«Tumult Feelings»

— Сынок, пожалуйста... — горячие слёзы обжигают его щеку, но рана в душе горит куда больше от отчаяния и безысходности. Тёмно-коричневый лев склонился над слабым, тяжело хрипящим и вздрагивающим от каждого порыва воздуха тельцем его сына. Насыщенный золотой, даже ближе к цвету охры, мех казался пыльным и блёклым. Коричневый заострённый нос был сухим и шумно вдыхал воздух. — Не покидай меня...       Судьба — удивительная штука, не так ли? Ещё недавно он ненавидел этого львёнка, а сейчас молил Королей Прошлого не забирать его к себе. Сейчас Кову отчаянно шептал самые искренние молитвы и просьбы, взывая к богам — духам великих львов. Среди них должна быть Киара! Она-то не позволит забрать Смерти их малыша! Не позволит! Только не сейчас... Слёзы струились по лицу без остановки. Всхлипы льва надрывали его грудь и сотрясали плечи, но малыш у его лап не мог этого видеть своими затуманенными изумрудными глазами. Из него постепенно утекала жизнь, а его отец мог лишь бороться со своим страхом и порывом убежать прочь и не видеть вновь утраты. Утраты того, кого он любил.       Несколько недель назад Кову ненавидел этот маленький золотистый комочек, который буквально разорвал свою мать изнутри, а будучи сильным из двоих львят, он ещё в утробе убил своего брата... Киара кричала... Она так кричала! Кову нашёл её убежище, он хотел ей помочь, но он видел лишь окровавленное ложе и умытое слезами лицо. Она хотела ему улыбнуться, но вместо этого она изобразила вымученную болезненную улыбку, а затем её карие тёплые глаза навеки погасли, и больше не дарили тепла. Кову обнимал её, звал по имени, но она не откликалась, а её тело стало холодным камнем... В тот день шёл сильный ливень, с которыми сливались его рыдание и слабый писк окровавленного львёнка... — Будь со мной... Пожалуйста... — он горячо шептал на ухо своего малыша, но тот уже не слышал своего отца. Он засыпал и никакие тревоги больше его не пленили. Его ожидали покой и мир. Он не боялся, он был рад тому теплу, которое убирало боль. Голос отца неприятно царапал память, но это чувство было столь манящим...       Киару похоронили под Прайдроком, укрыв её тело листвой. Теперь она послужит пищей для насекомых и земли, чтобы затем продолжился Круг Жизни. То, что его жена будет расти в траве, которую будут есть антилопы, было не лучшим утешением для Кову. Рядом с ней похоронили и маленького Муфасу. Кову знал, что Киара хотела так назвать своего сына. Симба говорил, что живого лучше назвать иначе, чтобы он не повторил судьбу прадеда. Он ошибался. — Не умирай, прошу... Его малышу будет хорошо там, куда он отправляется? Или, быть может, его ждёт холод и отчуждённость? Встретит ли он мать и брата? Найдут ли они его там, среди звёзд?       Почему их с Киарой детям не суждено было выжить? Разве конец у сказки не "И жили они долго и счастливо до конца своих дней, пока не умерли в один день"? Тогда почему же он не умер вместе с ней? Возможно, он слишком слаб. Он трус. Он даже не смог прийти на похороны Киары, лишь наблюдал издали, роняя слёзы в землю. Рафики читал молитву и посыпал бездыханное тело какими-то травами. Помазав ей лоб тыквенным соком и насыпав на него песка, он разрешил львицам укрыть Киару от солнца, которого не было. Со дня её смерти шел сильный ливень... — Не оставляй меня... Если его сын умрёт, то Кову умрёт вместе с ним. Если нет, то он сам найдет смерть. Он потерял стольких близких за свою жизнь! Отца, родного и приёмного, брата, мать, жену и сыновей... У него осталась только сестра. Все умирают возле него. Может, он ещё сумеет спасти её, если погибнет сам?       