Придется идти наугад. По правде сказать, я никогда не верил компасам. Тем, кто чувствует правильный путь, они только мешают. Т.Янссон, «Все о Муми-Троллях».
— Интересные дела, — наконец сказал Лонли-Локли, медленно опуская руку и переводя взгляд на меня. — Я думаю, мне пока не стоит использовать мои перчатки. Посторонний человек наверняка сказал бы, что он совершенно, космически спокоен, но я-то прекрасно знал, что Шурф никогда не носит свою безупречную маску во снах и на Темной Стороне. Сейчас же черты его лица закаменели, дыхание стало очень глубоким и очень ровным, и в этом преображении я разглядел подступившую к самому горлу панику — настоящую, глубинную, такую, что бывает у младенцев, только что вынутых из материнской утробы, не умеющих еще осознавать себя в этом новом мире и не знающих о существовании времени, но уверенных, что этот ужас вокруг — навсегда. Стараясь держаться как можно спокойнее, я подошел к Шурфу. Он следил за мной настороженно, как дикий кот, но, хвала Магистрам, когда я приблизился на расстояние шага, протянул руку и мягко положил ее ему на плечо, отпрыгивать от меня с громким мявканьем все же не стал. Сверху тут же легла его ладонь, уже без злополучной перчатки — одним только темным Магистрам известно, когда он успел ее снять и куда дел — и стиснула мои пальцы так, что я чуть не взвыл в голос. — Дружище, мы обязательно разберемся в том, что происходит, — пообещал я, вкладывая в свои интонации столько уверенности, сколько вообще было возможно в данной ситуации, когда самый надежный и устойчивый столп, на котором держался мой персональный Мир, внезапно дал трещину. Не знаю, подействовала ли эта дурацкая, в сущности, успокоительная фраза, или же мой друг наконец взял себя в руки, но железная хватка на моих пальцах слегка разжалась, и мне показалось, что я даже увидел промелькнувшую в уголках его губ улыбку. Впрочем, скорее всего, мне и правда только показалось. — Сейчас мы заберем этого горе-прокуратора и доставим его в Ехо, — сказал я, стараясь, чтобы в моем голосе звучал энтузиазм, которого я вообще-то совсем не ощущал. — А уж Джуффин со всем разберется — и с ним, и с твоими перчатками. Хорошо? Лонли-Локли кивнул, не сводя с меня предельно серьезного взгляда. Я еще раз ободряюще сжал его плечо, развернулся и, не давая себе времени раздумывать, провел рукой вдоль тела нашего пленника, пряча его между большим и указательным пальцами. А затем поднял голову к скрывающемуся где-то в темноте потолку и негромко позвал: — Джуффин. Забирайте нас отсюда.* * *
Проснулся я от того, что оглушительно чихнул. Тут же дали о себе знать затекшие мышцы шеи, потом к их стенаниям присоединились отсиженная задница и почему-то закоченевшие пятки. Через пару секунд сводный оркестр жалобщиков в моем организме взял самый пронзительный и торжественный аккорд, и всевозможные неприятные ощущения наконец пошли на убыль. Я разлепил глаза и увидел усталое, но донельзя довольное лицо шефа, взиравшего на меня с искренним удовольствием и, как же без этого, любопытством. — Рано радуетесь, — просипел я хриплым со сна голосом, старательно пытаясь перевести задеревеневшее тело в хотя бы сидячее положение. — У меня есть по крайней мере два великолепных повода, — жизнерадостно отозвался Джуффин. — Во-первых, вы вернулись. Оба. Когда пошли третьи сутки вашего сна, я, по правде говоря, почти забеспокоился. — Третьи сутки?! Ну ничего себе... — вздохнул я. — Никогда, наверное, не привыкну к разному течению времени в разных мирах. А вы что, все это время просидели тут? — Просидел, — подтвердил шеф. — Мда... Ну, предположим, я тоже рад, что мы снова здесь. А второй великолепный повод? — Вы вернулись живыми. И тоже, заметь, оба, — очень серьезно сообщил он. Я подумал и решил, что это и правда достойная причина быть в хорошем расположении духа. Вот если бы мы еще вернулись невредимыми... — Сэр Шурф, хватит притворяться, я прекрасно знаю, что ты тоже уже проснулся, — Джуффин временно переключил свое внимание на Лонли-Локли. Позади меня послышалось шевеление, из чего я сделал