«Tumult Feelings»

Сезон дождей сменялся сезоном палящего солнца, который в свою очередь вновь уступал место сезону дождей. Природа оживлялась и обновлялась, меняя Прайдленд немного, но наверняка. Несмотря на то что казалось, будто ничего не происходит у величественного Прайдрока и ничего не меняется в своей стабильности, на деле ни один листочек не повторил в точности того же положения как в прошлом году, а каждая новая травинка росла на месте старой. Саванна оживилась несколькими ростками деревьев, чудом обретших новое место для жизни, а водоемы становились всё шире, делая землю вокруг более мягкой и глинистой. Единственное изменение, которое замечали жители Прайдленда — прекрасная тонкая акация, окруженная стрелицией, которые выросли на том месте, где обрели покой принцесса Киара и двое её сыновей. Буро-каштановый массивный лев нередко приходил на эту могилу и внимательным изучающим взглядом глубоких сумрачных изумрудных глаз изучал растения. Уголки его рта могли изредка приподняться, когда он вспоминал улыбку и смех своей жены, её наполненный любовью взгляд прекрасных и больших карих глаз, тёплых как африканский закат. В другое же время его трудно было увидеть улыбающимся. Искренне, во всяком случае. Конечно, он был учтив с Королём и Королевой, а также со своей родной сестрой, но и желания общаться он особого не изъявлял. Было то, что разделяло его и остальных. Они все были счастливы, а он — нет. Они любили и были любимы, им было ради кого жить, а те, кого любил Кову и те, кто нуждался в нём, превратились в дерево и цветы. У них были дети, а дети Кову были давно уже мертвы. И они все давно уже позабыли о тех, о ком каждый день вспоминал он. Лев изменился за последние три года. Его несколько наивные и весёлые глаза обрели необычайную тяжесть и груз бедствий и злобы. Грива стала ещё пышнее и темнее, порой скрывая под собой его хмурый взгляд. Губы его тоже будто обвисли и застыли в вечно недовольно-напряженном виде. Кову всё ещё был красив и привлекателен снаружи, но внутри у него давно всё умерло ещё три года назад, и лишь сгустки былой доброты спрятались где-то в уголках его сознания, в глубоких щелях его кровоточащего сердца. И то, что сегодня был на удивление приятный и солнечный ясный день вовсе не придавало ему радости. — Ты не пришел на презентацию, — резче, чем хотелось, к нему обратился Король. Кову не шелохнулся. — К тебе обращается Его Величество. Прояви уважение, — поддакнула надоедливая птица-болванчик. Кову криво усмехнулся, но всё так же демонстративно сидел спиной к королю. "Мой отец учил, что нельзя оборачиваться к чужакам спиной!". Это воспоминание одновременно согрело, но и ранило душу. Прикрыв глаза и тяжело вздохнув, лев заговорил глубоким сдержанным голосом: — Его Высочество пришло на место упокоения его дочери и его внуков. Пускай и он проявит уважение к ним и не будет повышать голос здесь. — Это не ответ, — одернул его Симба, однако пыл свой он умерил. Подойдя к тёмному льву и сев рядом, Симба некоторое время уважительно помолчал, с печалью и тоской глядя на могилу дочери. — Мне тоже их не хватает, Кову, но жизнь продолжается и... — Не хватает? — хрипло рассмеялся Кову, подняв на Короля полные ярости и обиды взгляд. — Когда она умирала в страшных муках, то она умерла у меня в объятиях! И тебя не было рядом. Когда мой сын заболел и умирал, единственный внук, который у тебя был, то вы все предпочли предоставить его на произвол судьбы! — Это не так, — попытался было возразить Симба, но Кову и слушать его не хотел. — Не так? А как? Ты только на словах и в мелких вопросах был заботливым папочкой! — Ты говоришь с Королём, Кову! С твоим Королём, — напомнил Зазу, но лев лишь презрительно фыркнул в ответ. — Я говорю не с Королём, а с отцом. А отец он никудышный! Не успело тело его дочери остыть, как её все позабыли, ведь появился Кион! А потом вы благополучно заделали ещё один комок шерсти. — Этот комок шерсти — твой принц и будущий Король, — оскалился Симба, на что Кову ответил невозмутимым и холодным взглядом. — Мои принцы проросли в стеблях этих цветов. — Пока ты часть прайда, то ты должен уважать наши законы, — вновь подал голос Зазу. Лев нехорошо сверкнул глазами. — Верно, птичка. И по ним наследник — я. Киара была старшим ребёнком, а я её муж. Но я принц не только благодаря дарованному титулу. Я наследник и сын Шрама. Услышав эти слова, Симба нахмурился и зло посмотрел на зятя. Как же ему не хотелось видеть перед