Мальчик был крепким и здоровым, Рафики обещал, что львёнок вырастет большим и могучим королём, слава о котором распространится по всей Африке. Он говорил, что имя львёнка надо дать совмещенное из имён его родителей — знак того, что именно это дитя станет залогом мира между львами. Глядя на своего сына, Кову видел в нём Киару — такой солнечный и трогательный котёнок! Но вспомнив, что именно он погубил его жену, лев отвернулся. — Я люблю тебя... Он так боялся признаться себе в этом раньше! Но он любил своего сына. Он — последнее, что осталось после Киары. Королевская кровь не прервется, ведь Симба и Нала вновь собирались родить ребёнка, да и они ещё были так молоды, что могли родить ещё парочку. Но вот род Киары прервется... Кову покрепче прижал к себе своего... ИХ сына, и уткнувшись носом в маленькую чёлку, искренне поцеловал его в нос, но тот так и не очнулся...       Вероятно, причиной всему была их любовь. Страстная, безрассудная, молодая и горячая! Они были так опьянены успехом в примирении двух сторон, что в тот же день на закате они сыграли свадьбу. Громким рыком Симба и Нала оповестили о соединении ещё двух сердец, тех, кто стал их наследниками и героями. Киара была достойной дочерью отца и смогла спасти Прайдленд, но она не смогла спасти саму себя... Это случилось гораздо раньше, чем у её родителей. Им ещё не было и двух лет, совсем ещё дети... какова была вероятность, что ещё не достигнув вершины половой зрелости, им удастся зачать, да ещё и двойню? Рафики говорил о благосклонности духов и их благословении. Больше походило на проклятье. Беременность с самого начала проходила тяжело, а старый шаман мог лишь читать молитвы, давать травы и различные соки, но он не мог дать ей что-то кроме убежденности и веры в словах. Этого оказалось мало — организм Киары был не готов к родам, а в Прайдленде не было никого, кто мог бы помочь. — Сынок, прошу. Борись! — тихо прошептал Кову, глотая слёзы и дрожа от страха. Он не мог потерять ещё и эту кроху. Киара рассчитывала на него, верила в него, а он подвёл её. Снова.       Ему не стоило доверять обезьяне. Рафики убеждал, что традиции нельзя нарушать, и что ровно через две недели, когда львёнок только-только откроет глаза, его необходимо показать подданным. Церемонию нельзя отменять ни при каких обстоятельствах. Но в тот день шел сильный ливень, и животных было совсем мало, а те, кто и пришел, ничего не видели и не слышали из-за пелены дождя, шума безудержных порывов холодного ветра и грохота грома. Все промокли полностью и многие заболели, в том числе и маленький принц. Ему было тяжело дышать, а дыхание было не просто горячим, а сухим и обжигающим. Его тельце сгорало от жара похлеще пустыни Сахары. Жизнь ускользала от того, кто только недавно сделал в ней первый шаг, а Кову не мог ничего с этим поделать. — Ты поправишься, и мы с тобой будем путешествовать, — глотая слёзы, Кову старался говорить бодро, словно не он уже потерял веру в эти слова. — Я научу тебе охотиться и подскажу, как нужно общаться с другими детьми. Если тебя кто-то обидит, то я научу давать сдачу, но и научу прощать. Ты будешь красивым львом, самым прекрасным принцем из всех! И у тебя будет замечательная жена и куча маленьких львят! И звери будут боготворить тебя! Ты станешь самой яркой звездой! Ярче, чем Мохату! Только поправься, ладно? Ты немножечко поспи, а завтра будет лучше...       