вывод, что просьбу начальства мой друг выполнил безупречно, впрочем, как обычно. — Я всего лишь пытался понять, отличаются ли мои нынешние ощущения от испытываемых обычно, — раздался его голос. — А с чего это они должны отличаться? — удивился шеф. И, не услышав немедленного ответа, настойчиво переспросил: — Что у вас там вообще случилось? — Хотите сказать, вы еще не знаете? — я был не то что удивлен, я самым натуральным образом обалдел. Вообще-то у моего начальства есть дурная привычка знать все, что со мной происходит, причем зачастую гораздо раньше, чем оно начнет случаться. Не то чтобы мне это очень нравилось, но в некоторых случаях чрезвычайно удобно: не надо формулировать словами то, что в них складываться совершенно не желает, да еще и время на пересказ событий тратить не приходится. — Представь себе, нет. Я, видишь ли, был немного занят, поддерживая существование той реальности, где вы так долго развлекались. Не говоря уже о том, что мне, если помнишь, надо было наведаться на Темную Сторону Ехо и еще раз подлатать дыру, проделанную там нашим беглецом. — Что, одновременно? Я тут же вообразил себе дюжину Джуффиновых двойников, преспокойно разгуливающих в разных местах. Интересно, с кем из них в таком случае я сейчас разговаривал? Мда, в последнее время моя жизнь оказывалась чрезвычайно богата на людские копии. От такой мысли я даже передернул плечами. Шеф только лукаво ухмыльнулся: — Мал ты еще, о таких вещах знать. Вот лет через триста расскажу, если доживешь, конечно. Хотя куда ты денешься... Мне ничего не оставалось, как только принять это обещание к сведению и наконец пересказать все события нашего с Лонли-Локли совместного путешествия. Правда, некоторые моменты я все же опустил: к примеру, Почтеннейшему Начальнику совершенно не обязательно знать, что если бы Чинда Хом оказался настроен менее доброжелательно и напал на нас сразу, вместо того, чтобы подобно классическому кинозлодею водить разговоры, вряд ли бы я успел хотя бы встать на ноги. И про то, как уютно сидеть на ледяном полу, укрывшись Мантией Истины, когда к ней прилагается лежащая на плече рука Мастера Пресекающего, я тоже не стал упоминать, уж не знаю, почему. Сам Мастер слушал меня так внимательно, будто бы и не был непосредственным участником событий, и за весь мой рассказ не сделал ни единой попытки прервать мой монолог своими уточнениями. Закончив говорить, я поднял руку, в которой уютно устроился в своем личном безвременье Магистр Хом, и выразительно помахал ею перед лицом шефа. — Куда вам сгрузить этого безумца? Лично я предпочел бы, чтобы он разделил судьбу Кибы Аццаха, но уже пообещал, что убивать его буду не я. Очень не хотелось бы нарушать свое слово — ну, в данном конкретном случае. Джуффин, примерно в середине моего повествования впавший в глубокую задумчивость (я даже задался вопросом, не спит ли он с открытыми глазами, после трех-то суток бодрствования), но не забывавший, впрочем, кивать в нужных местах, рассеянно отмахнулся. — Неважно. Хотя... закрой-ка его в нашей камере предварительного заключения. Когда-нибудь же у меня должно найтись время с ним пообщаться. Так говоришь, Семилистник уничтожен? Я кивнул. А что тут было сказать — рассыпаться в извинениях, что не предусмотрел такого развития событий и не изобрел какой-нибудь другой план спасения Мира? И кому от этого стало бы легче? Шеф вздохнул. — Мда, нехорошо получилось. С другой стороны, старик Нуфлин последние годы держался тоже только на силе, собранной в любимой игрушке, так что собственный Орден успел обобрать преизрядно. Видимо, настало время перемен. Сам-то Орден Сотофа удержит, еще и получше систему придумает, но если в ближайшую пару лет Великому Магистру Мони Маху придется внезапно закончить карьеру, я лично не удивлюсь. Джуффин помолчал, явно додумывая про себя высказанную мысль. Я был почти уверен, что он немедленно начал планировать какую-нибудь грандиозную интригу с далеко идущей целью сделать Орден Семилистника полностью подконтрольным королю или, чего доброго, Тайному Сыску. Я содрогнулся, всеми фибрами