собой призрак его покойного дядюшки! Но он видел его. С каждым днём Кову всё больше и больше походил на безумного Короля, и Симбе уже с трудом удавалось сдерживать свою паранойю, но его кошмар прошлого повторялся всё чаще и чаще... — Ты сын не по крови, — больше для себя, чем для Кову, уточнил Симба. Лев не стал перечить, потому Король продолжил: — За тобой сохраняется право наследования, но только после меня и моих сыновей. Кову отвернулся к акации, с горечью понимая правоту слов Симбы. Он здесь никто, как бы ему ни хотелось верить в другое. Даже его сестра прижилась, подружилась с Налой и Симбой, ведь её супруг когда-то был их другом в детстве. А сейчас их объединяет и рождение детей. Витани по секрету рассказала Кову, что они все четверо будут не против, если удастся обручить Ари, младшего сына Симбы и Налы, с Тамани, дочерью Витани и Тоджо, названной в честь матери и тётки. Но правда была в том, что даже маленькая синеглазая Тамани была важнее прайду, чем он, Кову, несостоявшийся принц и Король. Он оставался здесь исключительно по милости Симбы, как бы горько ему ни было это признавать. — Мне тоже очень больно, Кову. Что бы ты там ни придумал себе, а я любил Киару. Но пора принять, что мы не всегда можем спасти тех, кого любим, — голос Симбы смягчился и в нём прозвучало сочувствие к этому потерянному и одинокому льву. Ему не хотелось видеть Кову таким. — Киара всё ещё живёт с нами. Если ты внимательнее посмотришь в самую глубь, то ты увидишь её. Перестань мучить себя и жить прошлым. Ей хотелось бы, чтобы ты радовался жизни и жил дальше, помня о ней, но не умирая вслед за ней. — Ты легко забыл, верно? — глухо спросил Кову. — Нет. И я вижу Киару в Ари. Потому я и назвал его духом. — Ари не похож на Киару! Кион и то больше походил на неё, — возразил Кову, злясь на Симбу. "Неужели он забыл, как выглядела его дочь?!". На этот выпад Симба ответил спокойствием. — Да, Ари похож на Налу больше других наших детей, но загляни ты глубже и заметишь, что он уже напоминает Киару — такой же доверчивый, открытый и активный! — Как и все львята, — хмыкнул Кову, смахнув тёмную чёлку с лица. Важно встав, он неспешно направился к дальнему уступу, где его никто не трогал и не донимал. — И не поворачивайся ко мне спиной, Кову, — рыкнул король ему вслед. Кову остановился и обернулся с ехидным смешком. — Разве ты чужак, Симба? Или ты угрожаешь мне? — Это невежливо по отношению к Королю, — вместо Симбы ответил Зазу. — Я не собирался никого оскорблять, — пожал плечами Кову. Он устало вздохнул и уже гораздо спокойным голосом пошел на примирение: — И если это так важно, то я прошу прощения, что не пришел на презентацию Ари. Я не хотел портить этот счастливый для вас день своей грустной миной. Симба внимательно посмотрел на него, а затем вздохнул и поднял на зятя грустный взгляд, наполненный жалостью и бессилием. Ему хотелось помочь выбраться льву из пучины тьмы и горя, но как он мог помочь тому, кто не хотел, чтобы ему мешали тонуть? — Ты всё ещё член нашей семьи, Кову, помни об этом. Ты всегда можешь обратиться за поддержкой к нам. — Буду иметь в виду. Кову давно перестал верить в эти слова, а предательство сестры ещё больнее отзывалось в груди. Ему хотелось, чтобы она пришла и хоть раз поговорила о том, что случилось, чтобы она поняла, через какой ужас он прошел в одиночку. Но после своего возвращения из путешествий она быстро включилась в жизнь прайда, завертелась в кругу охотниц, подружилась с Налой благодаря тому, что смогла понять желания Киона и в качестве посредника смогла наладить контакт между родителями и подростком, которые в силу разных интересов не могли услышать друг друга. Именно она смогла объяснить Симбе и Нале, что их сына не переделать, и если он хочет путешествовать в компании своих друзей и помогать тем, кому требуется помощь, то им остается только гордиться таким решением и таким сыном, и отпустить его в свободное плаванье. В свою очередь, Кион выслушал о том, как необходим наследник для Прайдленда, и что если Кион отрекается от престола, то он должен сперва убедиться, что его место займет кто-то другой. И Витани предложила королю и королеве обзавестись ещё одним ребёнком или же дождаться, пока Кион заведёт семью и собственных детей. Она даже не предложила вариант отдать престол её родному брату! Кову от злости отшвырнул прочь камень, злясь и обижаясь на сестру. Витани предала его трижды. В первый раз именно из-за неё едва не погиб