снова задрожало от судорожных всхлипов. Малфой, конечно, понимал, что сегодняшнее ее состояние напрямую связано с тем, что пришлось им пережить и узнать на этой неделе — конечно, это была и ужасная болезнь Элиаса, и эмоции, связанные с прошлым Джессы. И не удивлялся, что сердечко ее дрогнуло, не выдержав такого напряжения. — Гермиона, с тобой все хорошо? — тихо спросил он, нежно поглаживая ее спину. — Я люблю тебя, — прошептала она в ответ. — Что? — Люциус попытался отодвинуться и посмотреть ей в лицо, но Гермиона сжала его шею еще крепче. — Нет, пожалуйста, не надо… — она горько плакала, повиснув на нем и вцепившись так сильно, как будто он лишь он мог спасти ее от того, чтобы не разрушиться на тысячу мелких осколков. — Я люблю тебя, Люциус, и должна сказать это. Не хочу рисковать… Потому что в любой момент с нами может что-то случиться, и тогда получится, что я так и не сказала тебе самого главного. Понимаешь? А я хочу, чтобы ты знал и всегда помнил об этом. Я люблю тебя, Люциус, очень люблю. Люциус попытался ослабить ее руку на шее, но Гермиона по-прежнему не отпускала его, крепко прижимаясь и тихонько всхлипывая. Малфою пришлось откинуться на кровать и аккуратно перекатиться, подминая ее под себя. В эту минуту он ощутил, как уже опавший было член, дернулся и начал снова твердеть. — Милая, отпусти меня хотя бы чуточку… Чтоб я дышать смог, — прошептал он на ухо Гермионе, и когда она слегка ослабила хватку, Малфой поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Почему решила сказать именно сегодня? — Нипочему… Я люблю тебя и хотела сказать об этом, — отозвалась Гермиона. — Сегодня я смотрела на Джессу... она любила Северуса. Это становится ясно по тому, как она говорит о нем, что светится в ее глазах. И мне кажется, что он тоже любил, просто никогда не говорил об этом. И она так и осталась жить, вечно сомневаясь, что же значила для него. Я не хочу, чтобы это же произошло с нами… Хочу, чтобы ты знал, что я любила тебя. — Мне не нравится, как ты говоришь об этом… Будто собираешься оставить меня и исчезнуть куда-то, — нахмурился Малфой, проводя кончиками больших пальцев по залитым слезами щекам. — Не смей даже думать о чем-то подобном, Гермиона. Я всегда буду рядом и никогда не отпущу тебя. — Да пойми же… В любую секунду с нами может произойти все, что угодно. Посмотри, через что нам пришлось пройти на этой неделе, ведь мы чуть не потеряли нашего мальчика... — Но все закончилось! И закончилось благополучно… Нашей семье больше ничего не угрожает, мы вместе, и мы счастливы, — яростно прошептал Малфой. — Оставь эти черные мысли. Прошу тебя. — Хорошо, хорошо… Оставлю. Просто знай и помни, что я люблю тебя, — согласилась наконец Гермиона и, приподняв голову, потянулась к нему поцелуем. Ее губы были солеными от слез, но сам поцелуй казался Люциусу сладким, как никогда прежде. Он скользнул языком в манящий рот и ощутил, как Гермиона тут же откликнулась, толкаясь своим ему навстречу. А почувствовав усиливающуюся с каждым мгновением эрекцию, застонала и слегка приподняла бедра, будто приглашая проникнуть в нее еще глубже. — Ведьма! — зашипел Люциус, начиная двигаться снова. — Что ты сделала со мной? Что сотворила? Изменила меня. Полностью, — тихо продолжил он. — Разрушила… и по крупицам собрала заново. Создала другого человека, которого я не знал раньше… И я люблю тебя. — Нет, Люциус, не надо... я совсем не хотела, чтоб ты говорил об этом в ответ на мое признание… — попыталась остановить его Гермиона и вдруг резко вскрикнула от глубокого и сильного толчка. — Я люблю тебя, — сурово повторил он, двигаясь уже быстро и жестко. — Люблю… Люблю! Господи, как же сильно я тебя люблю! — почти прокричал Малфой, дрожа над ней от сильнейшего оргазма. — И хочу, чтобы ты тоже знала это, — уже совсем тихо прошептал он Гермионе на ухо, осознавая, что впервые в жизни произнес эти слова от всего сердца.