души пожелав оказаться от шефа как можно дальше, когда он начнет воплощать свои замыслы в жизнь. Сам же он, видимо, пришел к какому-то решению, ухмыльнулся и хлопнул ладонью по колену. — Что ж, сделано так сделано, это свершившийся факт, и менять его мы, пожалуй, все-таки не будем. Гораздо больше меня сейчас занимает другое, — он перевел взгляд на сэра Лонли-Локли, непривычно молчаливого даже по его меркам. — Сэр Шурф, по-моему, нам надо поговорить. Мой друг кивнул — торжественно и невозмутимо. Удивительно все же, как у него это получается. Я вот сколько лет с ним общаюсь, а до сих пор не привык к этому потрясающему спокойствию и нечеловеческой выдержке. Шурф уже открыл было рот, чтобы начать рассказ, но тут шеф вдруг обернулся ко мне. — А ты, сэр Макс, отвези-ка свою добычу в Управление и запри его там получше. Твоя пригоршня — это, конечно, неплохо, но я хочу быть уверен, что этот широкой души человек не умрет раньше времени. — Но... — я растерянно умолк и перевел взгляд на Лонли-Локли, не зная, как сформулировать затопивший меня изнутри протест против такого развития событий. «Но лишние полчаса ни на что не повлияют»? «Но я хочу узнать, что происходит»? «Но как же ты, дружище, тут, в беде, и без такого полезного меня»? — Макс, пожалуйста, — очень твердо проговорил сэр Шурф. Против просьб этого потрясающего парня я никогда не мог устоять. Видимо, само его присутствие отключает какой-то очень полезный предохранитель в моей голове, и она переходит на режим частичного автопилота: сказали сделать — значит, сделаем, и нечего тут размышлять. Поэтому пришлось подняться наконец с кушетки, с которой я успел сродниться за последние — страшно подумать — почти четыре дня, и вспомнить, как нормальные люди передвигаются по земле: сначала левая нога, потом правая. И снова левая, правая... И как они с этим справляются, умудряясь даже не думать о таком сложном процессе? Несколько минут спустя я все же доковылял до холла. Герой он и есть герой, и нечего тут скромничать. По дороге в одном из коридоров мне встретился Кимпа, деликатно осведомившийся, не хочу ли я чего-нибудь на завтрак (Нет, Кимпа, спасибо, но я спешу, хоть по мне и не слишком заметно), а вот Хуфа нигде не было видно. Оно и к лучшему: я и так был не в лучшем расположении духа, а печальные собачьи глаза всегда обладали способностью расстраивать меня до крайности. Вот разгребем все свалившиеся на нас проблемы — устрою себе каникулы в доме Почтеннейшего Начальника, окопаюсь в его гостевой спальне, и хрен он меня оттуда выкурит. Распахнув настежь входную дверь, я остановился и зажмурился. На улице светило солнце, причем прямехонько мне в глаза. Судя по его положению, полдень миновал всего пару часов назад, и в моем распоряжении оставалась еще изрядная часть светового дня. Это была хорошая новость: я всерьез рассчитывал застать в Доме у Моста кого-нибудь из коллег и потребовать у них кормить меня в обмен на рассказ о подвиге, который мы с Лонли-Локли вроде бы все-таки совершили, хоть и не без потерь. Все же не жрать трое суток — это перебор даже для такого могущественного человека, как я. И только выйдя на улицу, я сообразил, что ехать в Управление мне решительно не на чем: мой-то амобилер растворился в воздухе, повинуясь колдовству Магистра Хома, а оставлять без средства передвижения Кимпу я как-то не решился. Немного поразмыслив, я послал зов Хейлах и попросил ее найти кого-нибудь из слуг Мохнатого дома, выдать ему один из моих амобилеров и наказать ехать по направлению к дому Джуффина, не забывая внимательно смотреть по сторонам: где-то по дороге ему должен был попасться я. По моим расчетам, мы должны были встретиться примерно в середине пути — это при условии, что я пойду неспешно, наслаждаясь видами садов Левобережья и периодически останавливаясь поглазеть на чужие дома. Но это все равно было лучше, чем идти пешком до самого Королевского моста. Единственной проблемой оставалось то, что жрать хотелось безмерно, но и это я решил, просто сунув руку в карман лоохи и добыв оттуда завернутое в лепешку горячее