Симба, когда она доложила матери о том, что Кову не убил его сразу. Во второй раз она сбежала с Тоджо на следующий день после похорон Киары, не подумав о том, как плохо сейчас её брату. И, наконец, в третий раз, когда она вернулась из путешествий, то проблемы "маленького термита" опять очутились вне зоны её интересов. Зачем, когда у неё есть хоть и неуклюжий, но любящий и внимательный муж? Прекрасные подруги и их уважение к ней? Любимое дело, в котором она лучше многих львиц? Ребёнок? Зачем ей думать о брате, который сам себя презирает за то, что так раскис? И снова неприятный холодный голосок, который посещал его всё чаще и чаще, напомнил про ещё один момент — Витани предала мать. Кову и сам её предал, но ради любви. А ради чего предала её Витани? Ради него? Нет. Она больше любила Нюку, и до сих пор винила его в гибели старшего брата. Ради мира? Витани росла среди войны, и в отличие от Кову, она даже не знала, что такое мирная и счастливая жизнь в Прайдленде. Так ради чего? Ради чего она оставила мать в одиночестве? Только сейчас Кову понял, что испытывала тогда его мать. Она любила... Безумно любила Шрама. Когда на их прайд напали и их короля убили, то беременная королева со своим травмированным ребёнком и кучкой выживших львиц вынуждена была сбежать прочь, чтобы выжить. Её никто и нигде не жаловал. Кроме Прайдленда, где Шрам охотно принял сильных львиц, ищущих нового лидера, которому они могли быть верны до конца. Он оказал Зире поддержку, сделал её королевой и даже принял её новорожденных детей как своих. Шрам вернул её к жизни, подарил ей надежду и любовь. А затем Симба отнял его у неё. И теперь то, что раньше казалось Кову её безумием, обрело смысл. Она мстила, чтобы хоть как-то унять боль. Чтобы сделать хоть что-то для того, кого она любила. Прайдленд был мотивом для других, но истинной причиной её ненависти была её боль, и её мотивом была идея отдать свой долг Шраму. Теперь Кову понимал её и жалел. Она тоже была одинокой в своих чувствах. Зиру боялись или презирали, но никто не думал о том, что это просто львица с разбитым сердцем, чья душа кровоточила и умирала. Но ей было легче, чем Кову. Ей было кого винить в гибели Шрама. Большую часть выживших гиен она убила, и почти убила Симбу — тех, кто причинил боль Шраму и ей. А кого мог винить Кову? Всё вышло естественно и случайно. "Не совсем" — шепнул голосок, и Кову вздрогнул. Рафики. Это он со своей чепухой довёл Киару до такого состояния! Это из-за глупой обезьяны и её прихоти он потерял сына! "А что если он и хотел, чтобы Прайдлендом правил сын Налы и Симбы? Что если так и было задумано, что Киара и ваши дети должны были умереть?". Это была безумная мысль, но она не давала льву покоя. А зачем, ему, собственно, переживать за престол? Да его мать всегда внушала ему эту мысль, и он готовился занять трон, но... Но хотел ли он этого сам? Нет. И Кову понимал, почему он бесился из-за сыновей Симбы. Дело не в количестве наследников, а в самом факте их существования. Это казалось Кову предательством памяти Киары. Почему он помнит о ней и их детях? Почему он не живёт полной жизнью, тогда как Симба и Нала выглядят вполне счастливыми? Они словно заменяют Киару другими детьми. Зачем им думать об умершей дочери, если у них есть два прекрасных сына? Один был как золото и с яркой огненной гривой, чьи янтарные глаза с вызовом взирали на мир взглядом авантюриста и искателя приключений. Другой же был совсем другой — бежевато-золотистый, с нежной коричневой кисточкой и глазами, обещающими быть нефритово-голубыми, как у матери. Ари не был похож на Киару. Он, в отличие от старших сестры и брата, вообще больше походил на мать, чем на отца. И эти комки шерсти были горячо любимы в прайде, и все будто забыли о том, что был ещё один ребёнок, прекрасная и очаровательная дочь короля, которая предотвратила войну, объединила прайды и активно помогала всем, кому могла. Не грубой силой, как Кион, а своим очарованием и умением находить подход к каждому и находить удивительные, порой необычный и нелогичные, но всегда верные решения. И какова была ей благодарность за это? Её имя почти стёрлось из памяти. Какая разница, ведь она просто ещё одно звено в бесконечном Круге Жизни... От злости и обиды на глаза льва навернулись слёзы, и, глядя на Прайдрок и слыша доносившиеся оттуда ветром радостные возгласы и смех, Кову всё больше ощущал потребность что-то сделать. Но что именно? На этот вопрос он пока не нашёл ответ.