Он смотрел, как угасает его ребёнок изо дня в день. Рафики только беспомощно разводил руками и горестно причитал, что судьба принца зависит от треклятых духов. Если это так, то они бессердечные эгоисты, а Круг Жизни — полный бессмыслицы идеал для дураков. Ни его жена, ни дети не заслужили подобного. Симба и Нала будто игнорировали Кову и их внука, стыдливо смотря в глаза при встрече. Королеве нельзя волноваться — в её положении ей нужно было думать о другом ребёнке, а Симба просто не мог найти подходящих слов. Кову не стало легче от фраз: "Ты не виноват", "Она в лучшем мире", "Она здесь, с тобой. В твоём сердце, в каждом дыхании ветра...". Эти пустые слова не способны вернуть кого-либо к жизни, и они являются слабым утешением. Витани же тоже сторонится его и его неприятностей — у неё, наконец-то, наступили счастливые времена. Она обрела счастье со львом по имени Тоджо, и сейчас она вместе с ним отправилась в странствие, оставив брата наедине со своими бедами. Он остался совсем один. И так некстати он вспомнил свою мать. Она тоже осталась одна и никто не смог её понять. — Я люблю тебя, Кива, — тихо прошептал Кову, обнимая безжизненное тельце сына. Принц умер. Его отец закрыл глаза. Где-то вдалеке оглушающим треском пронзил небо гром.       Первые дни Кову сторонился Кивы, позволяя молочной матери полностью заботиться о ребёнке. Симба и Нала были столь опечалены смертью дочери, что проявляли интерес к внуку едва ли больше его отца. Но потом до Кову дошло, что их с Киарой сын не просто наследник, и что он вовсе не виноват, что разорвал чрево матери, а что это ребёнок — плод их любви, сильной, меняющей и исцеляющей душу. Он часто ловил себя на мысли, что думает о том, каким вырастет этот мальчик, на кого больше будет походить в итоге, какая судьба его ждёт. Кову ощутил свою связь с ним, и хотя он ещё не был готов демонстрировать любовь, поскольку ещё не мог до конца преодолеть долю отвращения и ненависти к сыну за боль, доставленную его любимой, но лёд в его сердце дрогнул... У него больше не будет возможности проверить свои догадки, обнять или поцеловать сына. Кива никогда не вырастет и не улыбнется своему папе. У него никогда не будет ни жены ни детей. Кову больше не нужно топить в сердце лёд — он с треском лопнул в тот самый день, когда он понял, что может потерять и его, его последнюю ниточку с Киарой. А теперь духи бессердечно забрали у него и его, а сердце облилось кровью будто вулкан магмой. Его рыдания и проклятия сливались с рёвом ливня, и никто не пришел ему помочь.       Кову стоял на краю обрыва. Только сделай шаг вперёд — и полетишь камнем вниз прямо с самой высокой точки Прайдленда, с самой вершины Прайдрока. Лев сглотнул и собирался сделать ещё шаг, но внезапно он вспомнил, что самоубийц нет среди Королей Прошлого — их души не обретают покой и не сверкают среди небес. Он не готов был погибать ради того, чтобы навечно лишить себя возможности вновь встретиться с Киарой, пускай и на том свете. Кову сделал шаг назад. Его сына похоронили рядом с матерью и братом, и Кову не мог смотреть на укрытый листвой живой холм. Каждый раз, когда он смотрел на него, то его сердце сжималось, а в голове постоянно возникала мысль о том, что если Рафики уже раз обманул его с духами Королей, то, возможно, и насчёт самоубийства он тоже ошибается? Но Кову так и не смог убить себя, хотя пытался. Он был отчаянным на охоте, спал под дождём и всегда искал неприятности, но его здоровье только укрепилось, а инстинкт самосохранения всегда уводил его в сторону от смертельной угрозы. Сама природа продолжала оплакивать утрату принцессы и её детей и это был под стать меланхоличному настроению льва. Он стал более замкнутым, чем обычно, и ни с кем не хотел идти на контакт. Симба предпринимал несколько тщетных попыток, но всё было напрасно и он вскоре опустил лапы. А вскоре Симбе уже было не до Кову — когда ливень закончился, то в первый солнечный и ясный день родился яркий солнечный комочек, который был назван Кионом — будущим королём Прайдленда. Кову не мог простить ошибки Рафики. Он не смог простить и предательства родителей, которые быстро забыли о своей утрате и целиком переключились на своего сына. Казалось, вся саванна забыла о том, какие утраты принёс с собой сезон дождей. Только Кову не забыл. И он возненавидел их.