нечто, по виду напоминавшее мясо, но пахнувшее настолько экзотично, что за состав я бы все-таки не поручился. Впрочем, незнакомые запахи я никогда не имел склонности приравнивать к невкусным, поэтому я оглядел трофей, пожал плечами и, откусив первый, самый большой кусок, неторопливо зашагал по садовой дорожке. Временам года, климату и прочим природным явлениям крайне редко есть дело до человеческих бед. И то интересоваться нашими делами принуждаем их мы же: волшебники, маги, колдуны — те, кто способен сознательно влиять на реальность. Я, впрочем, такими умениями не обладал никогда, поэтому неудивительно, что мое внутреннее состояние и внешние обстоятельства не совпадали ни на йоту. Снаружи был Ехо, и уже одно это означало, что прийти в приличествующее ситуации скорбно-раздумчивое настроение теоретически было почти невозможно: откуда-то тянуло сладковато-пряным дымом, то сгущавшимся до почти осязаемого, то истончавшимся под напором влажного ветра с реки; оконные стекла сговорились с солнцем и отправляли его лучи гулять по самым темным переулкам города; из жилых домов и трактиров доносились обрывки разговоров — спокойных, веселых, обыденных и внезапных, дружеских и деловых. И на фоне всей этой радужной картины брел я — в кои-то веки сосредоточенный и собранный, почти что печальный, намереваясь поразмышлять над всем случившимся за последние дни. Во-первых, Орден Семилистника моей милостью остался без главного талисмана, который поддерживал его безбедное существование на протяжении полутора тысяч лет, и я крайне сомневался, что Магистр Нуфлин придет по этому поводу в восторг, погладит меня по голове и выдаст шоколадную медаль за заслуги перед Соединенным Королевством. По-хорошему, я бы предпочел найти самый глубокий подвал где-нибудь в Арварохе — по крайней мере, на Черухте — и отсидеться там ближайшие лет двести, ну или хотя бы до предсказанной Джуффином вынужденной отставки Великого Магистра. С другой стороны, шеф обладал таким дипломатическим талантом, что вполне мог не только оправдать меня, но еще и доказать всем желающим слушать, что мои действия предприняты исключительно в интересах государства и пойдут ему на пользу. Рано или поздно, так или иначе, ага. Во-вторых, состояние моего друга, сэра Шурфа Лонли-Локли, нравилось мне все меньше и меньше. Если внезапные перемены настроения и усталость еще можно было списать на обилие впечатлений последних недель (если уж у него даже голова кружилась, впервые за столько-то лет!)*, то нерабочие Перчатки Смерти — это уже серьезно. Трудность состояла в том, что я совершенно не представлял себе принцип действия этих грешных варежек, а потому не мог даже предположить, что именно вызвало неисправность. Да что там предположить, хотя бы сказать, связано ли это с внешними обстоятельствами или с внутренним самоощущением владельца. На самом деле уже на второй минуте размышлений мне стало ясно, что пока что я вряд ли мог что-то сделать для решения возникшей проблемы: мне просто не хватало информации. Но когда это тревога была конструктивным чувством? Поэтому на заданную тему я прилежно думал еще очень долго — минут пять, если не целых шесть — и лишь потом позволил себе перейти к следующему пункту повестки, самым тщательным образом задвинутому подальше, в почти что не используемый угол моего сознания. И, разумеется, этот самый пункт снова был связан с Шурфом. Вообще мне порой кажется, что все предыдущие события: все детство, учеба, сны, неудачи, все мнимые и реальные успехи, книги, трамваи в конце концов — все это было только подготовкой к тому, чтобы я смог адекватно и правильно воспринимать этого парня в своей жизни. Все остальные знакомства, которые мне подарил этот Мир, тоже были замечательны: и могущественные учителя, раскрывающие мне тайны Вселенной и моего загадочного организма впридачу, и друзья, в любой момент готовые прийти на помощь (или же оставить в покое, в зависимости от того, что в данный момент нужнее), и даже статисты на улицах, симпатичные мне априори, просто потому, что они есть, и есть именно здесь. Но только Мастер Пресекающий Ненужные Жизни действовал на меня отрезвляюще, заставляя думать о своих словах и действиях, и одновременно пьяняще, лишая дурных страхов, наделяя уверенностью в себе и некой почти безбашенной легкостью, давая возможность (а иногда и буквально заставляя) идти вперед, узнавать неведомое, становиться сильнее с каждым шагом, будучи твердо убежденным в том, что все обязательно получится. Сходные эмоции вызывал, пожалуй, только Джуффин, но рядом с ним я слишком часто чувствовал себя малолетним балбесом, моментально расслаблялся, почти что переставая соображать — в пределах нормы, разумеется, — но все же никогда не мобилизуясь в полную силу. Короче говоря, переоценить роль сэра Лонли-Локли в моей жизни было попросту невозможно. Так я сказал бы еще три дня назад, до нашей совместной охоты на Магистра Хома. Сейчас же я начинал в этом сомневаться, и совсем не потому, что Шурф внезапно стал значить для меня меньше. По какой-то таинственной причине у меня не шел из головы эпизод, когда он накрыл меня своей Мантией Истины, оставив руку на плече. В этом жесте было столько обыденности, словно он каждый день подобным образом спасал меня от неминуемого обморожения. И столько уверенности в том, что он имеет на это право, будто я сам когда-то составил подтверждающую это бумагу, переписал ее в трех экземплярах и один оставил себе, второй выдал ему, а третий отправил Его Величеству Гуригу VIII, и наш монарх лично приложил большую королевскую печать, узаконивая такое положение вещей. Самым странным было то, что меня это совершенно не раздражало. Наоборот, наполняло изнутри уютом и теплом, и тем неуловимым ощущением подлинности, что сопровождает каждый действительно верный поступок. Проблема состояла в том, что я не знал, устраивает ли меня самого такая правильность. Люди касаются друг друга — думал я. В этом Мире, кстати, гораздо чаще, чем в моем родном, несмотря на то, что почти каждый жест здесь что-нибудь да значит — чего стоит одно только похлопывание по спине, означающее дружескую привязанность. С другой стороны, я был практически уверен, что наложить на меня согревающее заклинание было возможно и просто так, не сопровождая укутыванием меня любимого. И что вовсе не обязательно оставлять руку на плече. И касаться моих ладоней, передавая мне бесчисленные чашки с камрой. И отвечать на каждый, даже самый идиотский, вопрос, в какое бы время суток он ни был задан. И еще я точно знал, что от дыхания друзей, случайно попавшего в тонкую щель между тюрбаном и воротом лоохи, не разбегаются от шеи вниз по всему телу сладкие мурашки, заставляя повести плечами, и не хочется обернуться и тихо, очень тихо сказать: «Хотел бы я знать, где тебя носят Темные Магистры!» Я остановился посреди улицы, несколько удивленный таким развитием собственных мыслей. «Сэр Макс, ты что, уже успел снова уснуть? Мне казалось, я отправил тебя в Управление, причем с важным государственным преступником наперевес. Прихожу, а тут ни тебя, ни преступника». Только тут я сообразил, что мои размышления были самым наглым образом прерваны сэром Джуффином, всего-то приславшим мне зов, и облегченно выдохнул. «Я пошел пешком, мой амобилер слегка неисправен, — отозвался я. — По идее, за мной скоро должен приехать кто-то из слуг Мохнатого Дома, но когда настанет этот светлый момент, мне неведомо». «Никогда не думал, что скажу это, но иногда ты слишком медленно перемещаешься в пространстве, — съехидничал шеф. — Лови там этого своего слугу и дуй в Управление. Ты сейчас далеко?» Я огляделся. «На улице Сизых волн. По правде говоря, понятия не имею, где это и как я сюда забрел». «Все с тобой ясно, сэр Макс. Вообще-то это всего в четырех кварталах от Королевского моста. В конце улицы есть дом с колоннами в виде драконов, очень помпезный, не проглядишь — так вот у него сверни в переулок налево и иди прямо до набережной. Там-то уж справишься?» «Справлюсь, — отозвался я. — Скоро буду. Отбой!» «Отбой». И, выкинув из головы все — действительно все, без исключений — мысли, я бодро зашагал в указанном направлении.